– Был, значит, крысой? – обратился доктор к Роджеру. – И когда же ты перестал быть крысой?
– Когда стал мальчиком, – ответил Роджер.
– Так, понятно. И когда же это случилось?
Роджер задумчиво пожевал губами. Потом посмотрел на Боба, но старик ничем не мог ему помочь, и Джоан тоже.
– Не знаю, – признал он наконец.
– А почему ты перестал быть крысой?
– Не знаю.
– А ты знаешь, кто ты теперь?
– Мальчик.
– Правильно. Теперь ты – мальчик, и останешься мальчиком. Понятно?
– Да, – сказал Роджер и серьезно кивнул.
– И больше ни слова о крысах. Хватит этой чепухи.
– Да.
– Посмотри, как ты огорчил своих… – Тут доктор запнулся. Он хотел было сказать «родителей», но, взглянув на Боба и Джоан еще раз, передумал: – …бабушку с дедушкой.
Джоан вскинула голову и нахмурилась. Роджер посмотрел на доктора с явным недоумением. А Боб взял жену за руку и сказал:
– Он нас ничуть не огорчает. Если, конечно, с ним все в порядке.
– С ним все в полном порядке, – заверил доктор. – Нормальный здоровый мальчик.
– Но что нам с ним делать? – не выдержала Джоан.
– Отправить его в школу, что же еще, – сказал доктор. – Ну, я побежал. Дела не ждут. Доброго вам дня.
Школа
Боб и Джоан повели мальчика обратно, к себе домой, – а что им еще оставалось? Роджер шагал между ними, держа их за руки, и увлеченно вертел головой по сторонам. Выглядел он совершенно довольным – и со стороны никто бы и не подумал, что этот ребенок им чужой.
– Бабушкой с дедушкой, – фыркнула Джоан. – Да уж…
– Ну, это еще ничего, – успокоил ее Боб. – Было бы хуже, если бы нас приняли за тех самых крыс, которые его воспитали.
– Но что же нам теперь с ним делать?
– Кабы я знал! Но мы и так полдня потратили без толку. Мне еще работать допоздна, а я уже устал как собака.
Этой ночью постельное белье не пострадало, хотя наутро Джоан нашла под подушкой пару мокрых щепок и заметила, что деревянные столбики кровати слегка погрызены.
– Молодец, хороший мальчик, – сказала она Роджеру и поставила перед ним миску овсянки. – Поешь, а потом я отведу тебя в школу.
Боб остался дома, работать – надо было наверстать потерянное время.
– Слушай внимательно и делай все, что скажет учитель, – напутствовал он Роджера. – Так ты научишься всему, что нужно.
Школа оказалась большим, просторным домом, от которого пахло детьми. Роджеру она сразу понравилась. Во дворе бегали мальчики и девочки – кидали мячи, тузили друг дружку, что-то кричали, – и Роджер решил, что провести тут целый день будет здорово.
– Но вы же ему не… э-э-э… вообще не родственница?
Директор с сомнением разглядывал Джоан, которая стояла перед ним, держа Роджера за руку.
– Нет. Но мы пока что за ним приглядываем, и доктор велел отвести его в школу, – объяснила Джоан.
– Ясно, – сказал директор. – Ну, Роджер, и сколько же тебе лет?
– Три недели, – ответил Роджер.
– Не валяй дурака! Это не лучший способ произвести впечатление. Будь тебе и правда три недели, ты бы еще лежал в пеленках. Спрашиваю еще раз: сколько тебе лет? Отвечай как следует.
Роджер смущенно потоптался на месте и поднял голову, глазами спрашивая совета у Джоан.
– Он сам не знает, – сказала та. – Думаю, он потерял память, бедный ягненочек. Не судите его строго.
– На вид ему лет девять, – прикинул директор. – Ладно, пускай идет в класс миссис Криббинс. Только имейте в виду: она не терпит всякого вздора.
Тут раздался громкий звонок. Дети во дворе прекратили бегать, кричать и драться и все дружно направились в здание школы. Роджер огорчился, что веселье кончилось, но послушно сел туда, куда велела ему учительница: рядом с мальчиком, у которого текло из носа.
– А теперь все взяли карандаши, – сказала миссис Криббинс. – Займемся арифметикой.
У Роджера, само собой, не было карандаша – иначе он бы его уже слопал. Так что он просто смотрел, как другие дети достают свои, и думал про себя, что выучил новое слово: «заняться арифметикой» значит «настало время перекусить».
Но, к полному его изумлению, другие дети приложили свои карандаши вкусными острыми кончиками к бумаге и принялись рисовать какие-то черточки. Роджер понятия не имел, что так можно! От удивления и восторга он рассмеялся вслух.
– Что смешного? – рявкнула миссис Криббинс. – Что тебя так развеселило? Ну?
– Они делают черточки своими терпениями! – ответил Роджер, с удовольствием делясь открытием с учительницей.
– Ты испытываешь мое терпение! – нахмурилась миссис Криббинс. – У тебя что, нет карандаша?
– Нет, – сказал Роджер.
Но у миссис Криббинс не укладывалось в голове, что ученик может прийти в школу без карандаша. Легче было поверить, что Роджер ей просто дерзит.
– Иди и встань в угол! – скомандовала она.
