Да, себя из себя не выбросишь. Но я пыталась хотя бы делать вид, что все хорошо.
Кот-таки бросил нас, не появился ни на одной репетиции и не отвечал на звонки, а поиски нового басиста затянулись. Пришлось репетировать втроем, но я видела, что и ребята держатся на честном слове. Энтузиазм гас на глазах, все понимали, что мы стремительно разваливаемся, как старый механизм.
Тотошка так и не объяснил, почему не появился на моем концерте тридцать первого, хотя собирался прийти, да и последние дни в чат писал мало, а на репетициях обращался ко мне только по делу. Да я и не настаивала, в перерывах писала песни и стихи, а дома старалась интернет вообще выключать, потому что мешал думать. Меня тащило в группу нашего оркестра, где я высматривала лица на фото, чтобы найти таинственного Сашу. Почему-то я была уверена, что он бывший студент Академии. Я даже порывалась Лёше написать, чтобы спросить, узнать хоть что-то, но потом побила себя по рукам и снова провалилась в сочинительство. Я не дура, чтобы искать бессмысленные встречи. Даже если я и могу (да легко!) познакомиться на улице с парнем первой, но такие унизительные выпады, типа поклонения и беготни за объектом обожания, я не практикую. Ушел? Досвидос!
Но дирижер написал сам, за день до конца каникул.
Лёша: привет
Си: *улыбаюсь*
Лёша: ждем тебя на оркестре в среду и пятницу
Си: я буду
Лёша: заметано
Долгая пауза, потом он что-то долго набирал. Прислал сначала смущающуюся рожу, а потом то, что меня подбросило вверх и тут же швырнуло об асфальт с высоты пятиэтажки.
Лёша: С Сашей общалась?
Я втыкала в монитор несколько минут и не знала, что ответить. Меня ломало спросить, кто он и откуда, но нет, не буду. Это как навязываться и вешаться на шею тому, кому ты противна. Ни за что.
После долгой паузы, дирижер написал первым.
Лёша: извини
Я ляпнула короткое «спасибо» и выключила комп. Просто не получалось найти равновесие, потому лучший способ спасти себя — это вырвать с корнем все, что может напоминать о проблеме.
Знала, что не могу интересоваться и искать встреч, но жутко тянулась к Саше. До тошноты ныло под ложечкой выспросить у его друга хоть что-то. Хоть какую-то ниточку, хоть паутинку, протянуть между нами.
Нельзя-нельзя… я должна это понять, раз и навсегда.
После этого короткого разговора меня колотило весь вечер. Да что б тебя, пьяница и алкаш! И, чтобы выбить из себя дурь, я села за гитару и сочинила новую песню.
Белый снег на полях
и зима в календарях.
Снова вьюга метет,
снова ветер ревет.
Он пытается в душу залезть,
изогнуть нашу слабую честь,
и сквозь вьюги, метели и снег
мы идем за столетием вслед.
Метели, метели
летели, летели.
За нами спешили,
но не успели…
Снова иней на снах,
все стирается в прах.
Все сметает дотла,
лужи, как зеркала.
Испытали мы сладостный час,
когда солнце светило на нас.
Серым небо с утра заплело,
снегом к вечеру все замело.
(От автора: Песня довольно старенькая. Я написала ее еще в далеком 2000 году, но сейчас она оказалась очень в тему. Постараюсь записать в скором времени, чтобы вы услышали.)
И когда я зареванная от слов и мыслей, что изорвали в клочья душу, поставила в тетрадке жирную точку, на столе завибрировал мобильный.
Незнакомый номер… Сердце глухо ударилось о ребра и умолкло. Я нажала «принять звонок» и приставила телефон к уху.
— Анастасия Чудакова? — заговорил женский голос, будто из погреба. — Алло? Вы меня слышите?
Я откашлялась тихо в кулак, чтобы расслабить зажатое от волнения горло. Почему так безумно хотела услышать ласковое «Малинка»? Почему наивно думала, что Саша найдет способ меня найти? Свяжется, скажет, что просто вынужден был тогда уйти, что наше Случайное Вчера еще может перерасти в Постоянное Сегодня. По-че-му?!
— Анастасия?!
— Ой, извините. Слушаю, — я отряхнулась и привалилась к стене. Пора прекращать эту невыносимую хандру.
— Мы переслушали записи и взяли вас с группой во второй тур конкурса. Двадцать восьмого января ждем вас на отборе.
— Какой отбор? — не сразу сообразила я.
— Конкурс «Jam-music».
— Ух ты! Правда? Конечно, мы будем! Куда ехать?
Глава 24. Настя
Первый день после каникул оказался суматошным и пролетел мимо слишком стремительно. Он даже помог мне на несколько часов забыться и не думать, что утренняя тошнота — это катастрофа под названием «залёт». Особенно сильно это чувствовалось в забитой маршрутке, в которой я думала помру от удушья.
Аранжировку поставили в понедельник и пятницу, и я немного дрожала перед началом урока. Мало ли как Гроза отреагирует на мой вынужденный «игнор» в прошлом семестре. Сегодня я должна пойти, классухе обещала, потому, даже если мои ноги откажут, а цвет лица станет зеленым-зеленым, я все равно припрусь на ленту.
И на радость или беду урок вела учительница с инструментального факультета Алевтина Георгиевна. Она коротко объяснила, что Александр Олегович на больничном и до конца месяца наша группа на ее попечении. Девочки замычали недовольно, а меня накрыло волной тошноты. Пришлось сжаться, обнять себя за живот и, уронив голову на парту, пропустить остальные наставления педагога на новый семестр.
