[221] Затем, 31 мая состоялся разговор между Кёстрингом и словацким посланником. Кёстринг: «Здесь нужно провести какую-нибудь провокацию. Она должна быть проведена так, что какой-либо немец будет убит, и это приведет к войне». Это замечание могло способствовать страху Сталина перед провокаций со стороны немцев. Однако, более вероятно, что Кёстринг имел в виду способ, который Гитлер придумал, чтобы начать войну с Польшей. Тогда эсэсовцы, переодетые в польскую форму, напали на радиостанцию на территории Германии.[222]
Однако 18 мая Немецкий отдел представил выписки из подслушанных разговоров 13 и 15 мая, в которых немецкие офицеры заявляют абсолютно ясно, что они вскоре ожидают начало войны с Советским Союзом. Один говорит: «По мнению русских, у нас расшаталась дисциплина в войсках ‹…›, но они ‹русские› совершенно не думают о том, что мы знаем, что делаем ‹…›. Генерал, нам нужно начинать войну». Второй собеседник комментирует: «Правда, многие говорят, что атака у русских очень плохо разработана. Это их больное место. Поэтому наши войска должны быть брошены в стремительную атаку. Тогда уж русские войска будут смяты ‹…›. Я думаю, что русские будут кусать пальцы, когда мы появимся нежданно-негаданно». Выборка кончается следующими словами: «‹…› то дело, о котором мы говорим, должно остаться в абсолютной тайне ‹…›. Русские, конечно, будут застигнуты врасплох ‹…›. Мой визит в Генеральный штаб Красной Армии показал мне, что они ничего не подозревают».[223]7 июня Немецкий отдел сделал расшифровку, датированную 5 и 6 июня. Обе содержат комментарии, отражающие немецкие планы нападения на СССР. Последняя строчка расшифровки от 5 июня звучит так: «Москву нам нужно совершенно отрезать от Ленинграда». 6 июня эти замечания были услышаны: «Если мы будем применять здесь в большом количестве истребители, то нам понадобится восемь недель…». Ответ: «…У русских было почти два года передышки».[224]
Конечно, имелись микрофоны, установленные в помещениях посольств и других стран. Расшифровка из финского посольства от 12 мая, взятая вместе с информацией из резидентуры Первого управления в Хельсинки (см. главу 9), не должна была оставить никакого сомнения в мозгах советского руководства, что финны будут сотрудничать с немцами в их войне против СССР. Финский чиновник, выступая 12 мая, заявил: «Мы должны стоять на стороне Германии, так как она единственная великая держава, которая близка к нам».[225]
Микрофоны продолжали предоставлять своевременную информацию, подкрепленную агентурными сообщениями об эвакуации штата посольств, когда война стала приближаться. 11 июня агент Третьего — Английского — отдела Второго управления сообщил, что британское посольство получило телеграмму из Форин Офис в Лондоне, с приказом подготовить эвакуацию посольства в течение семи дней. Вечером 11-го в подвале посольства уже шло полным ходом сожжение документов. 18-го была получена дополнительная информация в отношении эвакуации членов Британского посольства и их семей, а также и тридцати четырех членов германского посольства. В рапортах о следующей волне отъездов из Германского, Итальянского, Румынского и Венгерского посольств отмечалось, что дипломаты, нарушая установленный порядок подачи заявлений в «Интурист», сами звонили по телефону и просили устроить любые места, не позднее 19 июня.[226]19 июня Четвертый — Итальянский — отдел представил информацию по положению в Итальянском посольстве. Посол Аугусто Россо посетил посла Германии Фридриха Вернера фон дер Шуленбурга, который сказал, что хотя он не имеет конкретной информации, но полагает, что война неизбежна. Вернувшись в свое посольство, Россо сначала послал телеграмму жене в Токио, сказав ей отложить возвращение в Москву. Затем он продиктовал телеграмму в Рим, запросив, что будет делать Италия в случае конфликта между Германией и СССР. Он также запросил инструкции о том, что делать с итальянской собственностью и документацией.
