Но, если уж ствол под рукою,
И руки твои не кривы,
Желание было такое
В глубинах его головы.
Молекула, атом, нейтроны.
Протоны, чего там ещё?
Да были бы только патроны,
Приклад бы ещё на плечо
Вот так надавил бы покрепче,
Чтоб жару начальству задать,
Чтоб меньше им сладкие речи
С высоких трибун задвигать!
Но старенький школьный учитель
Ему рассказал про баланс,
Про некие тайные нити,
Про связи времён и пространств:
«Не всё тут тебе трали-вали!
Он, атом-то этот, не прост,
Он мелок, подлец, и едва ли
Его ты ухватишь за хвост!
Тут, как ни старайся, не выйдет
Пальнуть по нему из ружья,
Его очень трудно увидеть,
Трудней, чем в траве муравья!
Вообще это мутная тема.
Найдя в ней системный расклад,
Внутри этой самой системы
Серьёзные люди сидят.
Они там отнюдь не с похмелья,
Ладонями стиснув виски,
В секретных своих подземельях
В специальные смотрят очки.
И строгий свой взгляд — во работа! –
В пространство вонзают, как нож:
«Эй, атом, голубчик, чего ты
Никак на контакт не идёшь?»
Там целая, типа, плеяда,
Их прямо, как молния в лоб,
Идея пронзает, что надо
В ловушку поймать изотоп!
Поймают. Поверь, — заключил он, –
С компанией этих ребят
Тягаться тебе не по силам.
Тебя самого расщепят.
Возьмут, если надо, под ноготь,
И всё, и привет, баю-бай!
Не надо молекулы трогать,
Иди лучше книжки читай!»
«Согласен — сказал ему Мишка, –
Не надо в молекулы лезть,
Ядро расщеплять — это слишком,
Получше занятия есть!»
Чтоб полным не быть недотёпой,
Он в клуб, в дом культуры пришёл
И книжку прочёл, «Дядю Стёпу»,
Что было там, то и прочёл.
Ещё одна умная книга
На полке пылилась в углу,
С ней целая вышла интрига,
Там сразу же в плен, в кабалу
Наш Мишка попал. «А чего так?» –
Народ меня спросит. А так –
Там автор конкретен и чёток –
Борис был такой, Пастернак.
Он дал нам намёк: «Извините,
Мы вместо, чтоб водку лакать,
Должны в сердцевину событий,
В рабочую суть проникать».
(«Во всём мне хочется дойти
До самой сути,
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.
До сущности протекших дней,
До сердцевины,
До оснований, до корней,
До их причины».
и т. д., Борис Пастернак).
Ребята, насчёт Пастернака
Недолог мой будет рассказ.
Там вышла не то, чтобы драка,
Скорее, публичная казнь.
Коллеги его по искусству,
Советских писателей хор
Сказали: «Какой-то он грустный
С людьми у тебя разговор!»
Они раздолбали поэта,
Срубили его наповал:
«Все люди как люди, а этот
До сути дойти пожелал!»
Они оттянулись на славу:
«Смотрите, какой супермен!»
Читатель, я знаю их нравы.
Не хор там, а стая гиен.
Глумливая эта шарага
Его на куски порвала –
За «Доктора», скажешь, «Живаго»?
Да нет, тут другие дела.
Им строчка царапнула разум,
Что шустрый какой-то пострел
Без всякого сверху приказа
До сути дойти захотел.
Простая строка. Но вообще-то
В ней видится явственный знак,
Чего там в башке у поэта,
Какой он такой Пастернак.
Под током искрящийся провод –
Строка эта — вот я о чём,
А «Доктор Живаго» — лишь повод
Загрызть человека живьём,
Чтоб было понятно поэту:
До сути никто не дойдёт,
А, может, её даже нету,
Пойми, наконец, идиот!
И, если дошедший до сути
Поймёт, в чём она состоит,
И кто нами вертит и крутит,
То он будет в землю зарыт,
В глубокую яму закопан,
Чтоб там не стихи выражать,
А вместе с собратьями скопом
В одном котловане лежать.
Дай Бог там, ребята, не лечь нам –
Вот этого хочется мне,
Чтоб больше нам думать о вечном,
И меньше о всякой …не.
Долой перманентную пьянку!
Основу искать — вот наш хлеб! –
Нутро, сердцевину, изнанку
Явлений, событий, судеб!
Так вот, что касается Мишки,
Казалось бы, он тут причём?
Как раз у него-то в умишке
Всё то, что он в книжке прочёл
По поводу сути явлений,
В единый срослось монолит.
Он понял: поэт — это гений,
Когда он вот так говорит.
Да, умные книжки не зря нам
Порой преподносит судьба.
«Выносливым будь и упрямым, –
Подбадривал Мишка себя, –
По кочкам, канавам и лужам
Шагай напрямик, но учти,
Что, ежели ты безоружен,
До сути тебе не дойти!»
…Мой вывод таков, если вкратце,
Уж если свести все концы:
Я вам про писателей, братцы,
Скажу, что они молодцы.
