— Да, странноватенький у вас домик.
— Здесь все викторианское. Мама говорит, это вещь!
— Получше дурацкой гостиницы.
— Наша хозяйка живет через дорогу, — сказала Мария. — У нее там много часов. И одна картинка, такая необычная. Не нарисованная, а вышитая. Ее сделала девочка, почти как я по возрасту.
— Откуда ты знаешь?
— Там вышито. И год — 1865-й. Я все время о ней думаю. Не знаю, что с ней случилось.
— Выросла, — весело ответил Мартин. — Выросла, вышла замуж, родила детей — все как положено. Смотри, какой здесь фанатский атлас.
Наступила тишина. Мартин вытащил атлас и пролистал его, придерживая страницы большим пальцем.
— А мне кажется, она так и не выросла, — возразила наконец Мария и добавила:
— Мне кажется, она все еще здесь.
Ей хотелось, чтобы ее голос прозвучал с вызовом, но он прозвучал просто спокойно:
— Моя ровесница.
— Свихнуться можно, — сказал Мартин. — Нет ее здесь, понятно? Что она тебе, привидение, что ли? Но от этого еще больше свихнешься.
Он поднял атлас и поставил его обратно на полку.
— Умерла она, вот и все. Сто лет назад.
— Да, наверное, — холодно ответила Мария.
— Ну, то-то же. Ладно, пошли.
Вечером, когда Мартин ушел домой, Марию потянуло к каменному дубу. Дерево ее успокаивало. Там можно было не только уединиться. Приветливый дуб с теплой шершавой корой и шепчущимися листьями, более темными и кожистыми, чем у обычных деревьев, окружал и защищал. Она сидела, прижавшись спиной к стволу, вытянув ноги вдоль толстой ветки, и все вокруг качалось и двигалось, но в то же время она чувствовала, как его корни уходят глубоко в землю, и он стоит прочно и неподвижно, словно дом. Дуб рождал желуди: повсюду вокруг нее висели сотни зеленых плодов в чешуйчатых шляпках, бледные на фоне темных блестящих листьев. Конечно, из них не вырастут сотни деревьев. Может, вообще ни одного. Опять расточительство. Мария сонно смотрела, как тень от дуба на лужайке вытягивается и утончается, и рассказывала ему о своем дне.
— Сегодня мы с Мартином, моим другом, — это тот, который… да ты его знаешь, он ведь тоже на тебя залезал, — ходили на пляж за окаменелостями и нашли еще одну Gryphaea и кусочек Stomechinus, но не очень хороший, а завтра я собираюсь провести с его семьей целый день. Меня пригласили. Вообще-то я еще не решила — ехать или нет, — призналась она дереву. — Их так много, и все они говорят в один голос. Меня это немножко раздражает. Но все-таки поехать хочется.
— Не забудь сказать «спасибо, что взяли меня с собой».
— Хорошо.
— Расческа в кармане?
— Да.
— Если тебя будет тошнить в машине, скажи миссис Люкас.
Ну, нетушки, подумала Мария. При всех? Ты что, правда, думаешь, что я ей скажу? Нет, придется просто умереть, тихо умереть.
— Желаю приятно провести день.
В гостинице (ей пришлось подождать в холле, пока про нее не вспомнили, — она стояла одна, покраснев до корней волос, и ей казалось, все только на нее и смотрят) она обнаружила, что Люкасы не готовы и планов пока тоже никаких. Следующие полчаса прошли в лихорадочном одевании детей, в посылании Мартина за детьми, которые успели разбрестись, в поисках потерянных вещей и в спорах о том, куда поехать. Две девочки прыгали вверх-вниз, не останавливаясь ни на секунду, и кричали:
— Хотим на ярмарку с аттракционами! Хотим на ярмарку с аттракционами!
И всем заправляла мама Мартина.
— Что значит, у тебя НЕТ сухой футболки? Должна быть. Тогда надень футболку Джейн.
