Согласно экономической теории в этом случае цена приобретения не должна была бы отличаться от цены перепродажи – стоимость есть стоимость, независимо от того, покупаете вы или продаете, какова бы ни была начальная цена. Но интуиция подсказывает, что суммы действительно будут отличаться, и отказаться от поездки (или картины) в таком случае человек может захотеть лишь за сумму значительно большую, чем сам заплатил за нее, – точка отсчета, его «отношения» с этим товаром изменились. Теперь, когда путешествие у вас в руках и обладание им реально, отказаться от него было бы весьма обидно.
Теми покупателями, что превышают свой лимит, движет простая логика: «Я не хочу завтра проснуться с мыслью, что еще всего одна ставка сделала бы ее моей». То самое «сожаление», которое призывает себе в помощники Пюлкканен. Разумеется, любые рассуждения о том, что не хватило всего одной ставки, чистой воды самообман: «еще одна» могла всего лишь спровоцировать встречное предложение.
Участники торгов тоже, разумеется, хорошо знакомы с природой этой напряженности. Роберт Лерман, бывший председатель попечительского совета Музея Хиршхорна, принадлежащего Смитсоновскому институту, как-то сказал: «Денег в мире гораздо больше, чем великого искусства, поэтому, если вы хотите им владеть, вам нужно быть готовым идти на жертвы». Сам Лерман, заинтересовавшись каким-нибудь аукционным лотом, всегда сначала сам оценивал стоимость работы, прибавляя к верхней цифре предварительной оценки от аукционного дома «премию», отражающую ожидаемый интерес публики к данному произведению. Свою ставку, превышающую ставку соперника, он делал лишь тогда, когда торги достигали уровня его собственной оценки. Каждый раз, когда он превышал последнюю, по собственному признанию, в этот момент он думал: «Пожалуйста, кто-нибудь, сделайте ставку выше, дайте соскочить с крючка». Часто ставка действительно следовала, и Лерман либо отвечал следующей, либо отказывался от конкуренции… чтобы наутро мучиться сожалением.
Сожаления об упущенных возможностях – «прерогатива» частных лиц, но не музеев или дилеров. В том числе и по этой причине именно коллекционеры, а не организации предлагают заоблачно высокие цены на вечерних аукционах. Куратора музея, который повысил цену на 50 % сверх той, что была оговорена с попечителями, могут счесть безответственным. С другой стороны, аукционному дому чрезвычайно невыгодно, чтобы он выходил из торгов, ведь другие участники могут узнать его, а узнав, наверняка подумают: «Ну если уж Музей Гуггенхайма хочет эту картину, должно быть, она того действительно стоит». И «Кристи», и «Сотби» всегда дают музеям два или три месяца рассрочки, чтобы у кураторов была возможность попросить попечителей о дополнительных средствах. Иногда аукционный дом готов принять в качестве частичной оплаты работу из музейной коллекции. Каждый музейный куратор, имеющий некий фиксированный бюджет, признается, что ему случалось подумать: «Так, у меня есть на примете спонсор, который мог бы согласиться внести дополнительные пятьсот тысяч долларов за этот экспонат», но обычно сдерживал порыв и старался не поддаваться импульсу.
Самые драматические торги и самые яркие рекорды происходят в случае, когда два коллекционера решают торговаться до победного, а их агенты получают санкцию приобрести лот любой ценой. Один специалист аукционного дома сказал: «Когда двое русских олигархов противостоят друг другу на торгах – это просто рай». В 2006 году победитель торгов за «Дору Маар» Пикассо на нью-йоркском «Сотби» просто поднял табличку и махал ею в воздухе до тех пор, пока остальные участники не спасовали на отметке 95,2 миллиона долларов, – это была вторая по величине цена из когда-либо достигнутых на аукционе. Благодаря этой ситуации торги ни разу не замедлились, как обычно это случается, когда ставки переваливают за 25 миллионов долларов. Лондонский дилер Рори Говард рассказывал, что один его знакомый, который вполне был готов побороться и предложить около 60 миллионов долларов, так ни разу и не поднял табличку. Большинство участников торгов не привлекают к себе столько внимания: чтобы подать сигнал, достаточно лишь слегка качнуть табличкой, поправить галстук или снять очки. Даже на торгах более низкого уровня такая активная жестикуляция воспринималась бы как попытка давления или даже устрашения конкурентов, для посетителей торгов за «Дору Маар» такое вовсе было просто неслыханно.
Опасения по поводу будущих сожалений – один из решающих факторов и на художественных ярмарках, особенно во время открытия, когда толпы покупателей устраивают ажиотаж, очень напоминающий царящий в аукционном зале. На покупки в галереях фактор сожаления обычно не влияет, ведь здесь обычно совершают покупки не спеша, отсутствует тот самый ключевой момент, в который покупатель чувствует не купленную еще картину «своей» и нет необходимости отбивать ее у конкурентов. Ведь если в галерее нет других покупателей, то картина почти наверняка будет висеть здесь и завтра, да и в любом случае можно ведь попросить дилера забронировать ее для вас.
Совершенно очевидно, что, станет ли участник торгов «спасать себя от сожаления», снова и снова поднимая табличку, не в последнюю очередь это связано с его состоятельностью. Для преуспевающего коллекционера сама картина и непосредственное обладание ею важнее денег. Степень сожаления по поводу результатов аукционных торгов изменяется и с возрастом: тридцатилетний менеджер хедж-фонда готов платить больше, если это позволит ему добиться желаемого результата – в данном случае прямо сейчас унести домой работу брендового художника.
