Гроза поймал меня на ступеньках.
— Настя, что опять? Мы выбрались из одной ямы, попали в другую? — его голос смягчился, а прикосновения не обжигали, а успокаивали.
— Все хорошо, Саш, — я привалилась к его широкому плечу. — Ноги просто еле идут, и я просто устала.
— Если бесконечно падать, можно еще сломать ноги, а ты вечно летаешь, — он погладил меня по волосам и приобнял за талию. Саша не прятался, не скрывал, что встречается со мной, да и многие знали, что мы собираемся пожениться. Учителя радовались, что будет красивая и талантливая пара, а ученики ехидничали, что я залетела. Да пусть, мне все равно.
— Я постараюсь быть аккуратной, Грозный мой жених, — мы вышли на второй этаж, и Саша неожиданно дернулся. Я подняла голову и увидела возле его кабинета Ирину. Она стояла у стены, красиво скрестив тонкие ноги, листала что-то в телефоне и посматривала в нашу сторону из-под пышных ресниц.
— А я тебя жду, — сладко протянула она и сделала вид, что меня рядом с Сашей нет.
Глава 66. Саша
Опять эта… Ну, что ей теперь нужно?
Я молча открыл кабинет и пропустил Настю внутрь. Она ошарашенно смотрела то на меня, то на Ирину.
— Побудь здесь? — попросил я тихо.
— Конечно… — Чудакова что-то еще попыталась сказать, но я закрыл дверь, спрятав невесту от ехидных серых глаз.
— Саша, даже не поздороваешься? — хмыкнула бывшая и отлепилась от стены. Подошла ближе, и на меня вылился сладко-приторный парфюм. Захотелось не только прикрыть локтем нос, но и сбежать. — А у меня есть кое-что для тебя.
— Мне ничего не нужно. Ира, уходи. Не понимаю, чего ты добиваешься?
— Я если меня Егор попросил?
— Сомневаюсь, — я потер щеку от неприятного ощущения грязи на коже. Хотелось избавиться от общества этой курвы и поехать с Настей домой.
Ирина ухмыльнулась и встряхнула в руке телефон.
— Да-а-а, Егор тут не при чем, ты прав, но у меня, правда, есть для тебя кое-что важное. И ты выслушаешь.
Не нравился мне ее уверенный тон и наглый взгляд.
— Даю минуту, — отрезал и посторонился от ее клешни. — Держи дистанцию, мы не на свидании.
— Муженек, какой ты стал вредный, — скривила она рожу и потрогала золотое колечко в ухе.
— Быстрее, время идет, — я бросил взгляд на часы. — Осталось двадцать секунд. Что там может быть такого важного?
— Твой сын, Саша. Твой сын, — она понизила голос, а возле плеча пролетел тревожный вздох. — О, и ты тут, будущая женушка-несушка. Саша любит таких, особенно гнать в шею, когда становятся неугодными.
— Иди отсюда, Ира, пока я тебя с лестницы не спустил, — меня зажало в мысленной пружине так сильно, что связки скрипели, а язык заплетался. Что эта сука несет?
— Станешь пинать мать твоего ребенка?
Я засмеялся. Истерично и зло, жаль, что не бью женщин, потому что руки жутко чесались влепить этой мерзкой женщине мозг в лоб, потому что он явно вывалился где-то по дороге.
— Ты совсем свихнулась? Пойдем, Настя, я не стану эту ересь слушать, — я обернулся и попытался затащить невесту в класс, но она внезапно отпихнулась. Заметил, что Чудакова уже набросила пальто и взяла рюкзак. Тонкие пальцы сжимали до хруста бархатные лямки. Голубые радужки налились темной синевой, губы сжались, а волнистые волосы рухнули на покрасневшие щеки.
— Я выслушаю, — тихо сказала Настя и недоверчиво сощурилась.
— Вот и умница, — съязвила бывшая и протянула Чудаковой телефон. Я был в откровенном шоке.
Хотел отобрать, но Настя отскочила от меня, как кузнечик от сапога, и уставилась в экран. Она смотрела несколько секунд, лишь раз коснулась стекла и передвинула изображение. Я видел, как белеют ее пальчики, как глаза наливаются слезами, и ничего не мог сделать.
— Что там? — выдавил я и обомлел, когда она подняла голову.
— Так, значит, бесплодный? Я, Гроза, считать и читать пока не разучилась! — она бросила мне на ладонь мобильный, и, пока я ловил его, просто ушла.
— Стой! Настя! — я крикнул, но, опустив взгляд, понял, что Ирина сломала мне жизнь дважды.
С фото на меня смотрел мальчик лет пяти: черные, как смоль, волосы, темно-карие глаза, знакомый размах бровей. Маленький вылитый я. А ниже выписка из роддома: «Егорова Ирина Марьяновна, 93 г. рождения. Мальчик, вес 3000 г, рост 55 см». А ниже дата: 20 февраля, 2014 г.
Не. Может. Быть.
Мы расстались в конце ноября 2013. Тогда у Иры было… шесть месяцев. Как? Почему она скрывала? Это какое-то жуткое вранье! Я замотал головой, дернул до яркой боли волосы и попытался что-то сказать, но слова не шли, стояли комом и давили меня, как пресс, угрожая сломать шею.
— Он твой, — проговорила спокойно Ира. — Ниже почитай.
На следующем фото скан документов. Заключение экспертизы ДНК. Мое имя, а рядом Гроза Максим Александрович и ниже «99 % отцовство».
