– Дамы, – сказал им Джек, – я понимаю, что вы хотите как лучше. Но чучела любят веселые песни. Есть у вас в запасе что-нибудь бодрое?
– Это было бы оскорбительно, – возмутилась одна из бабушек. – Нам всегда говорили, что, если кто-то умирает, надо плакать и стенать, чтобы напомнить ему о том, что он скоро умрет.
– Здорово. Уверен, что все умирающие были вам очень благодарны. Но чучела – совсем другое дело. Тут нужны песни, пляски, шутки, прибаутки… Или марш по домам! – неожиданно грубо закончил Джек.
– Фи, – сказали старушки.
Но Джек принес бутылку лучшего вина из запасов мистера Пандольфо, и бабушки решили остаться и попробовать петь и плясать – так только, чтобы поглядеть, поможет или нет.
– Джек! – прошептал Чучело. – Недолго мне жить осталось.
– Не грусти, хозяин. Могло быть и хуже. Ты у себя дома, в своей постели, в своей собственной усадьбе, а ведь мог бы так и торчать среди поля или разлететься в щепки во время битвы или плавал бы до конца своих дней в море, пока тебя не обглодали бы рыбы. А тут чистые простыни, славные старушки поют тебе песенки, а весь город ищет тебе повсюду новый позвоночник. Только не умирай, хозяин! Ох-ох-ох…
Бедный Джек снова расплакался. Он обхватил руками Чучело, не думая даже о том, что может заразиться страшным древоточцем.
Увидев, что Джек рыдает, старухи снова заголосили. Потом они сплясали под собственное пение «Фуникули, фуникуля» и «Папа Пикколино» и уже приступили к песне «Летать», когда вдруг услышали плач Джека и тоже разрыдались. Тогда завыл и Чучело. Все они так надрывались, что не заметили, как вернулись доктор с плотником. Только когда сотни птиц прилетели и расселись по комнате, а Бабушка Ворона каркнула во все горло, рыдания прекратились.
– Мы нашли палку от метлы, – сказал плотник. – И очень хорошую. Нам ее старая ворона нашла. Мы с доктором сейчас же займемся пересадкой. Немедленно всем покинуть операционную! Этого требует гигиена и… Иначе мы не сможем сосредоточиться. После операции сэру Чучелу нужна будет тишина и покой, а пока будем надеяться, что все пройдет удачно.
Все посторонние вышли, а доктор и плотник с помощью Джека извлекли старый, изъеденный личинками позвоночник, вытряхнули кишащую термитами солому и аккуратно вставили палку, которую нашла Бабушка Ворона. А затем набили Чучело свежей соломой.
– Что ж, – сказал доктор, когда операция закончилась и они вымыли руки, – мы сделали все, что в силах медицины. Теперь нужно полагаться только на Природу. Держите пациента в тепле и меняйте белье два раза в день. Если все пойдет хорошо…
– Джек, мальчик мой! – услышал Джек знакомый голос. – Я чувствую себя великолепно! Не отказался бы от большой тарелки супа.
Глава шестнадцатая. Долина Ручьев
Им не удалось осудить братьев Баффолони за попытку убийства, но зато Баффолони их больше не беспокоили.
Фабрика закрылась, а на ее месте открыли завод по производству минеральной воды. Вода из Долины Ручьев славится повсюду. Ее подают в каждом приличном ресторане.
Долину Ручьев привели в порядок: расчистили канавы, откопали засыпанные землей колодцы, и теперь из каждого источника в городе бьет чистая вода, в лужицах играют дети, а птицы купаются в фонтанах. Вода из Долины Ручьев подается во все дома, а в каждом доме теперь три крана с водой: один с горячей, другой с холодной, а третий с минеральной.
Чучело с тех пор на седьмом небе от счастья, потому что палка от метлы, которую разыскала для него Бабушка Ворона, а плотник с доктором поставили ему вместо позвоночника и этим спасли ему жизнь, так вот эта палка оказалась ручкой от той самой Метлы, в которую влюбился Чучело. Ее жених – грабли – бросил ее и сбежал с метелочкой для пыли, а наша Метла, несчастная и всеми покинутая, переходила из рук в руки, горюя о том, что отказала обаятельному Чучелу, который хотел на ней жениться. Когда же они вновь обрели друг друга, то стали совершенно счастливы.
Чучело теперь целыми днями гуляет по Долине Ручьев, играет с детьми Джека, отгоняет жадных птиц от молодого зерна и наслаждается свежим воздухом. Птиц он направляет к специальной кормушке за сараем, где для них всегда насыпаны разные семена, а еще он держит в пиджаке гнездо, куда пускает маленьких птичек выводить птенцов. Воробьи и малиновки выстраиваются в очередь, чтобы посидеть за пазухой у знаменитого Чучела. Существует даже особый список, куда они заранее записываются. А Чучело и его Метелка так гордятся птенцами, как будто сами их высидели.
– А разве у Джека есть дети? – спросите вы.
Конечно есть. Несколько лет спустя, когда Джек вырос, он женился. Его жену зовут Розина, а их детей – Джульетта, Роберто и Мария. И все они очень счастливы. Их крестной матерью стала Бабушка Ворона. Она воспитывает детей в строгости, а они ее очень любят.
Когда зимними вечерами, сытно поев супа, все сидят у камина, дети играют на полу, а ветер ревет в трубах, Чучело и его слуга вспоминают свои приключения и благословляют тот день, когда они повстречались. Джек уверен, что еще не родился на свет слуга, у которого был бы такой замечательный хозяин. А Чучело готов поклясться, что никогда в мире ни у одного Чучела не было такого честного и преданного слуги, как Джек.
