Приподнял пальцами ее подбородок и попытался потянуть на себя, но она отвернулась. Спрятала лицо в лацканы моего пальто.
— Настя… Малинка, — я остановился и перекрыл своей спиной вокалиста.
Чуть не ляпнул, что ревную. Скрипнул зубами и, положив ладонь на ее щеку, заставил поднять голову и посмотреть на меня. Настя сильно жмурилась, а по щекам ползли слезы, как тонкие кристальные ленточки. Она сопротивлялась и, когда я дал слабину, снова опустила голову и спряталась.
— Ты чего? Я что-то сделал неправильно?
Она замотала головой.
— Эй, — мне пришлось вывернуться из ее цепких объятий и немного присесть, чтобы заглянуть девушке в лицо.
— Пойдем отсюда… — она осторожно приоткрыла заплаканные глаза и провела холодной ладошкой по свежей щетине. — Я устала, Саш, и немного замерзла.
— Конечно, — протянул ей руку, но не повел к остановке, а притянул к себе. Нашел губы и нежно пил поцелуй со вкусом слез.
Что ее так расстроило?
Я боялся сделать лишний шаг, казаться навязчивым, но и допустить равнодушие и отстраненность тоже не мог. Где гармония в отношениях? Где золотая середина, к которой нужно стремиться? Я не знал, не умел, потому что никогда не играл в хорошего мальчика и не был примерным семьянином. А после Ирины не верил ни одной женщине. Настя — ураган, что смел напрочь крепость моего прошлого «Навсегда один» и построила на пустыре храм «Вера в любовь». Не знаю, как ей удавалось это, но влюбился я еще в ее аранжировку. Невероятно. И сейчас я понимал, что могу глубоко ошибаться, и она просто талантливая девочка, которая мне не подходит. Или подходит?
А если я ей не подхожу, но она боится об этом сказать?
До остановки шли молча. Я боялся разрушить перемирие, боялся ляпнуть лишнее, чтобы не провалиться в недопонимание с первого дня. Ведь нам дали шанс? Вот он, в наших руках. Мне дали шанс? Я его не профукаю.
— Он просто так пел, — заговорила восхищенно Настя и прижалась ко мне, когда мы сели в трамвай. — Так царапало в груди. Голос — чистый восторг. Хочу его…
— Что? — опешил я.
Настя засмеялась.
— Ты же не хочешь петь в дуэте, я другого партнера нашла. Знаю этого парня, он с первого курса.
— Ах, вот оно что! — хохотнул я в ответ. Держался, чтобы не выкрикнуть в потолок столбик матов. Не позволю ей петь с ним. Ни за что.
— Все! Решено, — Настя хлопнула меня по колену и снова легла на плечо. — «Вечную любовь» с ним спою.
Зарычать? Закрыть ей рот поцелуем? Показать, что ревную и злюсь? Смысла нет, в голубых глазищах горела такая уверенность в принятом решении, что я просто отступил и мысленно скрестил пальцы. Пережить вот такое выступление будет крайне сложно. Не приду просто. Скрипичный ключ в лоб! Я же преподаватель, надо хоть время от времени об этом вспоминать.
Моя Малинка. Моя Настя. Моя Чудакова.
Ни один студент первогодник не посягнет на мое. Не посмеет.
— Как-то ты притих, — захихикала Настя, пробралась ладошкой между застежек пальто и пощекотала живот через рубашку.
— Думаю, как забраковать его кандидатуру, — прижал ее руку к себе и согнулся, чтобы она не шалила слишком активно.
— Это еще почему?
— Боюсь, что после концерта он мало что споет со сломанной челюстью, — я мило улыбнулся на лукавый взгляд Малинки. Да она просто играет со мной, выводит на эмоции.
— Так ты еще и драчун.
— Мне не нравится это слово, не называй меня так, — пригрозил ей и укусил за пальчик. Тетенька спереди покосилась на наши разговоры, и мы засмеялись, стукнувшись лбами.
— Драчун, драчун, драчун… — шептала Малинка и царапалась, пробравшись уже под рубашку. Пальцы скользнули выше корсета и погладили по груди. Я, сцепив зубы, отодвинул ее от себя и назидательно помахал перед ее носом указательным пальцем, а потом наклонился и сказал прямо в ухо:
— Я после Нового года даже дрочить не мог. Тебя только хочу.
Настя хлопнула ресницами, закусила губу, покраснела еще гуще, а потом потянулась ко мне и заговорила почти неслышно:
— Папа в пятницу в ночную смену…
Я сначала не разобрал, не понял, что она имеет в виду, а потом растрескался сухим и сдавленным смехом.
— Никогда не откажусь от такого заманчивого предложения, Малинка.
— За четыре дня всякое может случиться, — она подмигнула и потянула меня к выходу.
Глава 34. Настя
На вокзале Саша понял, что я везу его куда-то очень далеко. Он не показал вида, но смотрел на табло с бегущими буквами широко распахнутыми глазами. А я любовалась закрученными ресницами и его строгими чертами лица. Высеченными на белоснежной коже. Даже необычно было, я почему-то всегда представляла своего парня шоколадно-смуглым блондином, а Гроза оказался далеким от придуманного идеала, но идеальным по-настоящему.
— И долго ехать? — переспросил Саша, обнимая меня всячески и не отпуская даже на миллиметр.
— Полчаса.
На миг с него слетала улыбка, а я наклонилась и прошептала.
— Саша, просто посади меня на электричку. Не нужно ехать со мной.
