уматься о причинах, по которым человек может отказаться от возвращения в наш мир. Или… или это сегодня уже не важно?!
Некоторое время мы сидим и молчим, потом пробую подняться, и профессор Гольдберг следит за моими неуверенными движениями, но сам со стула не встаёт.
– Скажи, Даниэль, – неожиданно спрашивает он, – то, что ты мне рассказал, это действительно правда? Ты меня не обманываешь?
– Я вам давал повод для подозрения? – мало мне того, что еле стою сейчас на ногах, так мне ещё и не верят! Тоже себе – Дрор номер два! – Если вы мне, профессор, не доверяете, для чего тогда позвали?!
– У меня выбора, к сожалению, нет! Ты мне только скажи, что всё было так, как ты рассказываешь, а то… мало ли что тебе твой драгоценный Дрор нашептал, чтобы навредить этому ужасному человеконенавистнику Гольдбергу!
Вздыхаю и говорю, теперь уже специально стараясь, чтобы мой голос звучал предельно жёстко и независимо:
– Майор Дрор распорядился разыскать вас и арестовать. Псевдо-Столыпина и вожачка наркоторговцев вполне достаточно, чтобы открыть дело, вкатать вам новое обвинение и потом вернуть в тюремную камеру.
– И что же ты медлишь? Зачем соглашался на встречу с Армстронгом? – в глазах у профессора загорается недобрый огонёк, но страха в них нет. – Тебя начальство не похвалит, особенно когда узнает, что ты без его ведома общался со мной и посещал тот свет…
И ещё минута тишины, но уже не спокойной и расслабляющей, а злой и даже искрящейся от взаимной ненависти и недоверия.
– Хватит, профессор, – не выдерживаю, наконец, – вы же отлично меня знаете и понимаете, что никакие закулисные игры я не веду. Дрор и в самом деле горит желанием наказать вас, но я, если бы был полностью на стороне своего начальства, ни за что к вам не приехал бы…
Гольдберг опускает голову и трёт глаза кулаками:
– Да, ты прав, наверное. Извини, нервы ни к чёрту…
Делаю несколько шагов по комнате и смотрю на часы:
– Мне пора. Давайте закругляться, профессор. Что будем делать дальше? Какие у нас планы?
– Отдохни недельку, окрепни, а потом всё-таки наведаемся к битлам. Надеюсь, они окажутся сговорчивей… Кстати, где твой друг Алекс? Почему не приехал с тобой? На него вообще можно полагаться?
– Его нагрузили работой в полиции. Между прочим, разгребает перестрелку наркоторговцев.
О командировке Штруделя, думаю, говорить профессору пока не следует. Мало ли как он себя поведёт, если почувствует, что дело раскручивают по полной программе и рано или поздно до него всё равно доберутся. Пускай побудет в сладком неведении.
– Ничего, – устало вздыхает он, – мы и без Алекса справимся. Главное, чтобы ты был в порядке… Ведь ты, Дани, пока на моей стороне? Ты меня не предашь?
В глазах у него такая вселенская тоска и ожидание, что мне становится немного жалко его.
– Не предам, – отвечаю, а сам не очень-то верю своим словам, – конечно же, не предам…
2
Два дня веду жизнь вполне приличного человека – утром исправно являюсь на службу в полицию, сочинил какой-то совершенно идиотский план работы с кучей казённых оборотов, который с обиженным видом отнёс Дрору и вернулся в свой кабинет слушать песни Армстронга, накачанные из интернета. Гольдберг пока молчит, от Лёхи из Санкт-Петербурга тоже никаких известий. Короче, появилась возможность перевести дыхание и поправить здоровье, так как интуиция подсказывает, что оно пригодится ещё не раз для моих нетрадиционных командировок на тот свет. И ни на кого эту не совсем приятную миссию, как получается, не перебросишь. А если говорить честно, то и не очень пока хочется.
Исправно отсиживаю время до обеда, не курю, высовываясь в окно по пояс, а степенно хожу в курилку, даже отстрелял в тире какие-то ежегодно требуемые нормативы.
А самое главное, отношения с женой наладил почти до идеального супружеского уровня. Она, конечно, всё ещё недоверчиво косится на меня, потому что таким незамысловатым и примитивным послушанием наши семейные проблемы ещё не решались ни разу. В отличие от моих полицейских проблем, с которыми худо-бедно как-то справляюсь без оного.
Но не всё так радужно и беззаботно в моей жизни. Раздражает Лёхино молчание. Может, майору Дрору что-то из Питера и докладывают, но лишний раз попадаться ему на глаза да ещё задавать такие вопросы не рискую.
Однако на третий день моему пасторальному существованию приходит конец. Перед самым обедом Дрор срочно вытаскивает меня к себе на очередные разборки. Приказной тон шефа не сулит приятной беседы, и всю дорогу до его кабинета раздумываю, на чём опять прокололся. Явных косяков за собой не припоминаю, но начальство на то и начальство, чтобы глядеть дальше и копать глубже.
Вопреки ожиданиям Дрор не стал брать с места в карьер, а только уставился на меня, будто увидел впервые. Это для меня оказалось почему-то самым неприятным и неожиданным. Он сидит, молча разглядывает мою наглую физиономию и даже, когда я без спроса сажусь на стул, не одёргивает дерзкого подчинённого.