Я был крысой
Эта история написана для Джека, Кейт и Рози
Я был крысой!
Старик Боб жил со своей женой Джоан неподалеку от рынка, в том же самом доме, где прожили жизнь его отец, и дед, и прадед – все, как один, сапожники. Сапожничал и Боб, а Джоан была прачкой – как ее мать, и бабка, и прабабка, и так далее, сколько можно упомнить. Родись у них сын – стал бы тачать сапоги в свой черед, а появись дочка – научили бы ее стирать белье, и все продолжалось бы дальше, как повелось спокон веку. Да только не родилось у них ни сына, ни дочки, как ни мечтали они о ребеночке, а теперь, под старость лет, уж и надеяться было нечего.
И вот однажды вечером они сидели на кухне: старушка Джоан писала письмо племяннице, а Боб набивал каблуки на пару крохотных алых туфелек, что смастерил не на заказ, а просто для удовольствия. И тут в дверь постучали.
Боб вскинул голову:
– Никак, стучится кто? А который час?
Часы с кукушкой ответили раньше, чем Джоан успела сказать хоть слово: десять вечера. А когда кукушка замолкла, снова раздался стук, громче прежнего.
Боб зажег свечку и пошел через темную мастерскую – открывать.
В свете луны за дверью стоял маленький мальчик в ливрее пажа – некогда роскошной, но теперь изорванной и перепачканной. И сам он был чумазым и в царапинах.
– Господи помилуй! – ахнул Боб. – Ты кто такой?
– Я был крысой, – ответил мальчик.
– Что-что? – переспросила Джоан из-за спины мужа.
– Я был крысой, – повторил мальчик.
– Кем-кем? Да что за вздор! – Джоан протолкалась к двери. – Где ты живешь? Как тебя зовут?
Но мальчик только и смог, что повторить:
– Я был крысой.
Старички впустили его в дом, и отвели на кухню (потому что ночь выдалась холодная), и усадили у очага. Мальчик уставился на огонь во все глаза – как будто видел его впервые в жизни.
– Что же нам делать? – шепотом спросил Боб.
– Надо накормить бедняжку, – шепнула в ответ Джоан. – Дадим ему хлеба с молоком, как моя матушка, бывало, нам делала.
И она налила в кастрюльку молока, и поставила подогреться, и накрошила в миску хлеба, а Боб между тем не отставал от мальчика, пытаясь разговорить его хоть немного:
– Ну, и как же тебя зовут?
– Никак.
– Не может такого быть! Всех как-то зовут! Я вот – Боб, а это – Джоан. Такие у нас имена. А как твое имя?
– Не помню. Я его потерял, – сказал мальчик и снова добавил, как будто это объясняло все: – Я был крысой.
– Ох, – вздохнул Боб и зашел с другого бока. – Красивая у тебя ливрея! Ты, верно, у кого-то в услужении?
Мальчик посмотрел на свою рваную ливрею с таким удивлением, будто только что ее заметил.
– Не знаю, – промямлил он наконец. – Не знаю, что это значит. Наверно, да. Может быть.
– В услужении, – пояснил Боб, – это значит, что ты – чей-то слуга. Что у тебя есть хозяин или хозяйка и ты на них работаешь. Ну вот, например, пажи вроде тебя – они обычно ездят со своими хозяевами в карете.
– А-а! – мальчик немного приободрился. – Да, это я помню. Я был хорошим пажом. Я все делал как надо.
– Само собой, – кивнул ему Боб и привстал, отодвигая стул, чтобы пропустить Джоан: та уже несла к столу миску теплого молока с хлебом.
Едва она поставила еду перед мальчиком, как он, не теряя ни секунды, подался вперед, макнул лицо прямо в миску и жадно зачавкал, вцепившись грязными ручонками в край стола.
– Что ты творишь? – воскликнула Джоан. – Боже мой, боже мой! Так нельзя! Возьми ложку!
Мальчик поднял голову – брови у него были в молоке, хлеб набился в нос, с подбородка капало.
– Бедняжечка! Совсем ничего не умеет, – вздохнула Джоан. – Ну-ка пойдем умоемся, милый. Приведем тебя в порядок. Ох, а руки-то какие грязные! Только посмотри на себя!
Мальчик попытался посмотреть на себя, но тут же снова уставился на миску с молоком и хлебом.
– Это вкусно, – пробормотал он. – Мне нравится…
– Никуда твоя миска не денется, – заверил его Боб. – Я за ней присмотрю. Не волнуйся, я уже поужинал.
Мальчик страшно удивился – и как будто не поверил. Пока Джоан подталкивала его к кухонной раковине и наливала горячую воду из чайника, он то и дело оглядывался на Боба и миску, и даже когда старушка принялась умывать его, так и норовил вывернуться у нее из-под рук, чтобы посмотреть, держит ли Боб свое слово.
– Так-то лучше, – сказала Джоан, вытирая его полотенцем. – А теперь будь так добр, возьми ложку. Странно, что тебя не научили манерам, когда ты был пажом.
– Я был крысой, – объяснил мальчик.
– Что ж, крысам и впрямь хорошие манеры ни к чему, – уступила Джоан. – Но мальчики должны вести себя прилично. Когда тебе что-то дают, надо сказать «спасибо». Это хорошие манеры, понимаешь?