— Сейчас ночь, холод мерзкий. Зима все-таки. Ты так каждый день добираешься?
Я закивала, а он нахмурился.
— В дороге слушаю музыку и пишу стихи. Время быстро пролетает. Думаешь, ты домой на маршрутке быстрее добираешься?
— Быстрее, потому что я пешком могу дойти и не привязан к расписанию, а здесь же… межгород.
— Подумаешь, какие-то двадцать километров. Я привыкла.
— И ты писала «Вечную любовь» с температурой в Академии, а потом поехала домой? — он говорил совсем не мягко, даже жестко.
Мне оставалось только пожать плечами.
— Я тогда еще на оркестр пошла…
Гроза помрачнел и свел густые брови на переносице.
— В общем, — я приобняла его и уложила щеку на широкую грудь, — меня тогда Лёша отвез домой.
Саша отлепился, даже отступил на шаг и потер подбородок. Что его так разволновало?
И неожиданно из толпы выскочила знакомая рожа.
— Си! Приве-е-ет! — долговязый Тотошка будто не заметил стоящего напротив мужчину и беспардонно поцеловал меня в щеку.
— Привет, — протянула я и немного отошла назад.
Гроза побагровел, но смолчал. Только руки сложил на груди и встал в боевую агрессивную позу. Только бы не подрались.
— Си, представляешь, Кот вернулся! — Тотошка продолжал стоять между мной и Сашей, и это нервировало, но новость радовала. Особенно после выступления на отборе: нам пришлось басиста мягко попросить уйти — он просто не тянул программу. И нас, скорее всего, из-за этого в финал и не возьмут.
— Да ты что? А почему не отвечал на звонки?
— Да кто его знает, не признался.
Ударник, заметил, как я отхожу в сторону и протягиваю руку Саше.
— Ой, вы вместе? Сори, ребятки, — друг откашлялся и протянул Грозе ладонь. И по выражению его лица «ой, мама, он мне руку сейчас сломает», я поняла, что Саша очень недоволен происходящим. — Анатолий, — сипло выдохнул Тотошка и поправил съехавшую набекрень шапку, а потом незаметно тряхнул ладонью за спиной.
— Саша, — сухо бросил Гроза.
— О, нашу электрягу подали, Си, — Тотоша перевел взгляд на табло. — Поехали?
— Займи место, я сейчас подойду.
Друг смотался, потому что взгляд Саши едва ли не прожигал в нем дыру.
— Гроза! Эй! Есть кто дома? — я пощелкала пальцами перед глазами пианиста, привлекая к себе внимание.
— Настя, скажи, что… — Саша сделал шаг вперед, навис надо мной темной тучей и притянул к себе.
— Ты у меня один… такой.
— Ну, бли-и-и-н, — он запрокинул голову и завыл, как койот. — Так! Я еду с тобой.
— Нет, — проговорила строго и провела рукой по колкой щетине. Пальцы щекотало, и приятное тепло растекалось по всему телу. — Назад тяжело добраться будет, нет электричек в такое время.
— Маршрутки?
— В девять уходит последняя из поселка.
— Такси?
— Саша, перестань! Я завтра приеду в Академию, все будет хорошо, — всмотрелась в его грозовые глаза, наполненные темнотой ночи. — Ты должен доверять мне. У меня есть друзья, группа, увлечения. Не станешь же ты меня круглосуточно охранять? Не станешь же ты каждому прохожему бить морду за то, что посмел приблизился ко мне? Это почти как закрывать в подвале.
— А я хочу! Вот закрою и никому не позволю смотреть на тебя, вдыхать запах, трогать… На-а-стя, можно я поеду с тобой?
— А потом? Куда я тебя дену? Выброшу на улицу? Домой не смогу пустить, отец меня прибьет.
— На такси уеду, — Саша умолял, а я не отступала. Он тоже устал, явно что-то с ребрами, корсет, шрам…
— Нет, тебе нужен отдых, — коснулась его губ губами. Он рычал и не раскрывался, словно боялся закричать, если только откроет рот. Я немного подалась назад, но держалась за его пояс. — А хочешь, буду звонить тебе? Писать в телеграм? Соцсети?
Он на все мотал головой и жмурился. Я понимала, что нельзя привязывать мужчину к себе так сильно в первый день. Он должен дать мне немного свободы, а я должна научиться его отпускать.
Так вся жизнь: мы сходимся-расходимся, встречаемся-разлучаемся. Как стрелка часов, что спешит вперед, но удаляется от двенадцати ноль-ноль. Отдаляется, но всегда стремиться щелкнуть по серединке и отсчитать новый день.
— Малинка, но завтра после уроков ты вся моя, — прошептал Саша, скользя горячим дыханием по виску.
— Завтра у меня оркестр, — захихикала я.
— Твою ж…
— А после я вся твоя, — добавила веселее.
— Да, а что за группа у тебя?
— Eccentric, мы уже больше года вместе.
— А что играете? — Саша зацепил пальцем локон моих волос и притянул их к губам. — Какой-нибудь поп-джаз?
— Обязательно скину тебе треки из дома, — засмеялась я, представляя, как он будет удивлен. — Если тебе интересно, конечно.
— С удовольствием послушаю. Погоди, — он отпустил прядь и обнял меня крепче, — я еще не решил, отпускаю тебя или нет.
— Что ты, как ребенок? Я второй год сама добираюсь, и ничего со мной ни случилось за это время: пару раз ноги оттоптали в набитом вагоне, подумаешь. Тем более, Тотошка со мной будет.