Тему бывшей жены мы не обсуждали. Я понимала, как Саше неприятно, потому всячески обходила ее стороной. Однажды в городе мы встретили Егора, он был один и говорить с нами не захотел. Руку Саше пожал, но на этом все: затравленный взгляд из-под челки и стиснутые губы уплыли от нас, путаясь в толпе черной кляксой. Кофр через плечо, кожанка, бейсболка. Я попыталась поговорить с Сашей, что брату, возможно, нужна помощь. Нельзя позволить, чтобы Ирина сломала жизнь еще кому-то. Но Гроза злился и сказал, что в их семье никогда в личное не вмешиваются. Я больше не заикалась: Егор взрослый мужчина, сам разберется. Хотя немного жаль, что все так… Я чувствовала какую-то ответственность и за него тоже.
Саша купил отдельный комод для моей одежды и компьютерный стол, который теперь завален бумагами, нотами и канцелярией. Я смеялась, когда любимый пытался прибрать мой хаос, забиралась ему на плечи и грызла ухо за придирчивость и катастрофическую тягу к порядку.
А еще я отказалась покупать детское: рано еще, в этой квартирке и так места мало. Саша нет-нет и напоминал, что нужно кроватку, коляску, распашонки. Я не суеверная, просто не хотела стеснять холостяка и врезаться в его быт ураганом: он и так от моего вмешательства еще не оправился. Время терпит, все успеем купить летом.
На первых выходных мы поехали к моему папе. Я забрала некоторые нужные вещи, гитару и, не удержалась, перевезла к Саше вязальные нитки.
В следующую субботу мы выбрались к Сашиной маме. Я уже не боялась встретить бывшую, потому что собиралась защищать свою семью. А Саша — и есть моя семья, и я не позволю его обижать, и поссорить нас не получится.
Зима сдавала позиции. К началу марта почти сошел снег, оставив только кучи по обочинам, как напоминание, что все циклично. Днем чувствовался запах талой воды, по склонам стекали звонкие ручейки, а солнце приятно согревало щеки и можно было ходить без шапки, но к вечеру все еще было холодно, а к седьмому дню марта температура совсем опустилась.
После УЗИ мы приехали на концерт. Саша с виду был спокоен, даже поцеловал меня возле гримерки и пожелал удачи. В тот миг короткого поцелуя и протянутого между нами взгляда что-то сильно кольнуло под ребро. Не люблю доверять предчувствию, но оно до тошноты скрутило меня в пружину.
Я спряталась за дверями, чтобы Саша не догадался и не тревожился по пустякам, и долго смотрела в потолок, смахивая слезы. Не хватает еще макияж размазать, очень вовремя раскисла. Это все беременные гормоны, с которыми я никак не могу найти общий язык.
У меня все хорошо. У нас все хорошо. Я должна за это держаться. Я буду за это держаться.
Одна только заноза осталась: Якина. Ох, она меня допекала каждый день. Педантично, как настоящая иголка под ногтем. Коль-коль, коль-коль… Мне хотелось ей глаза выцарапать за то, что ляпает языком. Мало того, что разнесла слухи о нас с Сашей, и теперь вся Академия знала, что я с ним сплю, так еще ее «будешь спотыкаться» преследовало меня на каждом шагу. Страшно было ходить, потому я всегда держалась около стены, чтобы, не дай Бог, не упасть неудачно и не навредить малышу.
Но меня пугало другое. «Провалишь экзамен и профукаешь важное предложение» — как-то так звучали ее слова. Хотелось отмахнуться от этой нелепости, но перед выходом на сцену я снова споткнулась. Чудом ухватилась за угол, отдышалась и только тогда вышла к зрителям.
В этот раз я играла сама. Моя подружка-гитара звенела под пальцами и отзывалась трепетным резонансом. Я бежала по ладам и осознавала, что играю сейчас для своей мамы, которой нет.
Что-то в груди натягивалось, трещало, казалось еще миг — я разревусь и провалю выступление, но я открыла рот и спела первый куплет:
— Ты не смотри, что расту на глазах,
Ведь для тебя я дитя навсегда.
Что ты не спишь, на звезды глядя?
Эти слова лишь для тебя.
И я думала о том, что, возможно, Сашина мама станет для меня родной. Она добрая, светлая и понимающая. Папа ведь не просто так не сводил с нее глаз, хотя мне так и не признался, что их связывает. Я улыбнулась на яркую реакцию отца и оставила его в покое: сами разберутся, не маленькие. Вот и сейчас они сидели рядом: мама смотрела на меня и не сдерживала слезы, а отец смотрел на нее. Обидно немного, что не на меня, но… Я ведь тоже ловила в толпе только один взгляд: самый важный и любимый.
— Открой глаза, давай мечтать, — пела я дальше, — время нам нельзя терять. Смотри, а я тебе спою, за все тебя благодарю.
В конце песни голос выходил из берегов: я вкладывала в исполнение не технику, а душу. Хотелось окрасить эмоциями каждое слово, подарить частичку своего сердца всем женщинам.
На последнем аккорде аплодисменты взорвались, как раскат грома, а я задержала дыхание, наклонила голову и осторожно вышла за кулисы. Перед глазами все плыло: от невысказанного счастья, от радости, от осознания, что у меня теперь есть семья.
Я выступала в брюках и блузке, потому, не переодеваясь, вышла из гримерки: Саша держал свободное место — я очень хотела посмотреть финальный танец «Вальс цветов» из «Щелкунчика».
