– Тем не менее, мы вернём Элвиса Пресли! – Штрудель вдохновляется возможностью выбирать какую-нибудь знаменитость, как товар на рынке. – Этому парню достаточно запеть один из своих хитов, чтобы сразу стало ясно, кто есть кто. Человечество будет благодарно нам!
Профессор вопросительно глядит на меня, но я молчу. А что сказать, если не кому-то, а именно мне, по всем раскладам, придётся первым встречаться с великим Элвисом? Такое было бы, конечно, неплохо и безумно интересно, если бы не один щепетильный момент, который неожиданно приходит мне в голову. В прессе писали, и вряд ли сие проходило по разряду простых газетных уток, что своё земное существование Пресли закончил полным наркоманом со сдвинутой психикой, и ещё не факт, что этот сдвиг не отразился на его душе. О чём с ним тогда говорить и куда его вытаскивать?
Всё это я тотчас излагаю Гольдбергу и Лёхе, и они заметно грустнеют. Самая с виду несложная часть профессорского проекта оказывается вовсе не такой простой, как казалась вначале.
– То есть мы такой вариант окончательно не отвергаем, – с надеждой бормочет Лёха, – но пока придержим на будущее?
– Совершенно верно. Какие ещё предложения? – профессор выжидающе разглядывает нас.
– Мне кажется, – вдруг припоминаю, – нам неплохо подошёл бы Луи Армстронг. Насколько помню из сообщений прессы, жизнь он закончил в здравом уме и рассудке, а по популярности едва ли уступал Пресли.
– Ты уверен, что это правильное решение? – поднимает на меня глаза Лёха.
– Точно! И мне Армстронг очень нравится, – поддерживает меня Гольдберг. – Душевная музыка…
Короче говоря, наш выбор пал на великого трубача и джазового музыканта Луи Армстронга. Больше всех этому рад профессор Гольдберг, но, наверное, вовсе не потому, что является большим фанатом великого джазиста, а потому, что у него снова в помощниках офицер полиции, который после долгих препирательств согласился с ним сотрудничать. Это как бы создаёт иллюзию некоторой безопасности. Хоть этим полицейским оказался не кто-то из больших чинов, с которыми он дружил раньше, а я, доставивший ему в своё время массу неприятностей, но мне, как выходило, он доверял больше, чем кому-то другому.
– Значит так, друзья мои, – принимается ворковать, словно голубь, Гольдберг, разливая остывший кофе по чашкам, – план действий у нас предельно прост. Алекс садится за компьютер и вытаскивает всё, что касается Армстронга. Суток тебе на это хватит?
– Хватит, – кивает головой Лёха.
– Даниэль на основе твоих сведений разработает тактику общения с Армстронгом. Сколько времени тебе на это надо?
– Как только получу материалы, сразу же начну работать. Думаю, в один день уложусь. А потом все вместе пробежимся по плану…
– Мне же останется самое сложное: подобрать человека, который добровольно согласится отдать своё тело Армстронгу, а сам отправится на тот свет.
– Разве вы этого ещё не сделали?
– Есть у меня несколько кандидатов, с которыми уже велись переговоры, но они предназначены для других проектов, с которыми вы пока незнакомы… – тут профессор, видимо, чувствует, что ляпнул лишнее и наговорил того, о чём мы с Лёхой знать не должны, и тотчас замолкает.
– А кто у вас ещё намечен после «Столыпина», наркоторговцев и битлов? – сразу становится в стойку Штрудель. – Если хотите, профессор, чтобы мы работали с полной отдачей, то должны быть до конца откровенным с нами. Ведь мы полицейские, а это кое к чему обязывает.
– Знаете что, друзья, – подхватывается Гольдберг, – давайте сначала сделаем до конца одну работу, и я вас уверяю, что в накладе никто не останется. Мы заработаем очень хорошие деньги – такие, какие вы и представить себе не можете… А потом я вам раскрою карты дальше, если мы продолжим наше сотрудничество, договорились?
– Когда потом? – Лёха впивается в него, словно клещ, и я с интересом поглядываю на своего приятеля – таким я его ещё не видел. – На нас эти дела сегодня висят как нераскрытые, и полицейское начальство каждый день требует результатов.
– Смею уверить, что после возвращения Леннона и Харрисона в наш мир у вас, друзья, просто не будет необходимости продолжать службу в полиции! – Гольдберг победно смотрит поверх наших голов и даже распахивает дружеские объятья. – Это я могу гарантировать на сто процентов!
Мы с Лёхой переглядываемся, но возразить нам пока нечего. Всё сказанное профессором похоже на откровенный трёп, и верить его словам наверняка нельзя, однако очень уж убедительно вещает! К тому же такие заявления с бухты-барахты не делают. Уж, я-то его знаю.
– Скажите, профессор, – вдруг вспоминаю, – раньше у вас была лаборатория и медицинский центр, в которых можно было проводить подобные перемещения, но сегодня, догадываюсь, ничего подобного уже нет? А персонал? Где вы собираетесь всё это выполнять?
