— Егор встречается с моей бывшей женой! Он привел ее на Новый год и никого не предупредил. Мне пришлось тогда уйти, потому что видеть наглую рожу — верх моего терпения. Сучка драная… — он хлопнул себя по губам. — Извини, Настя, но я до сих пор не понимаю, почему Егор в нее вцепился. Это будто протест какой-то, попытка выбить меня из колеи, досадить.
— Но за что? — я смогла поднять спину и упереться в диван. Подтянула ноги и завернулась туже в халат. Меня все еще сильно потряхивало, но понемногу в голове расступились тучи и выглянуло солнце: Саша рядом, он как волшебное лекарство. — По ней же видно: тварь редкостная. Как вы вообще на ее удочку попались?
— Она не была такой, — Саша помялся, а затем сел рядом. — Казалась веселой…
— Прямо, как я, — неосознанно перебила и уронила голову на колени. Глупо ляпнула.
— Нет! — взорвался Саша. Встал и заходил по гостиной. — Ты другая. Я говорил ей «люблю», а слышал в ответ «и я тебя». Чувствуешь разницу?
Я выглянула из укрытия рук и, вытерев пелену слез, что мешали увидеть Сашу, кивнула.
— Я… — меня пробило осознанием. Хотелось сжаться до маленькой точки, лишь бы не понимать, как моему пианисту было плохо последние месяцы. — Прости меня, Саша. Прости, пожалуйста.
Я разревелась в ладони. Спрятала лицо и не давала Саше заглянуть в глаза.
— Да перестань! За что тебя прощать?! — он заграбастал меня в объятия.
— За то, что тогда удалила тебя отовсюду — пыталась вычеркнуть, забыться, сделать вид, что все смогу сама. За то, что не поняла тебя. Простой вопрос «точно мой ребенок?», а меня будто на мине подорвало.
— Ты не виновата, даже не думай, — Саша опустил голос до максимального баса, вклинил пятерню в мои волосы и прижал к себе. — Я тоже ляпнул: мог и мягче, но после Иры мне все женщины казались продажными шлю… извини. Но я верил тебе, сразу верил, просто секунда в секунду не смог осознать, какое счастье на меня свалилось. Ну, как до жирафа, понимаешь? Не кори себя, Малинка, потому что ты мне принесла веру в чудо.
Глава 63. Саша
На обратном пути Джек стал тревожиться: вырывать из рук ремень, скулить и приоткрывать рот, выпуская розовый язык, чтобы залаять, но я гаркнул «фу», заставляя подчиниться.
Хромоногий и подслеповатый лабрадор кремово-кирпичного цвета жил у нас больше десяти лет, но слух у него до сих пор очень чуткий, любимец всей семьи. Я поспешил по тропинке и скомандовал «рядом». Пес послушался, хотя вел себя дергано, мотал тревожно коротким хвостом.
Мама вернулась? Так обещала вечером. Странно.
И когда вдалеке показался двор, беседка и вычищенные от снега дорожки, я понял, что наши проблемы с Настей до — это были цветочки. Возле калитки, привалившись спиной к голой вишне, курил Егор. На темно-пепельной шевелюре танцевали снежинки, на тонких пальцах переливались кольца и печатки разных калибров. Если бы не собачий холод на нем неизменно была бы кожанка, но сегодня брат надел черный пуховик.
— Ну, привет, — он протянул мне руку. Я помедлил и подтянул к себе Джека. — Что? Уже и руку брату не подашь? — поморщился Егор и сцепил губами сигарету. — Я твое забрал? Обидел? Какого лешего ты выпендриваешься, Санёк?
— Что тебе нужно, Егор? Исповедовать меня пришел? Так ты не ту профессию выбрал, — я все-таки пожал ему руку и крепко стиснул пальцы, но брат даже не пикнул. В его теле было не меньше крепости, чем в моем. Папины руки: широкие ладони, большие и узловатые пальцы. Рост — даже выше, чем я, только мускулатуры еще не набрал — худощавый, хотя плечи уже в косую сажень. — Ах, да, ты же ничего не выбрал: так и не решил, кем хочешь стать. Наверное, бездельником круче.
— Кто бы говорил! Пианист — не пианист. Где твои записи, концерты, презентации? — он прищурился и, спрятав темно-карамельный взгляд за ресницами, отбросил густую прядь волос с высокого лба, но она спружинила и легла на место. Егор отпустил модные строгие усы и аккуратную короткую бородку, отчего на вид стал старше своего возраста. Он был одиноким волком в нашей семье: никогда не признавался, чем увлекается и как зарабатывает себе на жизнь. Скитался по городам, мотался на мотыке и пропивал молодость. Хотя не мне его судить: сам таким был в двадцать с хвостиком.
— Да, — попытался я сгладить напряжение между нами, — может, я и не играю, но посвятил свою жизнь музыке. Потому что преподавать тоже интересно, — я оглянулся на дом. Он сам приехал или с Ириной? Хотелось верить, что первое, а если последнее, я надеялся, что Настя еще спит, и они не столкнутся.
— Я к маме приехал, а дома ее не застал. Зато в твоей спальне кралечка так сладко посапывает. Попка у нее что надо-о-о, — он растянул лыбу и сладко облизнулся. И это мой брат? Ах, да, он самый. Неисправимый пошляк и дебошир, за свои двадцать три насобирал целый букет шрамов. Дрался, дерется и будет драться, потому что жизнь, таких как он, не меняет.
Егор отбросил в сторону бычок и достал из кармана смартфон.