Но на входе в актовый зал я столкнулась с заплаканной Ивасенко. Она завернула меня в сильные руки и погладила по спине.
— Это очень… очень сильно! Настя, можешь не сдавать сольфеджио, не ходить на гармонию, но не бросай писать. Больше, больше таких нежных и глубоких песен. Ты очень талантлива.
Я не знала, как ответить, не могла дышать из-за ее объятий. Просто не привыкла к похвале. Знаю, что могу многое, то, что другие не могут, но делаю это не для того, чтобы почесать ЧСВ. Пишу песни, потому что слышу их и хочу поделиться музыкой с другими. Банально, но пишу, потому что не могу не писать.
— А на уроки все равно ходи, а то поставлю незачет, — хохотнула учительница и, наконец, отпустила меня.
— Конечно, я же никогда не пропускаю.
— Знаю, знаю. Выскочишь замуж за нашего Грозу и бросишь учебу. Вон какая красавица выросла, — она еще раз обняла меня за плечи и отдалилась. — Ох, какая чудесная пара-а-а…
Хотела быстро пообещать, что не брошу Академию, но Ивасенко отвлеклась и убежала, а в коридоре я заметила того, кого видеть сейчас категорически не хотела. Он нагло улыбался и шел ко мне.
Глава 65. Настя
— На-а-астя, как рад тебя видеть, — Эд раскрыл руки, намереваясь меня обнять, но я отпрыгнула в сторону и ударилась плечом в дверь актового зала.
— Что тебе нужно?
— Да не зли-и-ись! Я же, — он чиркнул пальцем по моей щеке и почти коснулся губ. Я брезгливо одернулась. — Как увидел тебя на репе, с ума сошел. Ты такой цветочек: распустилась, бутончик.
— Отойди, — бросила злобно и жестко оттолкнула его.
Вальс начался, я слышала приглушенную музыку через закрытую дверь. Саша начнет беспокоиться и выйдет меня искать. Нужно что-то сделать. Я не хочу сейчас раскрывать эту правду. Ну, пожалуйста.
Обогнув тушу Эда, пошла в сторону лестницы, собираясь спуститься на первый этаж: как раз оставлю гитару у вахтера, чтобы не таскать с собой. Знала, что парень увяжется, знала. Нужно просто поговорить с ним и поставить точку раз и навсегда.
В холле было холодно, а на улице еще холоднее, но в Академии много глаз и ушей: потому, отдав Елене Васильевне чехол с гитарой (она без вопросов поставила ее в кабинку), пошла к выходу.
В лицо ударил ледяной воздух, такой же воздух разгулялся в моей груди. Он превращал меня в ледышку, что он легкого прикосновения разлетится на кусочки.
— Зачем ты пришел? — рыкнула и отодвинулась, когда Эд подался ближе. — Стой на месте! — тормознула я его рукой и вложила в толчок все силы.
— Не упирайся, я же тебе нравился. Не верю, что так быстро все прошло. Сладенькая, ну-у-у…
— Ты идиот? Иди играй в крестики-нолики с кем-то другим! Я не твоя вещь. Не нужно ко мне приходить. Да я с тобой и говорить не хочу! Ты пришел обгадить меня с головы до ног? Зачем ты приперся?
— Да просто так. Знал, что концерт будет, вот и пришел, — он покачал головой и застыл с изучающим сальным взглядом в моем декольте.
— Он уже закончился, — отрубила я, обняла себя за плечи и съежилась. Хватит с него, много чести. — Уходи, Эд… пожалуйста, не лезь в мою жизнь, оставь меня в покое.
Я внезапно рассмотрела, какой он противный. Лицо угловатое, нос острый, плечи вогнуты вперед, спина колесом, губы щербатые. Что я в нем тогда нашла?
— Си-и-и, какая ты стала аппетитная, — Эд облизнулся, оставив влажный след на губах, а я поморщилась от неприязни и посмотрела в сторону. По дороге в нашу сторону шла Якина. Бекар тебе в нос! Ее только тут не хватает!
— Уходи, — быстро бросила я и, наклонив голову, чтобы спрятать лицо, бросилась к двери. — Выкрикнула напоследок через плечо: — Никогда ко мне не приближайся!
Холод толкнул в спину, а жар затащил в просторное помещение, но внутри меня ждал сюрприз: за дверью стоял Саша.
— Кто это был, Настя?
Собрала все силы и потянулась к нему, но Гроза отступил немного, а я покачнулась.
— Это старый знакомый, Саш. Придурок редкостный, не бери в голову.
— Ты вышла на улицу в десятиградусный мороз беременная, в одной тонкой блузе, и мне не обращать внимания? — говорил он жестко. Я никогда его таким не видела, даже страшно стало, отчего я побоялась подходить ближе.
— Я была там несколько секунд.
Но Гроза нахмурился и сложил руки на груди.
— И эти несколько секунд нельзя было поговорить здесь? В помещении?
Дверь приоткрылась, в холл заплыла Светка. Она хитро оскалилась, а, проходя мимо нас, пропела:
— Что, Гроза, чуть не украли птичку?
— Что ты несешь? — выкрикнула я. — Иди уже, тощая курица.
— Настя, контролируй себя, — оборвал меня Гроза.
— А как же!
Я отмахнулась и бросилась в класс. Мне срочно нужна была тишина и опора. Я устала, нервы скачут, как дикие зайцы, а Саша цепляется, ревнует на пустом месте и при всех меня отчитывает. Это было жутко обидно и неприятно. Но как же повезло, что Эд не зашел за мной и не усугубил ситуацию. Чудо просто.