И, вероятно:
Кол 1:27–28: οἷς ἠθέλησεν ὁ θεὸς γνωρίσαι τί τὸ πλοῦτος τῆς δόξης τοῦ μυστηρίου τούτου ἐν τοῖς ἔθνεσιν, ὅ ἐστιν Χριστὸς ἐν ὑμῖν, ἡ ἐλπὶς τῆς δόξης· ὃν ἡμεῖς καταγγέλλομεν νουθετοῦντες πάντα ἄνθρωπον καὶ διδάσκοντες πάντα ἄνθρωπον ἐν πάσῃ σοφίᾳ, ἵνα παραστήσωμεν πάντα ἄνθρωπον τέλειον ἐν Χριστῷ… (Которыми Бог восхотел поведать, какое богатство славы этой тайны среди язычников, которая есть Помазанник в вас, надежда славы, которого мы возвещаем, вразумляя всякого человека и уча всякого человека во всякой премудрости, чтобы представить всякого человека совершенным в Помазаннике…)
И, несомненно:
Ин 12:32: κἀγὼ ἐὰν ὑψωθῶ ἐκ τῆς γῆς, πάντας ἑλκύσω πρὸς ἐμαυτόν. (И я, когда вознесен буду от земли, всех привлеку к себе.)
И, возможно:
Евр 2:9: τὸν δὲ βραχύ τι παρ᾽ ἀγγέλους ἠλαττωμένον βλέπομεν Ἰησοῦν διὰ τὸ πάθημα τοῦ θανάτου δόξῃ καὶ τιμῇ ἐστεφανωμένον, ὅπως χάριτι θεοῦ ὑπὲρ παντὸς γεύσηται θανάτου. (Но видим Иисуса, немного умаленного пред ангелами, увенчанным славой и честью за претерпение смерти, чтобы по благодати Божией за каждого он вкусил смерть.)
И затем этот изящно сжатый силлогизм (или энтимема):
Ин 17:2: καθὼς ἔδωκας αὐτῷ ἐξουσίαν πάσης σαρκός, ἵνα πᾶν ὃ δέδωκας αὐτῷ δώσῃ αὐτοῖς ζωὴν αἰώνιον. (Так как Ты дал ему власть над всякою плотью, Ты дал ему всё, чтобы он дал им жизнь в Веке.)
И это:
Ин 4:42: τῇ τε γυναικὶ ἔλεγον ὅτι οὐκέτι διὰ τὴν σὴν λαλιὰν πιστεύομεν, αὐτοὶ γὰρ ἀκηκόαμεν καὶ οἴδαμεν ὅτι οὗτός ἐστιν ἀληθῶς ὁ σωτὴρ τοῦ κόσμου. (А женщине говорили: уже не по твоим речам веруем, ибо сами услышали и знаем, что он есть воистину спаситель мира.)
Что подтверждено в:
Ин 12:47: …οὐ γὰρ ἦλθον ἵνα κρίνω τὸν κόσμον, ἀλλ᾽ ἵνα σώσω τὸν κόσμον. (…ибо я пришел не судить мир, но спасти мир.)
И:
1 Ин 4:14: καὶ ἡμεῖς τεθεάμεθα καὶ μαρτυροῦμεν ὅτι ὁ πατὴρ ἀπέσταλκεν τὸν υἱὸν σωτῆρα τοῦ κόσμου. (И мы видели и свидетельствуем, что Отец послал Сына спасителем мира.)
Также имеется:
2 Пет 3:9: οὐ βραδύνει κύριος τῆς ἐπαγγελίας, ὥς τινες βραδύτητα ἡγοῦνται, ἀλλὰ μακροθυμεῖ εἰς ὑμᾶς μὴ βουλόμενός τινας ἀπολέσθαι ἀλλὰ πάντας εἰς μετάνοιαν χωρῆσαι. (Не медлит Господь [исполнением] обетования, как некоторые почитают то медлением; но долготерпит вас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию.)
Быть может, даже:
Мф 18:14: οὕτως οὐκ ἔστιν θέλημα ἔμπροσθεν τοῦ πατρὸς ὑμῶν τοῦ ἐν οὐρανοῖς ἵνα ἀπόληται ἓν τῶν μικρῶν τούτων. (Так нет воли Отца вашего на небесах, чтобы погиб один из малых сих.)
