А после он к этим берёзам
Опять приходил и опять,
Он долго там, как под гипнозом,
И час мог, и больше стоять.
И, глядя в высокое небо,
Он молча судил да рядил:
«Эх, если б у нас на земле бы
С ума бы никто не сходил,
И люди нормальными были,
И этот бы их психотип
У них отражался на рыле,
Мы многое сделать могли б –
Нормальным спокойным манером,
Без всяких скандалов и склок.
Ну вот Коля Шмаков, к примеру,
Вот он-то как раз бы и мог
С его багажом-то идейным,
Ну если уж так помечтать,
Каким-нибудь важным Эйнштейном,
Профессором логики стать!
Толян бы в кино бы снимался,
Он быстро бы стал там своим.
Поклонниц бы целая масса
Толпой бы ходила за ним.
Он в плане насчёт эпатажа
Сразил бы киношную знать
И мог бы, я думаю, даже
Алена Делона сыграть,
Который, чего-то попутав
Во внутреннем мире своём,
С привычного сбился маршрута
И начал работать ментом!
Стажёр — тот и вовсе упёртый,
Он запросто в честной борьбе
Заслуженным мастером спорта
По стендовой стал бы стрельбе!»
Сто раз это слышали все мы,
Что даже хотелось зевать,
Да он и сейчас эту тему
По новой хотел развивать.
Идеи гремели, как залпы,
Внутри, в голове у него:
«Витюха в ООН6 заседал бы.
А? Как вам оно? Ничего?
____________________________
6ООН — Организация Объединённых Наций.
Ему б заграничную визу
Поставил бы в паспорт ОВИР7:
Уж раз ты похож на маркиза,
Сиди и борись там за мир!
____________________________
7ОВИР — в советское время Отдел виз и регистраций, занимавшийся, в том числе оформлением документов на выезд за границу.
По всяческим там ассамблеям
Юлою вращайся, волчком!»
Но мы ни о чём не жалеем.
Мы пиво на брёвнышке пьём.
Отнюдь не в режиме гулянки,
А с трезвых достаточно глаз
Мы две трёхлитровые банки
Сумели прикончить за час.
Витёк мою старую песню
Исполнил про древнюю Русь,
Что живы мы все, хоть ты тресни,
Вот здесь я опять отвлекусь.
Друзья мои любят браниться,
Когда мы сидим в гараже:
«Чего это ты за границу
Никак не соскочишь уже?»
Вопросы, как острые гвозди,
Впиваются мне в мозжечок:
«Такие, как ты, для чего здесь?
Езжай за бугор, дурачок!
Башкой пораскинь. Ну чего ты
Не хочешь туда укатить?
Неужто тебе неохота
Жар-птицу за хвост ухватить?
Неужто в чужой стороне ты
На стену полезешь с тоски,
Что русских берёзок там нету,
Хоть сам себя рви на куски?»
Трудна моя в жизни дорога.
Куда ты вокруг ни взгляни,
Её ужасающе много,
Любой всевозможной …
И, значит, заламывать руки,
Покинув родные края,
По поводу горькой разлуки
С Отчизной — такому, как я,
Большущему сильному зверю
Резона особого нет.
«Я в грусть по берёзкам не верю», –
Сказал мой любимый поэт.
Но я про другие берёзы
По случаю выскажусь тут,
Про те, что в жару и в морозы
Не ведая страха, растут
На свалках, складах и промзонах
Под вой очумелых ветров,
Сквозь грязь на обломках балконов
Разрушенных старых домов,
Сквозь ржавчину и паутину,
Кирпичную крошку и пыль,
Развалины, слякоть, трясину,
Болотную чёрную гниль, –
Берёзы, которые к свету
Сквозь серую ломятся твердь.
Я вижу: им удержу нету.
Они прорастают сквозь смерть.
Немало по всяким Европам
Поездил я и полетал,
Прошёл по нехоженым тропам,
Своим там, однако, не стал.
Я там за границей психую,
Не пью ни ликёр, ни коньяк,
По белым берёзам тоскую –
По тем, что растут на камнях.
Тоскую по нашим ребятам,
С кем раньше я вместе служил,
Где каждый мне другом и братом
В те годы далёкие был.
В Нью-Йорке по Бруклину, Бронксу
Бывало, один по ночам
Гулял я, а после зарёкся,
Я даже слегка осерчал,
Что не с кем в полтретьего ночи
Стакан за здоровье махнуть, –
Не сразу, но всё же схлопочешь,
Когда про особый наш путь
Поведать случайным прохожим
С какого-то вдруг бодуна
Решишь — ведь должна же им всё же
Понравиться наша страна,
Когда не …к им какой-то
Расскажет про это, а я!
Застрелят-то вряд ли из кольта,
Но спросят: «А ты на фига
Сюда в это время припёрся?
Иди, куда шёл, у-лю-лю!»
Люблю я Нью-Йорк и нью-йоркцев,
Но Щукино8 больше люблю –
____________________________
8Щукино — район в Москве.
Безудержно, страстно и пылко.