— Если ты сделал хоть одно фото, — прошипел я сквозь зубы, — я тебя урою, — и, отпустив взволнованного Джека, подошел к Егору вплотную. Если бы взгляд умел резать, то на лице у брата появились бы новые шрамы.
— Да у тебя кишка тонка, — фыркнул он и непринужденно заскролил экран. — Сам не смог с бывшей за стол сесть на семейном празднике, а мне угрожаешь лопатой? Ты трус, Санёк, любимый мамин сыночек, гроза девичьих сердец Академии и не-пианист. Не переживай, братишка, не снимал я аппетитную задницу, у меня своя есть, больно надо. Так что не парься, — он повернул голову, и я заметил, что в ушах появились новые гвоздики. Неформал во всей красе, как он еще в тату салоне не завис, чтобы разукрасить себя с ног до головы.
— Ну, удачи тебе с твоей задницей, — я понял, что еще немного, и Егор не уедет отсюда без синяков, потому решил пойти к дому и избавиться от его общества. Меня сейчас больше волновала Настя, чем собственное достоинство и запятнанная репутация.
— Что ж она тебе сделала такого, что ты решил ноги вытереть?
— Кто? — я замер на крыльце и оглянулся.
— Ира, — бросил жестко Егор. — Она ведь страдала из-за тебя, боялась сюда приезжать, через себя переступила, а ты плюнул в душу и свалил. Я тебя, Санёк, поддерживал, когда ты женился, любой твой выбор принимал. Блядь, да и все остальные принимали. А ты! Не сошлись характерами, и вот такая ненависть? Да врешь и уши не прячешь!
Я повернулся и чуть не поскользнулся на покрытой льдом плитке.
— Что ж ты у нее не спросишь из-за чего мы расстались? — почти прошипел, терпение лопалось, кисти сжались в кулаки.
— А что спросить? — брат пожал широкими плечами и достал еще одну сигарету: сладко затянулся и пустил густое облако дыма в светлое небо. — Как ты полгода делал вид, что любишь, а потом сам потребовал развод без повода? Надоела?
— Это она так сказала? — я шагнул ближе, накрыв брата своей тенью. — Она подлая сучка и обманщица. Егор, послушай, все совсем не так, как ты думаешь. Я с ней расстался из-за…
Дверь скрипнула и наружу вывалилась веселая Ирина. Веселая не в прямом смысле. Она истерила, ржала, как кобыла, и складывалась пополам, придерживая живот.
— Даже раз в год и палка стреляет, да, Гроза? Да-а-а, сукин сын ублюдочный! — она бросилась на меня с кулаками, а я отодвинул ее одним движением руки и увел корпус в сторону, отчего бывшая не удержалась на высоких каблуках и рухнула в сугроб.
— Не трогай ее! — толкнув меня в грудь, заорал брат.
Я еле устоял на ногах, злость катилась по венам, пульсируя, угрожая затопить яростью.
— Пусть она меня не трогает, и к Насте на километр не приближается! — я толкнул его в ответ. — А теперь слушай: эта тварь врала мне, что беременна. Полгода водила за нос! А потом все рассыпалось в один момент, как карточный домик. Хотел правду? Вот она веселенькая истина! Берите, кушайте!
— Хорош братец, — съязвил Егор и хрустнул широким подбородком. — Сам заврался, а на девушку сворачивать будешь? Нехорошо-о, — он внезапно замахнулся и по касательной ударил меня в скулу, но я неосознанно уклонился. — Вечно ты самый лучший! Саша то, Саша это! Задолбал! Отец с тобой носился, дело тебе передал, а Егорушка еще ма-а-аленький, — брат кривлялся и сдавливал руку до хруста. Замахнулся еще раз, но я блокировался и ответил на удар: кулак врезался в подбородок Егора и рассек кожу возле нижней губы.
Брат рухнул рядом с Ириной, накрыв ее дымкой встревоженного снега.
Они что-то верещали и кричали, но я не слушал. Мне нужно было уйти, потому что дальше этот бред продолжаться не может.
И только когда я дошел к двери и схватился за ручку, в спину толкнулось ехидное:
— Уверен, что краля от тебя беременна, холостой патрон?
Глава 64. Настя
— Скорее всего, у вас будет девочка, — сказала врач. — Голова, ножки, ручки. Сердце активное, отклонений… — она повернула смазанный гелем датчик. Я зажмурилась и задержала дыхание. — Да, все хорошо. Срок около четырнадцати недель.
Саша, вцепившись в мою руку, смотрел в экран, где в серо-черной трапеции можно было увидеть силуэт маленькой крохи.
— Двенадцать, — сказал Гроза и свел брови. — Двенадцать недель.
Врач подала мне салфетку и объяснила:
— Возможны небольшие несовпадения по срокам: плод крупный, ко третьему триместру выровняется. Мамочка худенькая, но крепкая, питание поступает отлично. Настя, токсикоза сильного нет?
Я заулыбалась и мотнула головой.
— Пару раз тошнило, но давно.
— Отлично, — она склонилась над столом, чтобы записать результаты обследования, — можете одеваться.
Пока я натягивала белье, джинсы и сапожки я все думала, почему Саша так точно помнит срок. До дня считает. Все еще не верит мне?
Я всмотрелась в его лицо, но он задумчиво смотрел на экран, где застыло первое фото нашего малыша.
Две недели прошли, как одна секунда. Было много забот и хлопот. Учеба поджимала, накапливались долги, Саша задерживался на индивидуальных, я оставалась на оркестр, готовила команду на семестровую сдачу аранжировки, Гроза даже согласился сыграть с нами, и все еще ходила на репетиции с группой. К вечеру мы с женихом не то что любовью заниматься, поговорить не могли: просто не хватало сил.