А сзади уже нарисовалась незнакомая белая «хонда», неотрывно следующая на некотором удалении.
– Слышишь, приятель, – говорю таксисту, – обрати внимание, какая-то машина преследует нас.
Водитель глядит в зеркало и беззаботно машет рукой:
– Да ну! Человек едет себе и никому не мешает. Может, ему тоже надо в том же направлении… Ты что, фильмов про шпионов насмотрелся? У нас в Израиле всегда кто-то за кем-то следует – машины-то у всех…
Но вырулить на приморское шоссе мы не успеваем. На относительно свободном участке «хонда» подрезает нас и перегораживает дорогу.
– Что он делает?! – моментально вскипает горячий кавказский парень. – Я его маму…
Из «хонды» резво выскакивает мужичок в пёстрой майке и шортах и несётся к нам.
– Эй, тебе чего? – таксист пробует выйти из машины, но парень не даёт открыть дверцу и суёт в окно купюру:
– Всё, приехали, генацвале. Ты свою работу выполнил, я забираю пассажира…
– Я же должен его отвезти по адресу, который мне дал диспетчер…
– Ты деньги за работу получил? Получил. Можешь быть свободен, – мужичок переводит взгляд на меня и спрашивает: – Даниэль Штеглер? Меня за вами прислал профессор Гольдберг. Пересядьте в мою машину, пожалуйста.
В принципе, нечто подобное я предполагал, потому что для тех авантюр, что профессор затевает в очередной раз, необходима некоторая конспирация, и просто так сесть в такси и приехать на встречу с ним было бы не по-шпионски и как-то даже несолидно. Да и небезопасно для него. Всё-таки я, на минуточку, полицейский, и что у меня на уме ему неизвестно…
Ни слова не говоря пересаживаюсь в «хонду», а таксист, быстро сунув полученную купюру в карман, мигом укатывает. Проблемы с незнакомцами ему не нужны.
Перед тем, как тронуться, мужичок предупреждает:
– Мне сказали, что у вас могут быть всякие маячки и микрофоны, ведь вы офицер полиции, да? Лучше сразу выключите. В ваших же интересах. Чтобы у нас было полное взаимопонимание.
– Куда мы едем? – интересуюсь как бы невзначай. – И к чему такие меры предосторожности? Если вы знаете, что я офицер полиции, то должны понимать – никаких правонарушений с вашей стороны я не допущу.
Мужичок только прибавляет скорость и усмехается сквозь зубы:
– Какие правонарушения? Всюду вам, господин полицейский, черти мерещатся! Профессор Гольдберг просто попросил меня привезти вас к нему, и всё. По-приятельски. А лишнего шума вокруг своего имени он не хочет. К тому же, он человек занятой, как ему по-соседски не помочь?
– Куда мы едем? – повторяю, насупившись.
– Недалеко, потерпите, – мой новый водитель мельком стреляет по мне взглядом и снова продолжает следить за дорогой. – Надеюсь, вы меня правильно поняли, господин полицейский: никаких маячков и прослушивающих устройств, хорошо? Чтобы между нами не возникло недопонимания…
7
Это небольшое поселение на берегу моря, в которое мы сворачиваем, – поистине райский уголок, окружённый сельскохозяйственными теплицами и аккуратными полями, с чистыми одноэтажными, редко двухэтажными домиками на зелёных нешироких улицах. У одного из таких домиков мы останавливаемся. Мужичок жестом указывает мне на дверь, а сам остаётся за рулём.
Дверь сразу распахивается, и передо мной возникает собственной персоной профессор Гольдберг, помолодевший и похудевший, словно ни в какой тюрьме не сидел, а наоборот, всё то время, что мы не виделись, отдыхал на курортах и принимал лечебные оздоровительные процедуры.
– Даниэль, дорогой! – он широко распахивает объятья, будто ему и в самом деле не терпится обнять старинного приятеля.
Меня немного коробит от такой заведомой фальши, но конфликтовать с ним пока в мои планы не входит. Ещё успеется. Мне бы только вытащить жену и, по возможности, выяснить, чем он собирается заниматься. Программа-минимум.
– Я бы не ответил вам, профессор, той же любезностью, – бормочу сдержанно, – но к чему такая конспирация? За старое принимаемся?
– Имеешь в виду переселение душ и посещение того света? – Гольдберг притворно морщится и разводит руками. – А что несчастному старику остаётся? В университет меня назад не берут, лабораторий для исследований не дают. Только идти на паперть с протянутой рукой или придумывать для себя новые игрушки, ведь так?
– Где моя жена? Без неё я никаких вопросов обсуждать ни с кем не собираюсь.
Профессор беззаботно машет рукой и жестом приглашает пройти внутрь:
– С ней всё в порядке, можешь не беспокоиться. Сегодня же она вернётся домой. Как только мы с тобой пообщаемся.
– И я опять обязан буду согласиться с вашим предложением? Вариантов нет?
– Естественно.
– Она здесь? Я хочу её увидеть.
– Нет, она в городе.
– Тогда возвращаемся в город, там и поговорим.
Не обращая внимания на мои слова, Гольдберг деловито проходит в большой почти пустой салон и усаживается на диван.