В то время как американские официальные лица не были уверены, будет ли вообще война, они все же подтвердили итальянским дипломатам планы эвакуации американского посольства. Журналистка, корреспондент журнала «Кольерс» Элис Леон-Моутс сообщила, что жена американского посла Лоренса Стейнхардта ‹в советских документах — Лоуренс Штейнгардт› подготавливает дачу, которая, по ее словам, будет служить убежищем для тех иностранных дипломатов, которые останутся в Москве во время войны в Советском Союзе.[227]
Три расшифровки ‹прослушанных разговоров›, подготовленных Немецким отделом, раскрывают содержание разговоров, которые происходили 20 июня и относились к намерениям Германии напасть на Советский Союз. В первой отмечалось приводящее в замешательство отсутствие подготовки, заметное в Москве: «Они не делают ничего, хотя слышали слухи и знают об эвакуации дипломатического корпуса». Во второй содержатся такие замечания, как «будет очень хорошо начать воевать сейчас ‹…›. Русские нас боятся». Последовало обсуждение качества дорог в различных местах Европейской части СССР. В последнем сообщении говорится о визите приехавшего ‹германского› генерал-лейтенанта к Наркому обороны Тимошенко и начальнику Генерального штаба Жукову. Он был принят очень любезно, «но это был только визит. Ни по каким политическим или военным вопросам не говорили». Далее один собеседник говорит: «Россия не хочет и не может воевать». Кто-то отвечает: «Да».[228]
Один из последних и самых острых прослушанных разговоров состоялся 20 июня в особняке генерала Кёстринга между ним и послом фон Шуленбургом. Посол начал словами: «Я лично очень пессимистически настроен и, хотя ничего конкретного не знаю, думаю, что Гитлер затевает войну с Россией. В конце апреля месяца я виделся лично с Гитлером и совершенно открыто сказал ему, что его планы о войне с СССР — сплошное безумие, что сейчас не время думать о войне с СССР. Верьте мне, что я из-за этой открытости впал у него в немилость и рискую сейчас своей карьерой и, может быть, я буду скоро в концлагере». Кёстринг не разделил пессимизм посла относительно победы над СССР. Богдан Кобулов, замещавший Меркулова, отослал этот патетический рапорт Сталину, Молотову и Берии.[229] Неизвестно, вызвал ли он отклик.
Второе управление продолжало получать сообщения от агентуры в различных иностранных посольствах. Среди очень интересных сообщений — представленные покойным российским писателем Овидием Горчаковым. Он описывает агента («Ястреб»), который разрабатывал старшего офицера германского посольства, проходящего только как «Фон В.», угощая его великолепными обедами и поставляя дамское общество за счет Второго управления. Целью этих отношений была возможная вербовка. Но до этого, задачей стояло получение любых материалов о текущей деятельности и персонале германского посольства. «Фон В.» заявлял, что он якобы участвовал в переговорах 1939 года по пакту о ненападения. Он описал сцену в московском аэропорту 23 августа, — посол фон Шуленбург и ответственные сотрудники германского посольства приветствовали министра иностранных дел Риббентропа и немецкую делегацию. Среди других интересных информационных деталей, сообщенных «Фон В.», было его заявление, что германская разведка знала, что после выхода коммюнике ТАСС от 14 июня 1941 года, утверждавшего, что войны не будет, Берия приказал начальнику Главного политического управления Красной Армии Льву Мехлису распространить его.[230]
Другим источником в германском посольстве («Эрнст») мог быть мелкий чиновник штата или советский работник. Информация, сообщаемая «Эрнстом», хотя и прозаичная, ясно показывала, что посольство готовилось к серьезным событиям. 19 мая он сообщил о встрече советского посла в Берлине В.Г. Деканозова (в сопровождении своего переводчика В.П. Павлова) с послом фон Шуленбургом, которого сопровождал его близкий друг Густав Хильгер, и секретарь посольства Гебхардт фон Вальтер. Шуленбург пытался предупредить Деканозова о намерении Гитлера начать войну с СССР, но Деканозов сказал, что не уполномочен слушать подобные заявления и что только Молотов может затрагивать этот вопрос. По словам «Эрнста», Деканозов сообщил о разговоре Берии, который сказал, что Германия пытается шантажировать СССР. 2-го и 3-го июня «Эрнст» передал разговоры с германским помощником военного атташе Гансом Кребсом, в которых тот хвалил Сталина за приверженность пакту о ненападении и о решении Советского военного совета не требовать повышения режима готовности войск. Конечно, это было продвижением немецкой дезинформации. 11 июня «Эрнст» сообщил, что германское посольство получило приказ из Берлина быть готовому к эвакуации через семь дней. В подвале уже начали жечь документы. Что касается коммюнике ТАСС от 14 июня 1941 года, «Эрнст» сказал, что Молотов вручил Шуленбургу его копию до публикации. Шуленбург выразил свое мнение многим, что коммюнике было мудрым шагом.[231]
Другой агент («Гладиатор») обслуживал итальянское посольство. 12 июня он сообщил, что там все открыто говорят о предстоящем германском нападении. Посол Россо был обеспокоен положением своей жены, которая планировала вернуться в Москву из поездки по Дальнему Востоку (позднее он решил, что ей нет смысла возвращаться). 20 июня «Гладиатор» сообщил, что посол собирается уезжать в этот день и выступил с прощальной речью перед советскими служащими.