Появление на аукционах русских участников торгов повлияло на арт-рынок двояко. Во-первых, если количество серьезных претендентов на одну работу увеличивается на трех-четырех человек, это полностью меняет динамику аукциона. Во-вторых, русские участники чаще всего более богаты, но менее опытны, чем их западные коллеги, и, судя по всему, сильнее опасаются проигрыша и будущих сожалений. Конкуренция между русскими участниками приводит к тому, что каждый из них готов многократно повышать ставку, лишь бы не проиграть. Аукционные торги за «Дору Маар» – ярчайший тому пример.
В феврале 2006 года лондонский «Кристи» выставил на аукцион картину маслом «Спящая Джулия» работы Франка Ауэрбаха, часть имущества покойной подруги Фрэнсиса Бэкона Валери Бестон. Картина была оценена в 70–90 тысяч фунтов стерлингов, но продана была за цену, в четыре раза превышающую оценку и в пять раз дороже любой из когда-либо появлявшихся на торгах сопоставимых картин Ауэрбаха. Даже когда цена увеличилась втрое по отношению к верхнему эстимейту, оставалось еще пять активных участников торгов. Страх сожаления, вероятно, был настолько силен, что участник, который, вероятно, изначально ограничил себя лимитом в какие-нибудь 125 тысяч фунтов, и на 290 тысячах продолжал делать ставки. В это же самое время в галереях лондонских дилеров были выставлены две сопоставимые картины Ауэрбаха, каждая дешевле 125 тысяч фунтов; но, конечно, их провенанс был куда скромнее: они не бывали в коллекции Бестон и их не продавали на вечернем «Кристи».
Произведения на аукционах часто продаются по ценам значительно выше текущих дилерских. В мае 1998 года два покупателя-энтузиаста на нью-йоркском «Сотби» подняли стоимость упомянутой ранее «Оранжевой Мэрилин» Уорхола до 17,3 миллиона долларов – при эстимейте аукциона в 4–6 миллионов. Цена в четыре раза превышала аукционный рекорд Уорхола на тот период. Эта работа входит в серию из пяти лишь немного отличающихся «Оранжевых Мэрилин» одного размера. Тот же размер можно было купить в одной из нью-йоркских галерей по цене, равной одной трети аукционной. Среди участников торгов, которые остались с пустыми руками, были MoMA, галерея Тейт, Музей Уорхола в Питсбурге, С. И. Ньюхаус и Стив Уинн, все они спасовали на отметке примерно в 7 миллионов долларов. Через пару дней Уинн приобрел «Оранжевую Мэрилин» чуть меньшего размера всего за 3 миллиона долларов. Только двое участников тех торгов пошли до конца. Роль остальных тринадцати участников аукциона свелась к тому, чтобы убедить двух главных героев событий, что лот ценен и востребован не только ими.
Справедливости ради стоит отметить, что, хотя работы Уорхола и производились обычно серией в несколько экземпляров, они не являются точными копиями. Как правило, в версии, ценимой дороже всех, основа из шелка безупречна, а красная краска точно попала на губы. Являются ли эти особенности поводом для разницы в цене? Уорхол стремился к тому, чтобы каждая из версий чем-то отличалась; одним покупателям нравится одно, другим – второе. Версия «Оранжевой Мэрилин», выставленная на торги, провела тридцать лет в двух немецких музеях: в Национальном музее Дармштадта с 1970 по 1981 год и франкфуртском Музее современного искусства с 1981 по 1997 год.
Еще одним неудачливым претендентом на «Оранжевую Мэрилин» был лондонский торговец бриллиантами Лоуренс Графф. В 2006 году он приобрел более редкую «Красную Лиз» Уорхола, на этом аукционе все остальные участники торгов, кроме одного цюрихского дилера, выбыли на отметке в 7 миллионов долларов. Графф и дилер, оставшись вдвоем, подняли цену до 12,6 миллиона долларов. В то же время на рынке была по крайней мере еще одна версия «Красной Лиз», продаваемая по цене чуть ниже 6 миллионов долларов.
Существует статистика, иллюстрирующая привычную для аукциона ситуацию, когда участников торгов «заносит». Примерно один из восьми победителей произносит, останавливаясь у стойки оплаты: «Я не думаю, что ставил так много». Чтобы защитить себя от подобных неприятных недоразумений, все аукционные дома ведут аудио– и видеосъемку торгов. Иногда бывает и так: победитель, часто с Ближнего Востока, подходит к стойке оплаты и говорит: «Да, я знаю, что предлагал 200 тысяч долларов, но, может быть, вы согласитесь и на 175 тысяч долларов?»
Да-да, сожаления могут настигнуть не только неудачливого участника торгов, кому не хватило «всего одной ставки», но и победителя (который, вполне может быть, сильно превысил свой лимит, сделав слишком много ставок). Это чувство знакомо всякому, кто покупал свое первое жилье и просыпался на следующее утро в панике: «Сколько я должен буду заплатить?» Аукционный дом по собственной инициативе всегда пытается ободрить покупателей. На следующий день счастливый победитель может получить поздравительный звонок от специалиста аукциона. Его еще раз заверят, что он поступил исключительно мудро и что приобретенное произведение