Профессор хитро усмехается и, не торопясь, отпивает глоток кофе, потом стучит себя пальцем по лбу:
– Самая главная лаборатория у меня здесь! Неужели ты, Дани, думаешь, что я не смогу что-либо сделать своими руками без помощников? Для тебя не секрет, что всех без исключения бывших сотрудников – а мне их и требовалось-то совсем немного! – обучил я. Значит, и выполнить их работу смогу я один… Я бы и тебя не беспокоил, а самостоятельно курсировал между этим и тем светом, если бы не требовался ассистент с противоположной стороны. Пока в роли посланника ты мне подошёл больше остальных, но при необходимости это может быть и кто-то другой, а вот управлять процессом я уже не могу доверить постороннему… Я всё понятно объяснил? – он встаёт, отряхивает рубашку от невидимых крошек и высокомерно прибавляет: – Методика, которую я разработал, принадлежит всецело мне. Если бы у меня был на сегодняшний день большой штат сотрудников, тогда я бы уже по-настоящему опасался, что не сумею сохранить тайну… и превратить её в денежный поток. В нынешней ситуации мне пока некого опасаться… А в отношении денежного потока, уверяю вас, всё будет, как я обещал. Вы в этом убедитесь, если станете выполнять мои указания чётко и честно.
И тут начинает противно верещать мой телефон. Подношу его к уху и слышу разгневанный голос майора Дрора:
– Даниэль, где ты сейчас? Почему, когда ты срочно нужен, тебя никогда нет на месте? Ты же занимаешься не собственным частным сыском, а работаешь в полиции!
– Мы вместе с Алексом отправились на место перестрелки наркоторговцев, вы это знаете!
– И ты хочешь сказать, что вы с ним всё ещё там?
– Нет, мы обходим дома в округе, – начинаю сочинять на ходу.
– Лейтенант, вас мама не учила в детстве, что врать нельзя, особенно непосредственному начальству?!
– А что за срочность такая, господин майор? Я же не сижу в рабочее время в кафе и не пью пиво! Могу дать трубку Алексу, он вам скажет то же самое.
– Будто я не знаю, что вы заодно. Как у вас в России говорят: два сапога пара, – шеф всё ещё гневается, но первый пар уже выпущен. – Короче, оставь его обходить дома одного, а сам пулей ко мне. Ты здесь срочно нужен. Есть новая информация по Киеву…
Недобро глянув на профессора Гольдберга, я встаю и одёргиваю рубашку:
– Если, профессор, это всё, что вы хотели сказать, то мы вынуждены откланяться. Надо ехать на службу. Срочно вызывают.
– Что-то случилось?
– Начальство интересуется, куда мы запропастились.
Лёха с сожалением отодвигает недопитый кофе, но печенье всё же суёт в рот и тоже встаёт.
– Кстати, профессор, – спрашиваю напоследок, – вы как-то отслеживаете, что происходит с теми, кого вы возвращаете с того света? Какую-нибудь статистику ведёте?
– А зачем? Всегда есть конкретный заказчик, которому нужен определённый человек. Он мне оплачивает работу и получает то, что заказывал. Дальше уже меня не интересует, что они будут делать и чем займутся. Меньше знаешь, крепче спишь.
– И про «Столыпина» вам ничего не известно?
– Абсолютно. Я даже не знаю, в какой он сейчас стране и жив ли. Он что-то натворил?
– Пока не знаю.
Судьба псевдо-Столыпина профессору, чувствуется, и в самом деле не интересна. И это неудивительно. Он крепко жмёт нам руки и напоминает:
– Мы с вами все вопросы решили, так? Жду вас послезавтра утром с полной информацией по Луи Армстронгу и будем действовать. Договорились?.. А я, пока есть свободное время, послушаю-ка нью-орлеанский джаз, освежу его в памяти…
– Что там у Дрора стряслось? – сращивает меня Лёха, едва выходим на улицу. – Ты так побледнел… Подопечные Гольдберга шалят?
– Говорит, что пришла какая-то новая информация из Киева. Наш «Столыпин» – то сейчас в тамошней психушке. Может, заговорил о чём-то, что поставило киевских СБУшников на уши. В любом случае надо нестись к Дрору и узнавать.
В город мы возвращаемся ещё засветло, но Лёха со мной в полицию не идёт, так как дальновидно подозревает, что в конторе его непременно припашут, и вернуться домой быстро не удастся.
– Будет день, будет пицца, – философски острит он, – мои проблемы подождут и до завтра: мертвецы без нашего профессора не оживут, а живым иногда необходимо отоспаться перед новыми трудовыми буднями.
– Не забудь, что обещал Гольдбергу, – напоминаю я. – Компьютер бьёт копытом…
Мне сейчас немного обидно за то, что я, порядком натерпевшийся за сегодняшний длинный и такой напряжённый день, вынужден топать на ковёр к шефу, а мерзавец Лёха в эти минуты, небось, уже вольготно пристраивает в кресле у телевизора своё обширное брюхо и, раскупорив бутылочку пива, готовится мирно провести вечер. И никакие проблемы его не будут беспокоить, разве что компьютер начнёт барахлить и зависать, когда он сподобится поискать информацию по Луи Армстронгу. Я же сегодня перенервничал в поисках похищенной жены, потом вернул её и вдобавок удостоился без санкции начальства новых полулегальных контактов с профессором Гольдбергом, за что мне вполне конкретно могут намылить шею. А если ещё вспомнить, что передо мной ярко замаячила перспектива очередного посещения того света в самое ближайшее время, то о чём ещё говорить?..