На электронных часах, которые папа подарил мне на прошлый Новый год, был почти полдень. Я поморгала усиленно и выпуталась из бумаг.
— Папа! Ты почему меня не разбудил?!
Отец постучал в дверь и выждал несколько секунд. Он всегда так делал. Я же девочка, мне нужно было успеть укрыться, но вчера я даже не разделась.
— Я пытался, — папа зашел в комнату и, приоткрыв штору, впустил в мой хаос еще и солнечный свет. — Ты просто дралась и мычала, что у тебя еще куча времени.
Я отодвинулась к стене и продерла спутанные кудри пальцами. Вытянула кончики перед собой. Это же ужас! Не волосы, а мочалка.
— А! Не успею голову помыть. Во сколько там электричка? Мне к часу надо быть в Академии.
— Давай, я тебя отвезу? — вдруг сказал папа и стал складывать бумаги в стопки. А там и наброски, и стихи, и просто мысли.
Не стала дергаться и смущаться, знаю, что он не полезет в личное, потому спокойно проследила, как он складывает мои художества на тумбочку.
— У тебя своих дел полно, не хочу обременять.
— Какие могут быть дела у старика на пенсии?
На тонких губах появилась слабая улыбка. Я знаю почему у него такое настроение сегодня, но культивировать хандру не стану. Он — сильный мужчина, а мне сегодня очень нужно надежное плечо.
— И вовсе не старый. И я буду очень рада, если ты меня подвезешь, а если подождешь, пока я быстренько порепетирую, буду самой счастливой дочерью на свете.
— Тогда быстро умывайся и иди кушать гречку с котлетами…
— Только не морковные! — я закатила глаза и фыркнула.
А папа засмеялся.
— Нет, куриные.
Глава 17. Настя
Папа молча отпустил меня на Новогодний вечер и даже не прочитал перечень «что не нужно делать на таких мероприятиях». После маминой годовщины он сильно осунулся, а когда сидел на репетиции с оркестром, я видела, как блестят его глаза. Бывший военный никогда не выдаст свои чувства, но мне-то и говорить о них не надо, я и так все вижу.
Он даже привез меня к Академии тридцать первого декабря и затащил чехол с платьем в сорок четвертый. Прощался коротко, просто коснулся губами моей щеки, и ушел, сказав напоследок звонить в любое время. Если что.
А я даже не знала попаду ли к полночи домой. От этого стало как-то тоскливо, хотелось побежать за папой и попросить остаться, но… Я уже взрослая. Должна учиться отвечать за свои поступки, а он должен привыкнуть, что я не смогу быть рядом всю жизнь. Это из-за меня он не женился второй раз, и я немного чувствовала свою вину и боялась, что выйду замуж, а он совсем растеряется.
Когда его шаги затихли в коридорах Академии, ко мне подошел Алексей.
— Можешь распеться здесь, а потом спокойно переодеться. Держи, — он протянул руку и положил длинный ключ мне на ладонь. — Кабинет полностью в твоем распоряжении.
— А ты?
— У меня другие планы на сегодня, — он бросил взгляд в наполненную оркестровую. Около входа стояла незнакомая мне девушка. Рыженькая и невысокая. Она что-то весело говорила в сторону и активно жестикулировала.
— О, познакомишь?
Лёша чуть придвинулся и прошептал:
— Рано еще, но позже познакомлю. Ты только, когда будешь уходить, оставь ключ на вахте, — и, потрепав мое плечо, дирижер убежал к своей… девушке? Ну, будем верить, что скоро ею станет. С первого взгляда она очень располагает.
А мне так легко стало, осознавая, что Лёша не на меня глаз положил. Не хотелось разочаровывать хорошего человека и объяснять, почему у меня не «ёкнуло». Не люблю я это, до ужаса не люблю.
Сегодня мне хотелось чего-то необычного, потому свои кудри я спрятала под розовый парик каре, глаза подчеркнула стрелочками. Из зеркала на меня смотрела незнакомка, а в груди распускались странные неведомые чувства. Будто случится что-то сегодня. Наверное, это все ощущение наплывающего, как цунами, праздника.
Я никогда еще не отмечала Новый год вне дома, и это было по-особенному интересно, но и немного грустно. Примерная дочь вырвалась из гнезда.
Почему-то вспомнился Эдуард и его ухаживания в течении нескольких месяцев, и потом, после того, как все случилось, меня просто отшвырнули, как использованную вещь. Я жалела. Безумно жалела, что позволила украсть самое ценное. То, что берегла для единственного и любимого, а на деле он оказался проходимцем. Полгода я не могла смотреть на мужчин и парней, в груди будто окна нараспашку, до сих пор сквозило.
Наверное, от каждого нового ухажера я ожидала подобного предательства, потому и откровенно убегала от ребят.
Петь в смятении, что навалилось на меня, как камнепад, было тяжело. Я дрожала и не могла раскрепоститься. Лажанула пару раз и напутала слова. После выступления было гадко на душе, и даже веселье и танцы не спасали, потому я стала пробираться через танцующую толпу к выходу. Я пыталась. Честно пыталась не возвращаться мысленно на сцену и не переслушивать свои промашки в голове, но не получалось. И Тотоша не пришел, хотя обещал. Все скатывалось в какую-то безнадегу, и лучше никого не заражать своей грустью.