– Присядь, Дани, в ногах правды нет. Хочешь с дороги холодной водички или кофе? – он внимательно разглядывает меня и уже серьёзно, без улыбки провозглашает: – В город мы пока не поедем. Хочешь знать, почему? Потому что мой вопрос лучше обсудить на моей территории. А город – это твоя территория. К тому же там нет глушилок для твоих прослушивающих устройств и – чего там ещё? А здесь они есть, – заметив, как моя рука невольно потянулась к карману с радиомаячком, прибавляет: – Вот-вот, что я и говорил…
– Заложники, глушилки – как всё, оказывается, запущено! – усмехаюсь, но мне совсем не весело. – Короче, так и быть. Давайте быстренько обсудим ваши проблемы и закончим игры в детектив. Меня уже тошнит от них. К тому же я всё-таки полицейский, которого ежедневно ждут коллеги на работе. Во всём, что не противоречит закону, постараюсь вам помочь, хоть мне этого и не очень хочется – врать не стану. Более того, мне нужны ваши подробные разъяснения о псевдо-Столыпине и перестрелке наркоторговцев. Мы уже говорили об этом по телефону. А начать нашу беседу предлагаю после того, как моя жена будет доставлена домой. Иначе новый срок за захват заложников вам обеспечен ещё до начала любого нашего разговора.
– Ого, как грозно! Ультиматум прямо-таки! – профессор принимается рассматривать меня, будто увидел впервые. – И тебе совсем-совсем не интересно, для чего я пригласил тебя сюда?
– Абсолютно не интересно. Считайте меня тупым ментом, который пашет исключительно на своей делянке, решает проблемы по мере их поступления и ничего другого знать не желает.
Профессор неторопливо закуривает и выпускает кверху аккуратное колечко дыма:
– За то время, что мы не виделись, ты здорово изменился в худшую сторону. Или пытаешься казаться хуже, чем есть. Ведь ты же на самом деле совсем другой, а?.. Но мы впустую тратим время, а его, как всегда, не хватает.
– На что не хватает?
– Так ты готов меня выслушать или будем дальше препираться?
Честно признаться, мне всё-таки безумно любопытно, что нового нахимичил профессор. Я уже и сам заметил, что он питает ко мне какую-то странную привязанность. А что тут ещё прибавишь – любимый подопытный кролик. Может, и строптивый порой, но проверенный и безотказный. На этом он и играет.
– Слушаю вас, – без приглашения сажусь на край дивана подальше от Гольдберга и тоже закуриваю сигарету.
– Помнишь, Дани, я тебя спрашивал: любишь ли ты «Битлз»? Ты мне так и не ответил.
– А разве ответ непонятен? Кто же их не любит? Их невозможно не любить… Но какое вы к ним имеете отношение?
– Сегодня – самое прямое, хоть тебе поначалу и покажется это странным. Но излагаю по порядку. В настоящее время такой группы не существует, и возобновить её уже не удастся, так как двоих музыкантов – Джона Леннона и Джорджа Харрисона – нет в живых… Я не очень искушён в законах шоу-бизнеса, но знаю, что бывают случаи, когда умершего участника коллектива заменяет другой музыкант, и группа продолжает работать, записывать пластинки. Но «Битлз» – не тот случай…
– Ага, догадываюсь, – усмехаюсь невесело, – вы их оживить собираетесь? Господом богом возжелали стать, который выполнит мечты большинства меломанов на планете?
– Ну, на роль Всевышнего я не замахиваюсь. Не по рангу такое скромному еврею, – Гольдберг смеётся уже в полный голос. – Не делай из меня монстра… Но я, с твоего позволения, продолжу. Ты же знаешь, чем я занимаюсь, и моя деятельность не связана ни с мистикой, ни с какими-либо махинациями – только медицина, психология и немножко – гипноз. Ну, и совсем чуть-чуть того, чему объяснений пока не нашли… Более того, после известных нам событий никаких новых приключений на свою пятую точку я не ищу. Деловые люди сами находят меня и предлагают работу. Как правило, нестандартную. А нестандартная работа требует нестандартной оплаты. Согласись, устоять трудно…
– Стоп, – прерываю его, – значит, как я понимаю, «душу» Столыпина, переселённую в тело погибшего зека, вам кто-то заказал? И хорошо заплатил за это? То же самое с душой убитого наркоторговца, помещённой в чужое тело? И опять же не за спасибо?
– Естественно. Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Там и ещё кое-кто был, но… не пойман – не вор, – профессор удовлетворённо потирает руки и смотрит на меня в упор: – Давай, Дани, договоримся. Пока никаких вопросов. Выполнишь то, что попрошу, и я тебе всё выложу, как на духу. И при этом ты неплохо заработаешь.
– Не боитесь, что прямо сейчас арестую?
– За что? За слова? Нет, не боюсь. Потому что ты меня никогда не станешь арестовывать. Мы с тобой вечные сообщники, хоть и антиподы, разве не так? А это всегда самый тесный союз… Впрочем, хватит о пустяках. Лучше вернёмся к нашим баранам… пардон, к нашим любимым «Битлз»… Если не возражаешь, я тихонько поставлю что-нибудь из них. Что ты любишь больше?
Неопределённо пожимаю плечами, а Гольдберг подходит к небольшому приёмнику, стоящему на журнальном столике, и начинает рассматривать диски, стопкой лежащие рядом.
Блин, я тут слушаю музыку, проносится у меня в голове, а моя жена в заложниках у этого меломана-вурдалака! Эх, представится мне возможность наступить ему на хвост… Но ничего пока поделать не могу, придётся идти у него на поводу.