И:
Флп 2:9–11: διὸ καὶ ὁ θεὸς αὐτὸν ὑπερύψωσεν καὶ ἐχαρίσατο αὐτῷ τὸ ὄνομα τὸ ὑπὲρ πᾶν ὄνομα, ἵνα ἐν τῷ ὀνόματι Ἰησοῦ πᾶν γόνυ κάμψῃ ἐπουρανίων καὶ ἐπιγείων καὶ καταχθονίων καὶ πᾶσα γλῶσσα ἐξομολογήσηται ὅτι κύριος Ἰησοῦς Χριστὸς εἰς δόξαν θεοῦ πατρός. (Посему и Бог превознес его и даровал ему имя выше всякого имени, чтобы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено – небесных, земных и преисподних – и всякий язык исповедал, что Иисус Помазанник – Господь, во славу Бога Отца.)
И:
Кол 1:19–20: ὅτι ἐν αὐτῷ εὐδόκησεν πᾶν τὸ πλήρωμα κατοικῆσαι καὶ δι᾽ αὐτοῦ ἀποκαταλλάξαι τὰ πάντα εἰς αὐτόν, εἰρηνοποιήσας διὰ τοῦ αἵματος τοῦ σταυροῦ αὐτοῦ, [δι᾽ αὐτοῦ] εἴτε τὰ ἐπὶ τῆς γῆς εἴτε τὰ ἐν τοῖς οὐρανοῖς. (Потому что в нем благоугодно было поселиться всей Полноте и чрез него примирить с ним всё, – умиротворив кровью креста его [чрез него], – и земное, и небесное.)
И с предельной ясностью:
1 Ин 2:2: καὶ αὐτὸς ἱλασμός ἐστιν περὶ τῶν ἁμαρτιῶν ἡμῶν, οὐ περὶ τῶν ἡμετέρων δὲ μόνον ἀλλὰ καὶ περὶ ὅλου τοῦ κόσμου. (И он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за [грехи] всего мира.)
И такие таинственные строки, как:
Ин 3:17: οὐ γὰρ ἀπέστειλεν ὁ θεὸς τὸν υἱὸν εἰς τὸν κόσμον ἵνα κρίνῃ τὸν κόσμον, ἀλλ᾽ ἵνα σωθῇ ὁ κόσμος δι᾽ αὐτοῦ. (Ибо не послал Бог Сына в мир, чтобы осудить мир, но чтобы мир спасен был чрез него.)
И:
Лк 16:16: Ὁ νόμος καὶ οἱ προφῆται μέχρι Ἰωάννου· ἀπὸ τότε ἡ βασιλεία τοῦ θεοῦ εὐαγγελίζεται καὶ πᾶς εἰς αὐτὴν βιάζεται. (Закон и пророки – до Иоанна; с того времени Царство Божие благовествуется, и всякий понуждается [войти] в него.)
По крайней мере, если читать здесь βιάζεται (biazetai) со значением пассивности (как мне представляется правильным). И еще, конечно, вот это:
1 Тим 4:10: …ἠλπίκαμεν ἐπὶ θεῷ ζῶντι, ὅς ἐστιν σωτὴρ πάντων ἀνθρώπων, μάλιστα πιστῶν. (…уповаем на Бога живого, который есть спаситель всех человеков, особенно верных.)
Я мог бы продолжить, но, возможно, здесь подходящее место, чтобы остановиться – на этом странном, сбивающем с толку итоговом ограничении, этом μάλιστα (malista): «особенно». Что, собственно, могло бы оно означать?