Пусть я не какой-нибудь лорд,
Во мне есть особая жилка:
Я местный, и я этим горд!
Уж тут-то проблем не возникнет,
Хоть даже ты лордом кажись,
В ночи человека окликнуть
И рюмку с ним хлопнуть за жизнь.
(А если закрыто, всё глухо,
Не купишь нигде ни черта,
Серёга Евсенко, братуха,
Найдёт потайные места.)
И там, за бугром, мои братцы,
Чуть только закрою глаза,
Берёзы мне сразу же снятся,
И майская в небе гроза,
И дребезг ночного трамвая,
И даже Петров, замполит,
Который по пьянке мечтает
Пожар мировой запалить –
По ленинским как бы заветам,
Я в них не особо силён,
Пытался сначала, да где там
Понять этот самый закон
Насчёт всевозможных развилок,
Куда, по какому пути
Мы с песнями будем в затылок
Вперёд к коммунизму идти.
Когда коммунист не ворует,
Умерив свой пыл и задор,
Нормальный уже напрямую
С ним можно вести разговор.
Что делает он? Чешет репу,
Чтоб всем нам на нашем пути
Маяк, судьбоносную скрепу
Как можно скорее найти.
И, что мы в ответ там ни мелем,
Ему-то уж точно видней,
Что надо к намеченным целям
Идти в соответствии с ней,
Не просто подошвой вбивая
Булыжники в гладь мостовой,
А чтоб нас труба боевая
На подвиг вела трудовой!
А я им скажу, балаболам:
«В какую ты дудку ни дуй,
Но скрепа должна быть глаголом.
Глагол мой такой: «Не воруй!»
И ты вот представь, мой читатель,
Что, как бы он ни был нелеп,
А он не ворует, искатель
Тех самых загадочных скреп!
И, хоть я любого такого
Привык обходить за версту,
Люблю замполита Петрова
За искренность и простоту!
Над ним вороньё не пирует,
Закопанным в глину и торф.
Когда человек не ворует,
То, значит, он жив, а не мёртв.
Любому скажу: «Эй, братишка,
Какой ни манил бы нас флаг,
Но то, что без Родины крышка
И мне, и тебе — это факт!»
Идти до конца — вот мой метод.
Все знают — я тот ещё жук,
И я не могу не отметить:
Без нас-то ей тоже каюк!
Пусть ветер, хмельной отморозок,
Во всю свою глотку ревёт,
Вот хрен он от белых берёзок
Так просто меня оторвёт.
Пусть вьюга сжимает объятья,
Мне с ней воевать по плечу.
На этом вот месте опять я
Отвлечься немного хочу.
Достаточно долго, наверно,
Я с вами, друзья, говорю,
Я сам уже несколько нервно
На всё это дело смотрю.
Конечно же, он длинноватый,
Роман этот мой. Признаю́.
Но я вам озвучу, ребята,
Другую задумку мою.
Какую задумку? Такую:
Сомненья откинув и страх,
Людей осчастливить хочу я
«Войною и миром» в стихах.
Вот так, дорогой мой читатель,
Реальность — она такова.
Какой-нибудь очковтиратель
Пусть ищет другие слова,
А я разжую всё подробно,
Зачем, отчего, почему
Судьба нас долбает под рёбра,
Глядишь так, и сам всё пойму.
Тут — триста страниц-то всего лишь,
А там ты, тряся головой,
К четвёртому тому завоешь,
А что? И полезно, и вой.
Нет, я не какой-нибудь демон,
Наглец, бузотёр и буян,
А просто ментовская тема –
Бескрайняя, как океан.
В ней нет ни конца, ни предела,
Такой у природы каприз.
Я даже про всё это дело
Придумал один афоризм:
«Я рассказать хочу своим ребятам,
Пускай они заучат назубок,
Что мент неисчерпаем, словно атом,
Как космос, бесконечен и глубок!»
Меня, я так думаю, каждый
Захочет давить на корню,
Когда про ментов я однажды
Роман номер два сочиню.
В стихах, я напомню вам снова,
Он будет объёмным таким,
С «Войною и миром» Толстого
Сравнится размером своим.
Зачем я, вы спросите, братцы,
Стучу кулаком по груди?
Чтоб люди могли догадаться
О том, что их ждёт впереди
В преддверии скорого мига
(Пока ещё автор в строю),
Когда они новую книгу
Увидят в продаже мою.
Тогда-то уж точно захочет
Любой меня тюкнуть и пнуть
За мой, прямо скажем, не очень
Прямой и осознанный путь.
…Коллег моих разных немало,
Но всё же не целая рать,
Размах у кого небывалый,
Чтоб жизнь нашу всю описать –
Толстой, Достоевский. Платонов –
Он свой изучил котлован,
Ему навставляли пистонов,
Там тот ещё был балаган.
Да, много у нас грамотеев,
Которым особый почёт.
Я тоже туда тяготею,
Посмотрим, как дело пойдёт.
Я парень, конечно же, смелый,
Но есть закавыка в мозгу,
С которой неясно, что делать –
Я прозу писать не могу.
Тяжелый такой, словно камень,