Да, вот где зарыта собака,
Найди уже с ними контакт,
Бориса читай, Пастернака,
И будешь ментом. Это факт –
Срастёшься с любимой конторой,
Задор обретёшь и запал,
Как Мишка, герой наш, который
Стажёром впоследствии стал.
И пусть они рано ли, поздно,
В душе запоют соловьи,
Когда лейтенантские звёзды
Погоны украсят твои.
Хорошее дело, однако,
Полезное, я бы сказал,
А вот самому Пастернаку
Я б сразу полковника дал.
Эх, жалко он умер, а то бы
Отличным бы опером был,
И честно, без дури и злобы,
До сути всегда доходил.
Наш Мишка — не трус и не лодырь.
Он знал, куда силы девать,
Вот он и пошёл на два года
Отчизне свой долг отдавать.
В степи и в горах, в зной и в холод,
Нормально и честно служил,
Потом в милицейскую школу,
Приехав в Москву, поступил.
Конечно, он парень не промах,
Но староста курса, дебил,
Смеялся: «Ты лапти-то дома
В Сибири своей не забыл?»
Ему аж башку распирало
От мыслей. Он вскорости стал
Шестёркой того генерала,
Который нас плотно топтал.
А Мишка гулял, не печалясь,
На все эти глядя дела.
Курсантские годы промчались.
Петровка его приняла.
С ним чикаться долго не стали, –
С напутствием ясным, простым
В район нам как раз и отдали,
Мол, сами мудохайтесь с ним!
А дальше, читатель, ты знаешь:
Хоть был, прямо скажем, не рад,
Потап его взял — за глаза лишь,
Которые ярко горят!
Так вот, об оружии: Мишка
Его собирал с юных лет
Пытливый, смышлёный парнишка,
Теперь таких даже и нет.
В сибирской тайге, в старых сёлах
Народ был тогда боевой.
С гражданки ещё, с Халхин-Гола,
Потом со Второй мировой
Стволов сохранялся излишек –
В какой ты сарай ни зайди,
Там парочку старых ружьишек
Всегда было можно найти.
Ружьишки-то добрые были:
Уж если кто пришлый сюда
Пешком ли, верхом на кобыле
Забрёл ли, заехал — беда!
Ружьишки тебе объясняют,
А то и ручной пулемёт,
Чего с чужаками бывает,
Кто нос свой без спросу суёт
В глухие таёжные дебри,
Кто спутал в пути берега.
Не любит она и не терпит
Незваного гостя тайга.
Немало в итоге собрал он
Стволов этих, наш Михаил.
Он мёдом, и спиртом, и салом
Владельцам ружьишек платил.
Он их с переменным успехом
Не раз и не два, а сто два
На старом мопеде объехал,
Аж кругом пошла голова.
Таких даже нету на карте
Далёких заброшенных сёл,
Где Мишка устраивал бартер, –
Он сразу садился за стол
И спирт выставлял. Классно, круто!
Я сам вспоминаю подчас,
Что не было твёрже валюты
В советской Сибири у нас.
И мысль от затылка до брови
Ему бороздила башку:
Стрелок должен быть наготове,
Стрелок должен быть начеку!
Он в деле хитёр был и ловок:
Под нос недовольно бурча,
За пару драгунских винтовок
Канистру давал первача,
Мол, эх, прогадал, ты поди-ка! –
Он с виду был строг и суров,
А сам хохотать был до крика,
До клёкота в горле готов,
Аж сердце в груди колотилось
От тёплых застольных бесед,
Мол, вот оно, чудо, случилось!
Ещё один есть раритет!
Немало их там в общей массе
В коллекции было его –
«Беретта», и «Магнум», и «Шмайссер»,
И много другого чего.
«Смит-вессоны», кольты, наганы –
Он прямо над ними дрожал.
А я и скрывать-то не стану:
Он их нелегально держал.
Он всё понимал: «Да, рискую!»,
Зато был всегда начеку,
Под курткой отнюдь не пустую
Носил кобуру на боку.
И вот он с нами. Мы не то чтоб в дураках,
Но где-то рядом. Все пути у нас впотьмах,
Ещё не стала ночь глухая ясным полднем,
Но мы возьмём свои вершины. Друг, налей!
Чем выше в гору ты поднялся, тем светлей!
Да, банда крупная у них, но первый пойман.
Четырнадцатая глава
Ну, если точным быть, то первый в коме
Всё так же под охраною лежал.
Однажды он и вовсе чуть не помер,
На миг очнувшись. Ужас, как кинжал,
Его насквозь пронзил, как штырь железный,
А, значит, всё теперь предрешено –
Он так решил. И было бесполезно
Работать с ним. Бревно и есть бревно.
(Читатель, я надеюсь, ты запомнил
Ту самую погоню со стрельбой,
На том шоссе под Химками, и понял,
О чём сейчас я речь веду с тобой).
Ну, дальше нам известна эта тема:
Он будет щурить из-под одеял
Сквозь щёлочку свой глаз: да я вообще, мол,
Рассудок от наркоза потерял!
А вот курьер, которого красиво