— Ты молодец, — Лёша пробрался через толпу и неожиданно обнял меня по-дружески, похлопал по плечам. — За такой короткий срок со всем справилась. Будешь с нами петь дальше? — отодвинул меня от себя и дохнул слабым запахом вишневого вина.
Я поперхнулась воздухом.
— Ты серьезно? Я же фальшивила…
— Да брось! После болезни и в такой нагрузке репетировать — да ты просто на сто процентов гений! Слышала, как наша «знаменитость» выла? Тебе до ее лаж далеко, — Лёша был весел и румян и все поглядывал на рыжую девчушку, что плясала около колонок.
— И давно Соня у вас поет? — я неловко отошла назад, стукнув каблучком лодочек по полу. Вспомнила, как передо мной выступала коротышка с пышной грудью. Она была вульгарна не только в своем наряде, но и манере пения. Мне тогда стало противно, ушки чуть не свернулись в трубочку, потому я ушла в коридор и стала ждать своей очереди.
Меня вернул к реальности голос Алексея:
— Да второй год уже, но она в этом году уже заканчивает четвертый курс, потому предлагаю тебе занять место солистки.
Я не верила своим ушам.
— А… сольные можно принести?
— Ты пишешь песни? — дирижер приподнял светлую бровь. Я коротко кивнула и прикусила смущенно нижнюю губу. Высмеет сейчас, сбегу…
— Лёша, ты идешь? — рыжая девушка оплела локоть парня худенькой ручкой и прижалась щекой к плечу, а потом оторвалась и скрылась в толпе. Такой короткий знак внимания, но показала, что он уже занят, а я для нее не конкурентка. Она просто уверена в своем парне, и это на самом деле круто осознавать.
Алексей засмеялся ей вслед и обратился снова ко мне:
— Настя, мы и сольные посмотрим, подумаем над аранжировкой. Отдыхай сейчас и к столу подходи, не стесняйся, а с начала года займемся программой.
— Спасибо, — получилось как-то сдавленно, потому что вал эмоций сильно подкашивал мне ноги, и нужно было немного подышать.
Я буду петь в оркестре на постоянной основе. Это невероятно!
Лёша замялся, будто не хотел оставлять меня одну, и я приободрилась:
— Иди к ней, а я выйду ненадолго в тишину, — я заулыбалась и, минуя разгоряченных студентов на танцполе, потопала к кабинету. Стук моих каблуков двоился где-то далеко в коридоре и цеплялся пощелкиванием за плафоны на потолке.
В сорок четвертом кто-то играл на фортепиано. Я застыла у закрытых дверей и почти прилипла ухом к дереву. Играл так, что, казалось, рубил клавиши пополам эмоциями, рвал струны ощутимой агрессией, мучал молоточки резкими, но точными ударами. Это было так надрывно, что я долго не могла решиться открыть преграду. Внутри кабинета мои вещи: телефон, деньги, одежда… А я хотела уже домой. Пока не сильно поздно, незаметно уеду и не буду мешать празднику. Гадкое чувство, что я дала слабину на выступлении, не отпускало меня.
Он даже не услышал, когда створка распахнулась. Не дернулся и не обернулся. Я мазанула взглядом по короткой стрижке и растрепанной челке.
Незнакомец сидел в полной темноте, и только свет из окна освещал его широкие плечи и черные волосы. Они наливались от мягких лучей фиолетово-синим.
Как под кончиками его пальцев не вспыхивали искры, я не знаю. Пианист ошибался и начинал снова и снова… Исправлял пассаж и мчал дальше по бело-черным клавишам. А я не дышала, потому что это — любовь с первого взгляда. Его движения, его наклон головы, его изгиб позвоночника. Идеальное сочетание грации и мужественности.
Он — олицетворение мечты. Мечты, что никогда не сбудется, но так хотелось закрыть глаза и поверить в сказку.
После быстрой джазовой композиции он заиграл Гершвина «Summer time», а я не удержалась и тихо запела куплет.
Пальцы пианиста сорвались с клавиш, и крышка инструмента захлопнулась, словно фортепиано испугалось и решило помолчать. Он сидел несколько секунд и, тяжело дыша, смотрел на стену перед собой. Я хотела что-то сказать, но губы не шевелились, а в горле клокотало желание петь. С ним петь. Только с ним…
Мужчина встал и подошел ближе. Медленно, словно крадущийся кот. Оттеснил меня к стене, заставив навалиться спиной на распахнутую дверь.
Гвоздика. Кипарис… и что-то еще.
Высокий и… красивый. Как будто сон. Я, наверное, в горячечном бреду, и всего этого просто нет на самом деле.
И взгляд пронзительно-черный с переливами звезд в сердцевине, и улыбка чуть-чуть набок, и ладонь… широкая, с выраженными косточками. Даже в легкой полутьме я видела рисунки вен на его коже.
— Потанцуй со мной, — выдохнули его губы.
— Я просто удачно подвернулась под руку? — я наклонила немного голову и прищурилась.
Кто он?
— Могу предложить кому-нибудь другому, если тебя это не устраивает.
— Я согласна. Только если ты сыграешь мне после танца.
Парень сжал губы до тонкой кривой, а в глазах сверкнул неподдельный интерес.
— А ты споешь.
Глава 18. Саша
Я был слишком пьян, чт