А я никогда не носила чужих вещей, подумала Мария. Да мало ли чего я еще никогда в жизни не делала. И у нее перед глазами возникла картинка ее одежды — чистой, которую каждый вечер складывали на стуле в ногах около кровати, чтобы утром она могла ее сразу надеть, а грязную забирали в стирку.
— В Бемистере — гонки легковых машин, — закинул удочку Мартин.
Он повторил эту фразу уже в третий раз, правда, не очень уверенно, как будто знал, что дело безнадежное.
— Хотим на ярмарку с аттракционами!
— Тогда поищи их под кроватью. Джеймс, иди сюда!
— ПЛЯЖ! ПЛЯЖ! ПЛЯЖ! ПЛЯЖ!
— Сьюзи, давай причесывайся.
— ЯРМАРКА С АТТРАКЦИОНАМИ!
— Пляж!
— Я не могу найти свои туфли.
— Причесывайся.
— ЯРМАРКА С АТТРАКЦИОНАМИ!
— Пойди умойся!
— ПЛЯЖ!
— Нет, сейчас ты не получишь леденец.
— Я не могу найти свои туфли.
— Ох… БЛИН! — неожиданно выпалил Мартин, вспыхнув от гнева.
Он подошел к окну и угрюмо уставился в сад.
— Пусть гостья решает, — предложила тетка Мартина. — Куда ты хочешь, Мария?
— ПЛЯЖ!
— ЯРМАРКА С АТТРАКЦИОНАМИ! ЯРМАРКА С АТТРАКЦИОНАМИ! ЯРМАРКА С АТТРАКЦИОНАМИ!
— Ну ладно, хватит. Оставьте ее в покое, — приказала миссис Люкас. — Джеймс, перестань таскать ее за свитер.
Из-под кипы грязных пеленок, игрушек и влажных купальников она вытащила местную газету.
— Форум спортивных игр в Блэндфорде — о Боже, только не это. Выставка цветов на Чайльд-Оукфорд — большое спасибо, но не с этой компанией. Гонки на мотоциклах. Первенство.
— О, отлично, поедем туда, — выдавил Мартин тоном человека, который знает, что надежды уже никакой.
— Выставка лошадей, выставка фарфора… Во, слушайте! Средневековая ярмарка. Хотите провести день в XV веке в симпатичной усадьбе Кингстон Певерелл… Рыцарский поединок, стрельба из лука, жареный бык, средневековый банкет, менестрели и многие другие развлечения, а также лотки с едой и чай. Вход 25 пенсов. С любезного позволения сэра Джона и леди Хоуп-Певерелл… Ну, как?
— Сможем мы побиться на рыцарском турнире?
— Хочу быка.
— Ой, нет, только не усадьба, — вяло пробормотал Мартин.
Мария хорошо его понимала. Она сама была «экспертом по усадьбам». Мистер и миссис Фостер любили прокатиться в такие места воскресным полднем, выбраться из Лондона, полюбоваться природой (через окно машины — уютно: не грязно, не холодно) и окунуться в историю. Такие экскурсии могут пойти только на пользу. Всякий раз Мария послушно тащилась по лестницам через анфилады Ноула, Вобурна, Бленхейма, Хэмптон-Корта, Лонглита и многих других замков. Иногда там показывали львов или дельфинов, а иногда не показывали. Подобные меро-приятия довольно жестко ставили историческую часть на место, будто хозяева замков оправдывались перед посетителями, хорошо понимая, что их жилье может заинтересовать далеко не всякого, и не желали навязываться. Было очевидно, что историю можно пропустить, если неохота вникать. Но Фостеры никогда ничего не пропускали. Они всегда ходили на экскурсии, и миссис Фостер постоянно задавала экскурсоводу вопросы о картинах или доспехах, что ужасно смущало Марию.
— Только не козлиная усадьба!
— Мартин, перестань. Ты же знаешь, это не просто усадьба. Ну, все. Согласен. Уговорили. Так, свитера, куртки. Поп`исали все перед уходом.