– Гляжу на тебя, – неожиданно выдаёт он спокойным, но слегка подрагивающим голосом, – и вспоминаю, как ты впервые появился у нас в полиции. Вернее, причину, по которой тебя приняли на работу. Ты-то сам ещё не забыл?
– Не понимаю, господин майор, почему вы вспоминаете дела давно минувших дней, – моментально набычиваюсь, – но коли уж хотите меня проэкзаменовать, то напомню: полиция тогда расследовала дело с исчезновением людей…
– Совершенно верно. Люди исчезали во времени, и в этом им помогал сотрудник лаборатории Гольдберга Шауль Кимхи – не забыл такого? Хоть всё и совершалось тайком от Гольдберга, но косвенно он, так или иначе, присутствовал в этом деле. Дух его витал в нём. Ты тогда хорошо поработал, и претензий к тебе не было. После окончания операции, в которой ты действительно проявил себя настоящим полицейским, было принято решение пригласить тебя на службу в полицию. В виде исключения…
– К чему вы это вспоминаете? – теперь уже я удивляюсь. – Дело давно в архиве.
– Просто мне показалось, что практически всё, что ты делаешь, как-то замыкается на противозаконной деятельности нашего резвого профессора. Ну никак без него обойтись невозможно! Он просто твой добрый ангел, Дани. Или, если хочешь, дьявол-искуситель, за которым ты безуспешно гоняешься. Не находишь?
– Был бы на моём месте кто-то другой, то делал бы то же самое и с тем же результатом. А профессора Гольдберга выводил на чистую воду не только я. Вы это прекрасно знаете.
– Но он, как ни странно, каждый раз обходится малой кровью. Тебе это не кажется странным?
– Вопрос не по адресу. Я не прокурор и не судья. А с Гольдбергом мы так и не стали друзьями, о чём нисколько не сожалею. Вы прекрасно понимаете, что у него есть высокие покровители.
– Естественно, – Дрор замолкает и начинает раздражённо перекладывать на столе какие-то бумаги. Потом в упор глядит на меня и выстреливает вопросом: – Если бы вы с ним стали друзьями, тогда уже со мной у тебя начались бы проблемы… Скажи честно: всё это время, что ты общался с ним, у вас были какие-то договорённости, о которых мы не знаем? Спрошу более откровенно: ты ничего от нас не утаиваешь?
– Вы меня в чём-то подозреваете? – в груди у меня холодеет, а во рту даже начинает горчить. – Я вам, господин майор, давал повод сомневаться в моей честности?
Шеф молча встаёт из-за стола и начинает глубокомысленно расхаживать по кабинету, как делает всегда, когда нужно принять какое-то трудное решение:
– Ты знаешь, у меня бы никогда не возникло и тени сомнения в твоей порядочности, если бы наши старые дела, уже закрытые и отправленные в архив, неожиданно не напоминали о себе. Потому и появляются предположения, что не всё в них было доведено до конца, а что-то просто выпало из нашего внимания. Вопрос: случайно или намеренно? Тут уже о чём угодно подумаешь – и о том, что исполнители небрежно отнеслись к своим обязанностям, и о чём-нибудь похуже. Ты не новичок в полицейском сыске, так что упустить что-то по незнанию или наивности вряд ли мог. А значит сразу возникают неприятные подозрения…
– Ничего не понимаю, господин майор! О чём вы говорите? – пытаюсь нащупать почву под ногами и не могу. – Открылись какие-то новые обстоятельства? Я же ничего пока не знаю…
Некоторое время Дрор расхаживает молча, видимо, прикидывая, стоит ли доверять мне дальше и откровенничать с таким интриганом, как я, потом садится за стол и берёт одну из бумаг. Но зачитывать её он не собирается, а только излагает своими словами:
– Думаю, для тебя не секрет, что помимо профессора Гольдберга кто-то ещё занимается подобными экскурсиями в загробный мир, а также переселением душ в тела людей на нашем свете…
Замысловато как-то начинает, но поддержим его добровольными пояснениями:
– Да, Гольдберг что-то рассказывал об этом. Но только вскользь, никаких конкретных деталей. Кто непосредственно этим занимается он, вероятно, и сам в точности не знает. Какая-то конкурирующая фирма. Если она только в действительности существует…
– Ну почему у этих ребят всё так засекречено? Опасаются конкуренции? Не так уж много на свете подобных лабораторий и учёных, чтобы они не были знакомы друг с другом. Что-то лукавит наш профессор. Если темнит, то для чего? С какой целью?
– Гольдберг упоминал лишь о том, что конкуренты намного отстают от него, хоть и идут по следам. Но, ясное дело, что никакими своими секретами он ни с кем не делился и делиться не собирается – он же не дурак, чтобы резать курицу, которая несёт золотые яйца.
– А может, никаких конкурентов в действительности не существует, а профессор их придумывает каждый раз, чтобы перевести на кого-то стрелки? Тебе не приходила в голову такая мысль? Мол, я не я, и грешки не мои?.. Ладно, с этим разберёмся. Но я сейчас о другом… К нам поступила следующая информация из России…
– Алекс нарыл что-то в Санкт-Петербурге?
– Нет, от него пока сообщений не поступало. Информация пришла по линии российской ФСБ из… – Дрор заглядывает в бумаги и читает по слогам незнакомое русское слово, – …из Рязанской области.