— Я не знаю, как ты это сделала, но не верю ни единому слову, — и, бросив в ее кривые пальцы телефон, побежал за Настей.
Поймал ее на улице, на перекрестке. Я даже не понял, как вылетел в одной рубашке в лютый мороз и пробежал не дыша сто метров.
— Ирина врет, — потянул Настю за руку.
Она брыкнулась и, оттолкнув мою ладонь, окинула меня холодным презрением.
— Может, это ты, Са-ша, врешь?!
— Зачем?
Настя напряженно повела плечом.
— Гроза, оставь меня в покое. Иди, а то простудишься. Иди к сыну.
— Нет, Настя, пожалуйста. Даже если это так, я ведь ничего не знал!
— Знал, не знал… Ты бросил беременную жену! Ты не поверил, что она верна тебе и не лгала. Ты уличил Иру в том, чего не было, выгнал с животом на улицу и пять лет не интересовался ее жизнью. Тебе было плевать на всех, кроме себя. Я даже понимаю, почему она такая стерва. Теперь понимаю. С меня достаточно! Ты никому не веришь, а я не хочу всю жизнь оправдываться!
— Да как вам верить, если вы постоянно не договариваете? Скрываете переживания, прячетесь в коконе прошлых ошибок, а я не пророк и не экстрасенс!
Я понял, что ляпнул лишнее, но слово не воробей…
— Еще скажи, что у меня пятнадцать недель, и ребенок не твой.
— Я… — поперхнувшись ответом, я выдохнул горячий воздух в ладонь.
— Да, — Чудакова, запрокинув голову, горько засмеялась. В синих глазах переливались, как капли растаявшего снега, слезы. — Ты так подумал, когда мы были на УЗИ, просто не сказал вслух. Что ж ты сейчас не пнешь меня, как Иру? До сих пор считаешь каждый день беременности, потому что не до конца уверен, что ты отец.
— Это не так, Настя, умоляю, остановись.
— Не хочу тебя видеть… — прошипела незнакомым и далеким голосом Чудакова. — Можешь не считать ребенка своим, Гроза, потому что он мой!
Я потянулся обнять ее, успокоить, объяснить, что это просто недоразумение, какая-то путаница, но Настя шарахнулась от меня, как от прокаженного, и побежала через дорогу. Прыгнула в трамвай, и время на этом моменте заклинило.
Глава 67. Саша
Я просто перестал жить. Дышал, двигался, что-то делал, но не жил. Доказывать, бежать за Малинкой и умолять меня простить не собирался, потому что знал, что прав. Выяснять, как Ирина вывернула это, тоже не было желания, хотя я на каком-то остаточном шоке все-таки отправил сообщение Генри и Давиду и попросил помочь разобраться. Старые и верные друзья, готовые в любой момент прийти на помощь. Хотя я не верил, что Настя, даже если докопаюсь до правды, сможет меня понять и довериться. Все эти недомолвки порождают сомнения…
Да, я, признаю, были у меня страхи, что Настя носит не моего ребенка. Совсем чуть-чуть, но этого хватило для конца. Она чуткая, катастрофически категоричная девочка, пусть я и не говорил и не озвучивал свои переживания, но ее способность видеть мои эмоции сыграла с нами злую шутку.
А я ведь согласен был даже на это — воспитывать не своего ребенка. Готов был жить во лжи лишь бы только с ней.
Последние аккорды сыграны, инструменты спрятаны в чехлы, но в сердце все еще звучит музыка. Вечная, пронзительная, только для двоих.
Наверное, это все. Тот край, когда дальше бессмысленно идти. Я стоял в пустой квартире, что хранила ее запах, берегла вещи, даже творческий беспорядок на столе казался правильным и нужным. Я не шевелился и не знал, что… Делать. Дальше.
Не разуваясь, сел к инструменту, отбросил пленку и опустил пальцы на клавиши.
И дальше все было, как во сне. Секунды, дни, недели. Я просто провалился в черную бездну и не открывал дверь, не отвечал на звонки. Выходил из квартиры, только чтобы купить еще пару бутылок коньяка. Я пытался утопить боль, что разрывала изнутри, выжигала и мучила.
Не проверял соцсети, не звонил Насте. Не видел смысла. Если она не попыталась меня выслушать, увидела в моих глазах недоверие и отказалась, одним словом поставив точку, то зачем мне бороться? Зачем заставлять любить?
Хотелось не просто утопить боль, хотелось захлебнуться в ней и просто перестать существовать.
На комоде стояла не распакованная коробка. Мы привезли ее еще неделю назад, но Настя так и не добралась ее разложить. Я коснулся шероховатой бумаги и приоткрыл. Внутри лежали разноцветные нитки разной толщины. И вязанные вещи для малыша: пинетки, шапочки, свитера.
Я просто держал все это в руках и орал. Никогда не чувствовал себя большим ничтожеством, которое не может постоять за свое. Не может защитить то, что дорого.
Я зарос, глаза помутнели, волосы отросли и лезли в глаза. Я их бесконечно терзал пальцами, рвал и беззвучно кричал в пустоту. Не мог спать на нашей постели, потому что она пропиталась Настиным ароматом, а меня от этого еще сильнее погружало во тьму. Напивался до чертиков, сбивал пальцы на клавиатуре, обещал же — буду теперь играть, пока не посинею, и утром находил себя на коврике в углу комнаты, как брошенного пса.
На улице теплело, близились семестровые, но я просто забил: пусть увольняют, пусть гонят… Мне все равно.
— Саша, что ты творишь? — крепкая рука придержала дверь, а мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать по голосу Лёшку.