Несколько часов спустя, стиснутая между чьим-то локтем и чьим-то бедром, Мария наблюдала, как вдоль дороги развертывается Дорсет — поля, холмы, деревни. Все в машине говорили в один голос и тыкали пальцем в стекло. Эта поездка была так же похожа на автомобильные путешествия Марии с родителями, в тишине их тщательно вымытой машины, как метро в час пик на купе спального вагона первого класса. Внутри машина была по щиколотку забита липкими фантиками и палочками от замороженных фруктов, а снаружи покрыта слоем грязи, на котором Мартин оставил грубые замечания по поводу ее внешнего вида. Когда минут через двадцать они подъехали к месту, Мария облегченно вздохнула. Несколько машин друг за другом двигались к автостоянке. На транспаранте (в котором Мария сразу распознала бывшее постельное покрывало), натянутом над входом, крупными красными буквами было намалевано: АВГУСТОВСКАЯ ЯРМАРКА. Усадьба, как это часто бывает, оказалась совсем не усадебной. Она, конечно, отличалась от обычного дома, но и не входила в лигу замков Вобурн — Бленхейм — Лонглит. Явно старинная, со всякими затеями в виде каменных грибов и шаров на колоннах — для пущего величия, с литыми воротами, но также и с более обыденными атрибутами типа забытой крышки от мусорного ведра прямо у входа и засилия сорняков на цветочных клумбах. Вокруг толпилось довольно много народа, а издалека доносилась бодрая музыка. Они высыпали из машины.
— Старшие дети могут потеряться, — весело разрешила миссис Люкас. — Вот, держите, по двадцать пенсов на брата, и к полпятому чтоб были как штык.
К старшим детям, по-видимому, относились также сестра и кузина Мартина. Отойдя на десять ярдов от автостоянки, он заключил с ними быструю сделку, в результате которой каждая получила по два пенса из его двадцати в обмен на обещание держаться от них с Марией подальше.
— Не хочется таскаться с ними целый день, — объяснил он. — Им ведь только девять.
— Многие думают, мне тоже только девять — из-за роста, — сказала Мария.
— Но ведь тебе уже больше девяти, правда? Важно ведь не то, как человек выглядит, а то, какой он. Пошли.
Пробираясь за ним сквозь толпу, Мария подумала: как бы и мне научиться вот так же ясно выражать свои мысли. Вслух — не кошкам, не деревьям и не бензоколонкам. Казалось, Мартином быть совсем нетрудно: он просто БЫЛ — такой деловой, самоуверенный пес. Правда, Мария уже поняла — со своей матерью он справляется гораздо хуже, чем с чужими родителями. Хотя чужих родителей почти всегда легче убедить, чем своих.
Да, странная это была ярмарка. Весь персонал, начиная от обслуживающих автостоянку и кончая дамами, торгующими у лотков и под чайными навесами, нарядили в старинные костюмы. Но едва ли кого волновало, из какой эпохи их одежда: были там разнообразные длинные платья, к некоторым прилагались еще и головные уборы, правда, те напоминали средневековье весьма отдаленно, пара власяниц, перепоясанных веревками («Я — монах нищенствующего ордена, если вас это интересует, — добродушно объяснил служащий автостоянки. — Сам бы я никогда не выбрал такой наряд, но здесь каждому дается роль»), пастушки, молочницы и масса мускулистых ног, втиснутых в чулки и перевязанных лентой, якобы «под камзол». Хозяйка дома выглядела довольно неуверенно в своем лиловом бархате и мантилье. Ее муж, сэр Некто, прогуливался вокруг, излучая улыбку, и развлекал посетителей; его плоеный воротничок и разрезные бриджи никак не вязались с очками. Чувствовалось, что все неуклонно выполняют свой долг. Большое объявление над входом призывало собрать десять тысяч фунтов на ремонт деревенской церкви.