Из круглого чердачного окошка
Сиди себе и в оптику смотри.
Признаться, я не слишком понимаю,
Все семинары в вузе пропустив,
Какая это оптика такая,
Где окуляр, а где там объектив.
Ну, мне-то и не надо, я с Витюхой
Посажен был в тот самый грузовик,
Который был не просто развалюхой,
А большей частью ездил напрямик.
А вбок там, влево, вправо — не особо,
Не слишком получалось у него.
Оно всё это было ничего бы,
Будь совести хоть капля у него!
«Не заведусь, и всё!», — вот так сначала
Он дал понять нам в самый первый миг,
Кто главный тут. Ему и дела мало,
Что он обычный скромный грузовик.
Но мы сумели с ним договориться,
Хотя, я вам скажу, не без труда.
Пришлось ему шепнуть, что ЗИЛ-130
Покруче будет всякого «Форда́»!
И сразу руль расклинило. Едва ли
Хоть кто-то в это верил из ребят.
Его, как нам потом спецы сказали,
Заклинило пятнадцать лет назад.
Короче, мы готовились по полной.
Я помню наших всех до одного,
Как вместе с пылью втаптывали в пол мы
Сомнения на тему «кто кого».
И, глядя вдаль на небо голубое,
Где ветер тучу в клочья растерзал,
Потап сказал стажёру: «Чёрт с тобою!
Готовь уже его, свой арсенал!»
Ну что же, вот и утро. Двор знакомый –
Не нам, Толяну, он тут лично был.
С лопатой и метлой от дома к дому
Удав под видом дворника ходил.
Два опера как будто бы грузили
Носилки, и Витёк в грузовике
Сидел со мной как раз в том самом ЗИЛе,
И Коля прохлаждался налегке,
Изображая юного спортсмена,
Махал руками возле турника,
Плечом вертел, чеканил мяч коленом,
Кирпич колол ударом кулака.
Мол, он простой дворовый обитатель,
Мечтающий сравниться с Брюсом Ли.
Вдох-выдох! Кхья! Поверь мне, мой читатель,
Что мы бы так с тобою не смогли.
Сергуня с Вовкой вдаль смотрели зорко
В свои бинокли. Едут! Мяч в игре!
Да, вот они — и «Волга», и «семёрка»,
Уже у нас под носом, во дворе!
Тут сохраняй спокойствие, рассудок,
Пускай они сперва войдут в подъезд
И всё, что надо, вынесут оттуда,
Вот тут мы и поставим жирный крест
На этой всей истории. Заходят!
Минута, и по лестнице гуськом
Идут назад. Идите! Путь свободен!
Последний миг — и мы уже поймём,
Зачем они вообще сюда совались,
И кто кого оставил в дураках.
Всё, вон они уже, нарисовались
С коробками картонными в руках.
И скачет пульс, и нервы на пределе,
И вот уже мы вяжем всех подряд!
Они и пикнуть даже не успели,
Когда Потап скомандовал: «Захват!»
Но как-то попытались всё же скрыться,
Рвануть в бега, мол, шанс не так уж мал,
Но грузовик, тот самый «ЗИЛ-130»,
Он слово своё веское сказал!
Витюха перекрыл им всю дорогу,
И «Жигулям» бросаться на него –
Как будто моське спорить с носорогом,
Людей смешить и больше ничего!
«Уходим!» — крикнул голосом гнусавым
Их главный. Он хоть ухо-то востро
Держал своё, но всё-таки Удавом
Был брошен на асфальт через бедро!
И Фаберже, эксперт их самый главный,
С глазами потемневшими на лбу,
Метнувшись вбок, позорно и бесславно
Вцепился в водосточную трубу!
Инфаркт как будто скрючил человека.
Согнувшись пополам, разинув рот,
Стоит — ни «бэ», ни «мэ», ни кукаре́ку,
Как будто он вот-вот уже помрёт!
Ну всё, не спим! Работаем по цели!
Его скрутили. Есть! И на других,
На остальных наручники надели
За шесть секунд на всех на пятерых.
Ну, а потом два месяца рутины,
Мы день и ночь плели стальную сеть,
Они там явно были не кретины,
Пришлось, как говорится, попотеть.
С такими опознание, допрос ли –
Задача не для среднего ума.
Сначала в КПЗ три дня, а после
СИЗО уже, Бутырская тюрьма –
Такой у них маршрут, всё как обычно,
Всё тот же распорядок и режим,
Хоть взяты они не были с поличным,
Но общий ход вещей неумолим.
Они, что было, всё почти признали,
Чтоб максимальный срок не получить.
Мы тридцать эпизодов доказали,
С которых им уже не соскочить.
Вот он и к нам пробился, солнца лучик.
Хотя и были мы настороже,
Но то, что все мы премию получим,
Реальностью казалось нам уже.
Ребята, вы мне можете поверить?
Нам по тридцатке лично обещал
Тот самый, бесноватый, вроде зверя,
С Петровки, тридцать восемь, генерал.
Характер у него, конечно, склочный,
Но, что он отвечает за слова,
Вам подтвердит, я это знаю точно,
Вся наша милицейская Москва.