Я, даже после недели задержки, не признавала, что случилось то, что случилось. Просто не хотела. Верить не хотела. Где искать этого таинственного Сашу, и примет ли он ребенка? Да и вообще… Это все происходит не со мной, не сейчас, никогда. Не в этой жизни.
— Настя, храпишь? Тебя спрашивают, — ткнула меня в бок острым локтем Светка Якина и бросила взгляд на выход. Беспардонная девица с натуральной медной косой. Хорошо, что это всего лишь цвет волос, а не смертельное оружие в руках. И глаза у нее по-настоящему были ведьмачьими — зеленые, как малахитовые камни. Никогда с ней не ладили, и сейчас я скривилась и отодвинулась, от греха подальше.
В раскрытой двери маячила белокурая голова моего концертмейстера.
— Чудакова, можешь выйти, — разрешила Алевтина Георгиевна.
Стоило больших усилий, заставить себя пошевелиться и вытолкнуть вялое тело в душный коридор.
Меня мутило до сильного головокружения, и я считала, что это из-за приторных духов женщины, что сидела со мной рядом в маршрутке. В принципе, для меня обычное дело, я всегда укачивалась, а сладкие запахи вызывали рвотные позывы, потому мысли о беременности я отбрасывала на подходе. Нет-нет и нет! Никакого ребенка не будет. Подруга три года в браке пытается малыша завести, а мне привалило счастье с первого раза? Да не бывает таких чудес.
Стараясь держаться около стены, я растянула улыбку и потянулась к любимому преподавателю. Соскучилась по вокалу жутко, и увидеть знакомое и родное лицо оказалось настоящим лекарством от слабости и всяких плохих мыслей.
— Уже есть расписание? — выдохнула я радостно и обняла Валентину Игоревну. У нас с ней очень теплые отношения, и вот такие объятия не редкость. Она принимала от меня знаки внимания, а я не могла сдержаться от эмоций. Вот такой я человек: слишком открытый. И сколько ни обжигаюсь о камни острых и злых душ, все равно верю людям и распахиваю сердце. Не могу иначе.
— Зайдешь после ленты, Николай Петрович как раз распределяет, — женщина поправила мои волосы у виска и накрутила спиральку на палец. Та спружинила и защекотала щеку. — Я по другому поводу, Настюш. На день влюбленных будет вечер романсов, я тебе кое-что приготовила. Вот, — она вытянула из сумки папку и протянула мне. — На урок постарайся разобрать.
— Конечно, — я прижала папку к груди и, улыбаясь во весь рот, побежала в класс.
Концертмейстер всегда приносила мне только самое лучшее, никогда не было так, что песня или вокализ мне не подходили или оказывались неудобны по тональности. Возможно, я была не переборчивая, но, мне казалось, что в выборе репертуара у Валентины Игоревны особый талант.
Тему урока слушала в пол уха, а когда лента закончилась я все-таки заглянула внутрь папки… И, сгорая от ярости и нетерпения, пошла прямиком в вокальный класс, чтобы отказаться. Не буду я это петь. Не смогу.
— Ну, пожалуйста, — проговорила я, опустив глаза. Так не хотелось разочаровывать важных мне людей. — Можно ведь что-то другое выбрать? Прошу вас.
— Можно, — ответила спокойно Кац, — но зачем? Настя, ты же никогда не сдавалась, что не так?
Я прикусила губу и отвернулась. Если бы она знала, какой у меня сейчас в душе раскол, будто бездна разверзлась, оставалось только сигануть туда и исчезнуть.
— Проблемы? — Николай Петрович поднял голову от журнала и заинтересовано перевел взгляд с концертмейстера на меня. Меня трусило от переживаний и невозможности сказать правду, потому я сильнее сжала кулаки и уколола пальцами ладони.
— Нет, — хрипнула я. Тошнота стала невыносимой, пришлось закусить язык и постараться не слишком глубоко дышать. — Я спою.
Сдавила ручки рюкзака, я выскочила пулей из класса, боясь, что разрыдаюсь или сломаюсь от волнения, и наткнулась на Алексея.
— О, привет, пропажа. Зайдешь ко мне? — он потянул меня за локоть, но я встала, как строптивая лошадь.
А вдруг в его кабинете сидит Саша, а вдруг я его увижу? Замотала головой.
— Извини, мне на ленту пора, опаздываю.
— Ты снова простужена? Лицо бледное, — вот же проницательный гад.
— Нет, у меня все хорошо. Спасибо! В среду буду, — я заулыбалась широко и смоталась из подвала.
Глава 25. Настя
И сумасшедшие дни утащили меня в вереницу проблем и забот. Я приезжала домой к девяти вечера и падала ничком на кровать, забываясь сном без сновидений. И так две недели. Каждый день. Ленты, индивидуальные, оркестр. Ах, да, и в субботу тоже, потому что у нас не вмещались основные уроки, и в Академии сдвигали занятия и на шестой день. А в воскресенье мы репетировали с «Eccentric» в гараже Тотошки программу для конкурса. Новый басист был слабеньким, приходилось до хрипа объяснять ему синкопы и ломанную ритмику. Это забирало у меня все оставшиеся силы. Я просто выключила себя из бытовой жизни и утонула в рутинной, но творческой суматохе.