Роджер сначала обрадовался: стоя в углу, можно было улыбаться другим детям. Но учительница заставила его повернуться лицом к стене, и стало уже не так интересно. А потом тот сопливый мальчик достал из кармана рогатку и больно стрельнул Роджеру в затылок.
Миссис Криббинс стояла к нему спиной. Так что когда Роджер вскрикнул, подпрыгнул и стал потирать шею, она, само собой, подумала, что он просто озорничает.
– Последнее предупреждение! – гаркнула она. – Еще одна такая выходка – и отправишься в головной кабинет!
Остальных детей все это ужасно забавляло. Стоило учительнице отвернуться, как из рогатки выстрелил кто-то еще. Роджер снова вскрикнул, обернулся – и увидел, что миссис Криббинс направляется к нему, грозно занося руку.
В самом ли деле она собиралась его шлепнуть или просто пугала – осталось загадкой, потому что подойти ближе она просто не успела. Роджер отреагировал на угрозу так, как умел: подпрыгнув, он вцепился зубами в руку миссис Криббинс и затряс ее изо всех сил, а миссис Криббинс завизжала и принялась лупить его другой рукой. Весь класс, ахая и замирая от восторга, следил за схваткой. Разумеется, чем больше учительница отбивалась, тем страшнее становилось Роджеру и тем сильней он стискивал зубы, но наконец миссис Криббинс ухитрилась стряхнуть его. Роджер, привалился к стене, дико озираясь вокруг, дрожа и задыхаясь. Никто больше не смеялся.
– Ага, – сказала миссис Криббинс. – Это за тобой.
Дверь открылась. На пороге стоял директор.
– Что за шум? – сурово спросил он.
– Вот, смотрите! – миссис Криббинс показала ему руку. – Посмотрите, что наделал этот ребенок! Он укусил меня! Я истекаю кровью!
На самом деле ей пришлось как следует надавить, чтобы выжать из укушенной руки хоть капельку крови, но отрицать, что кровь все-таки пошла, никто бы не смог. Дети молча таращились на них во все глаза – на директора, на миссис Криббинс и на Роджера.
Казалось, директор с каждой секундой становится все более грозным и огромным, а Роджер, наоборот, уменьшается.
– За мной! – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, велел директор Роджеру.
Все дети знали этот тон. Он означал, что директор возьмется за трость. Такое случалось нечасто, но когда случалось, это был настоящий кошмар. Вся школа замирала. Никто не смел даже взглянуть на того несчастного, кому предстояло отправиться в ужасный директорский кабинет и принять побои. И когда он выходил оттуда, хромая и всхлипывая, никто не смел поднять на него глаза или сказать хоть слово. И еще целый день, а то и дольше, все ходили притихшие и печальные.
И вот теперь наказание предстояло Роджеру – и это понимали все, кроме него самого.
Сам он подумал, что директор хочет увести его от этой жестокой женщины, которая так его напугала. Поэтому он посмотрел на директора с улыбкой и сказал:
– Оказывается, этими штуками можно делать черточки на бумаге! Я думал, они называются терпениями, но, оказывается, у них есть и другие названия. Я и не знал, что ими можно делать такие черточки!
Дети разинули рты. Откуда у этого новичка столько храбрости? Как он осмелился говорить с директором так запросто, чуть ли не по-дружески? Одни просто растерялись при виде такой немыслимой дерзости, другие злорадно подумали, что это тянет на двойную порцию трости, а третьи преисполнились восхищения.
– За мной, – повторил директор.
И Роджер пошел за ним.
В классе воцарилась тишина. Миссис Криббинс смочила укушенную руку водой и вытерла носовым платком, потом достала из сумочки пластырь и аккуратно заклеила укус, а дети все это время смотрели на нее серьезно и мрачно, без единого звука.
Она уже собиралась сказать, чтобы дети вернулись к арифметике. Но не успела: из дальнего конца коридора донесся ужасающий вопль.
Никогда еще они не слышали, чтобы кто-то так вопил! Все наказанные изо всех сил старались переносить порку без криков, а самые упорные ухитрялись даже не хныкать, за что и пользовались всеобщим восхищением. Но ни один мальчик, даже самый слабодушный, не позволил бы себе завопить так, как вопил сейчас этот Роджер. Пронзительные крики словно вгрызались в череп и выскребали мозг. Кое-кто даже зажал уши. А те, кто не зажал, вскоре услышали и другие интересные звуки: гневный голос директора, треск ломающейся мебели, грохот дверей, топот ног по коридору… да, такого увлекательного урока арифметики у них еще не было!
– Смотрите, он убегает! – крикнула одна девочка, указывая за окно, во двор.
И действительно, Роджер бежал к воротам, а директор с багровым от злости лицом мчался за ним по пятам. Дети столпились у окна, не обращая внимания на попытки миссис Криббинс вернуть их за парты. Директор уже схватил беглеца, но Роджер отбивался, визжал и брыкался – и все запрыгали, захлопали в ладоши и засмеялись от нежданной радости, когда этот странный мальчик наконец вырвался на свободу.
Директор так и остался стоять, молотя руками в воздухе. А Роджер добежал до ворот, вскарабкался на них в два счета, спрыгнул по ту сторону и был таков.