И выдали ведь! Всё, как обещал он,
Случилось! Я, как вспомню это всё,
Как будто от какого-то причала
Какая-то волна меня несёт.
Я даже позабыл, о чём тут речь-то,
А, вот о чём: товарищ наш Удав
Вернул свою невесту. Это нечто.
Она к нему, неделю отрыдав
По той любви, что в памяти теперь уж
Какая-то накрыла полумгла,
Сказала (ты, читатель, не поверишь):
«А всё же дура дурой я была!
Любовь — она имеет свою меру,
Найди её, и можешь дальше жить!»
Она, узнав зарплату инженера,
Раздумала к нему переходить
(Жаль, не могли во время СССРа
В тюрьму за меркантильность посадить!)
Удав потом с улыбкою счастливой,
Мол, я три дня баклуши буду бить,
Позвал нас на природу выпить пива,
Ему хотелось премию обмыть,
А заодно возврат своей невесты,
Возможно, даже будущей жены.
Когда он нас привёл туда на место,
Немного были мы удивлены.
Мы в облаках, конечно, не витали
Насчёт родных красот, но всё равно
Давно такой разрухи не видали.
У нас так быть в России не должно.
Он нас привёл туда же, где когда-то
Хотя и помнить это тяжело,
Ушастый от своей ушёл расплаты.
Полгода с того времени прошло.
Разделав воблу весело и ловко
И сухари солёные достав,
Витюха, я, Толян, Сергуня, Вовка,
Стажёр и сам, конечно же, Удав
На брёвнышке сидели, прохлаждаясь
В лучах заката ярких, золотых,
И тосты, тосты разные рождались,
И дождь прошёл, и ветер поутих.
Психолог с нами был ещё, тот самый,
Что нам мозги настроить помогал,
Когда была завязка этой драмы,
И депресняк глушил нас наповал.
Он к нам с тех пор захаживал частенько,
Хотел найти логическую нить,
Мол, это как — башкою лезть на стенку
И мозг при этом целым сохранить?
Удав бы нас в кафе, в пивную пригласил,
Но это было уже выше его сил,
В связи с Указом всё вокруг позакрывали.
Иди в столовую, народ, и пей кефир!
Короче, вот она, природа, антимир,
Где мы уже друг другу пиво наливали.
Девятнадцатая глава
Нельзя без тревожного стона
На всё это было смотреть –
Какая-то база, промзона,
Не жизнь тут, скорее, а смерть.
Психолог, что к нам напросился,
Он словно помешанный стал,
Как сломанный столб, покосился,
Когда это всё увидал.
Свечою зажглась поминальной
Высокая в небе звезда.
«Удав, ты, вообще-то, нормальный?
Зачем ты привёл нас сюда?»
И, глядя на эту разруху,
Эстет весь такой из себя
И он же философ, Витюха
Сказал: «Да и ладно. Судьба!»
В какие бы светлые дали
Каким бы ни шли мы путём,
В конечном итоге едва ли
Куда-нибудь мы попадём,
Чтоб там хоть немного по сути
Пейзаж отличался для нас
От этой невиданной жути,
Что видим мы с вами сейчас.
Психолог писклявым фальцетом
«Смотрите, — сказал, — котлован!
Там дна у него даже нету,
А значит, я полный болван,
Что с вами сюда притащился,
Себя не спросив самого,
Во мне позитив отключился,
И как мне теперь без него?»
«А ну, веселее, наука! –
Удав ему пива плеснул, –
Занятная видится штука,
Ну прямо вообще караул!
Не где-нибудь там за морями,
А вот, посмотри, прямо тут,
Во всём этом соре и хламе,
Берёзы сквозь камни растут.
В конторах и офисах сидя,
Когда-нибудь кто из людей
Чего-то подобное видел
В работе и жизни своей?
И, сколько её ни мудохай,
Природа-то наша жива!
А значит, не так всё и плохо,
Как можно подумать сперва.
Берёз этих самых немало
Осталось несломанных тут!
Они, как ни в чём ни бывало,
Средь этих развалин растут».
…Мы вспомнили, как оно было:
В апреле, полгода назад,
Удав здесь вонзал, словно шило,
Во тьму обезумевший взгляд.
Да, было темно в этот полдень, –
И рваные россыпи туч
Казались щетиной на морде,
И воздух был сер и тягуч.
Большие бетонные глыбы
В тумане, в дыму, вдалеке
Лежали, как мёртвые рыбы
На чёрном от пепла песке.
Сразиться с открытым забралом
Удав порывался с врагом.
«Эй, где ты, Ушастый, — орал он –
Сюда! Мелкой рысью! Бегом!
Посмотрим, какой ты на деле!»
Но мир этот спал крепким сном,
И только берёзы шумели
В тот миг на ветру ледяном.
А после не раз и не два он
Рассказывал нам не спеша
Про то, как в глубокий нокдаун
Его провалилась душа.
«Деревья, и те даже могут, –
Он бил кулаком по столу, –
Сквозь тьму и разруху дорогу
И к свету найти, и к теплу!»
Они его просто сразили,
Он тихо шептал, как сквозь сон:
«Наверное, только в России
Берёзы растут сквозь бетон!»