С точки зрения «надеющегося универсалиста», такого как Ганс Урс фон Бальтазар, Писание предлагает нам что-то вроде диалектического колебания между двумя видами абсолютных утверждений, каждый из которых нерушим сам по себе и при этом представляется противоречащим другому. И нам, как считается, запрещено – благочестием, вероучением, благоразумием – пытаться сделать выбор между ними. Мы можем в лучшем случае сопоставить только что приведенные (и подобные им) стихи с другими, более зловещими, говорящими о будущем разделении праведных и грешных и об эсхатологическом исключении или уничтожении нечестивых. Проделав это, мы будто бы должны далее стараться молитвенно сохранять постоянное «напряжение» между этими двумя внешне антиномичными сторонами свидетельства Писания, не пытаясь достичь какого-либо окончательного решения или синтеза между ними. Поступая так, мы, по-видимому, учимся ожидать Бога в целительном состоянии любви ко всем и спасительного страха за себя – состоянии радостной уверенности в великом могуществе Божьей любви и пугающего осознания ужасной силы греха. Возможно, это подходящий способ достижения равновесия, однако я не склонен так считать. Я не усматриваю большой добродетели в том, чтобы пребывать в колебаниях, особенно когда это напоминает способ приписать себе мягкосердечие, которое, однако, в Боге мы не прочь поставить под сомнение. Вся эта позиция неприятно напоминает мне интеллектуальную робость. Кроме того, в ней, как мне кажется, присутствует несколько чрезмерная послегегелевская разочарованность в диалектике, а также, возможно, признак ловкого умалчивания; во всяком случае, я не могу полностью избавиться от подозрения, что слово «напряжение» используется здесь просто в качестве успокаивающего эвфемизма для «противоречия». И, если честно, ожидание Бога с целью увидеть, не окажется ли Он в итоге лучше или хуже, чем я мог бы надеяться, интересует меня не слишком сильно.
Сам я предпочитаю гораздо более древний, более широкий, возможно, слишком систематический подход к тем кажущимся противоположными эсхатологическим ожиданиям, что обнаруживаются в Новом Завете, – подобный подходу Григория Нисского или Оригена, согласно которому две стороны эсхатологического языка Нового Завета представляют собой не две антитетические возможности, соблазнительно или угрожающе маячащие перед нами, помещенные одна против другой как вызовы для веры и понимания, но скорее два разных момента в цельном повествовании, два различных эсхатологических горизонта, один включенный в другой. При таком рассмотрении один ряд образов отмечает самый дальний предел имманентного хода истории и имеющееся в ней разделение – как раз на границе между этим веком и «Веком грядущим» (‘olam ha-ba на древнееврейском) – на тех, кто предал себя Божьей любви, и тех, кто поступил иначе; другой же ряд отсылает к тому заключительному горизонту всех горизонтов, «за пределами всех веков», где даже те, кто в своем странствовании по всевозможным добровольно принятым на себя адам ушли от Бога так далеко, как только возможно, окажутся в итоге в том доме, в который они призваны от века, с сердцами, очищенными от всякого последнего остатка ненависти и гордыни. Каждый горизонт, разумеется, абсолютен внутри своей собственной сферы: один есть окончательный вердикт относительно всей человеческой истории, другой есть окончательный вердикт относительно вечных замыслов Бога – так же как суд креста есть вердикт в отношении насилия и жестокости человеческого порядка и человеческой истории, а Пасха есть вердикт в отношении творения, как оно замышлено в превечных советах Божьих. Эсхатологическое различение между небесами и адом есть распятие истории, тогда как окончательное всеобщее восстановление всех вещей есть Пасха творения. Во всяком случае, при таком рассмотрении грандиозное эсхатологическое ви´дение из 15-й главы 1-го Послания к Коринфянам получает особенно убедительное толкование. По крайней мере, здесь, особенно в стихах 23–24, Павел определенно говорит о трех отдельных моментах – распределенных внутри двух эсхатологических рамок – в процессе окончательного восстановления в Боге тварного порядка:
Ἕκαστος δὲ ἐν τῷ ἰδίῳ τάγματι· ἀπαρχὴ Χριστός, ἔπειτα οἱ τοῦ Χριστοῦ ἐν τῇ παρουσίᾳ αὐτοῦ, εἶτα τὸ τέλος, ὅταν παραδιδῷ τὴν βασιλείαν τῷ θεῷ καὶ πατρί, ὅταν καταργήσῃ πᾶσαν ἀρχὴν καὶ πᾶσαν ἐξουσίαν καὶ δύναμιν. (Каждый в своем порядке: начаток Помазанник, затем принадлежащие Помазаннику в пришествие Его, потом завершение, когда Он предает Царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое Начало и всякую Власть и Силу.)
И только в самом конце этих трех периодов – сначала превознесения Христа, затем превознесения в конце истории тех, кто уже полностью соединен со Христом, и затем «завершения» в конце всех веков, когда Царство предается Отцу, – мы действительно приходим к обетованию стиха 28: