– Из ФСБ и прямо к вам на стол? Мы такие популярные уже стали?
– Не юродствуй! К нам бумага пришла из МВД, а туда она попала по официальным каналам от российских спецслужб.
– И что же понадобилось рязанским комитетчикам от нас?
– Странная история. Есть недалеко от Рязани небольшой городок… – Дрор снова заглядывает в бумаги и старательно выговаривает, – Гусь-Железный. Не слышал про такой?
– Первый раз слышу. Таких небольших районных городков в России тысячи.
– Так вот, в этой патриархальной глубинке есть детский санаторий, который находится в здании старинной усадьбы, много лет назад принадлежащей одному из известных российских промышленников.
– Знакомая история, – беззаботно машу рукой, – в маленьких провинциальных местечках самые лучшие строения – бывшие усадьбы помещиков или, как их сегодня называют, олигархов. И что же сучилось необычного в этом детском санатории, если российской ФСБ понадобилось о нем информировать нас?
– Работники санатория сообщили местному участковому, что в последнее время на территорию усадьбы зачастил один бомж. Поначалу думали, что он просто ищет пристанище на зиму, но он вёл себя очень странно. Вся его прежняя жизнь прошла на глазах местных жителей, и для всех он всегда был добрым и миролюбивым парнем, никому не грубил и не лез с кулаками. А тут словно подменили человека – рвётся внутрь корпуса, детишек перепугал, пытается проникнуть в подвалы, а когда его прогоняют, становится злым и агрессивным, угрожает обслуживающему персоналу, а главное, кричит, что это его родовое имение, и никто не имеет права препятствовать ему ходить повсюду, где он захочет. Когда его спрашивали, что он ищет в подвалах, то просто хамил и в самом деле распускал руки.
– Что с него взять? Вероятно, больной человек, – пожимаю плечами, – такое часто случается на почве алкоголизма. Поехала крыша у парня, и возомнил себя невесть кем.
– Очевидцы, которые знали его давно, отметили, что за последнее время он стал совсем другим человеком. Если раньше пил почти ежедневно, но был добрым малым, хоть и до конца опустившимся, то теперь никто его пьяным больше не видел, он начал следить за одеждой, и даже поведение его стало совсем иным. Когда-то это был типичный лентяй и попрошайка, еле волочащий ноги и горбящийся, а сейчас – абсолютно другой человек, даже отдалённо не напоминающий прежнего оборванца.
– Ну, и что из этого следует? Вероятно, перемкнуло у парня в мозгах, и он рассудил, что так жить дальше нельзя, вот и сделал над собой усилие…
– И такое вполне могло случиться, – кивает головой Дрор, – но ты не перебивай, а слушай дальше. Первое время его терпели, но когда он раздобыл где-то кирку и лопату и стал долбить по ночам глухие стены в подвалах, мешая отдыхать детям, то работники санатория забеспокоились, вызвали полицию, и та, наконец, задержала его. И тут началось самое интересное. Хоть имя этого бомжа и было известно, потому что тот уже не раз попадал в полицейские протоколы, но он категорически заявил, что зовут его Баташовым Дмитрием Михайловичем…
– Как-как?! – ахаю я, и у меня отвисает челюсть от изумления. – Это же…
– Да-да, этот человек назвался именем твоего старого приятеля, бандита Бота.
Несколько лет назад я участвовал в полицейской операции в качестве агента под прикрытием. Дмитрий Баташов по прозвищу Бот возглавлял международную преступную организацию по торговле наркотиками и оружием. Меня внедрили туда, и мы вместе с Русланом Дзагоевым по прозвищу Глен стали его самыми близкими доверенными людьми. Когда собралось достаточное количество доказательств для того, чтобы упечь Бота как минимум на пару-тройку пожизненных, решено было взять его на очередной сделке в Израиле, где за подобные преступления, да ещё вкупе с убийствами подельников предусмотрены именно такие сроки заключения, а договориться с судом или подкупить его практически невозможно. К тому же, я находился на своей территории, мне и карты в руки. Но задержать Бота с Гленом мы так и не смогли. Уходя от полицейской погони, Бот разбился в автомобиле насмерть, а Глен сумел скрыться. И тут-то как раз сыграло наше знакомство с профессором Гольдбергом. Мне удалось побывать с его помощью в загробном мире и выяснить у Бота, вернее, у его души место, где Глен мог прятаться. В результате Дзагоев был арестован, а преступная сеть ликвидирована.
– Может, это простое совпадение? – тяну с надеждой. – Мало ли людей с фамилией Баташов на свете?
– Наверное, немало, но не все признаются, – тут шеф сделал многозначительную паузу, – что у них есть ещё и прозвище Бот. А после некоторых весьма любопытных высказываний российские полицейские решили от греха подальше передать этого бомжа спецслужбам. А уж те обратились к нам.
– Что же он такое страшное высказывал? Насколько помню, из настоящего Бота вытащить какую-то информацию было совершенно невозможно. Он-то прекрасно знал, к чему приводит пустая болтовня…
Дрор невесело усмехается и смотрит мне в глаза:
– Если не ошибаюсь, мы сейчас подумали с тобой об одном и том же, а? То есть и здесь, вполне вероятно, приложил руку наш живчик-профессор? И твой покойничек Бот всё-таки добился своего – вернулся в наш грешный мир?
– Не приведи господь, хотя… может, и так, – мрачнею всё больше и больше. – Однако нестыковка получается. Если этот человечек действительно Бот, в чём я пока очень сильно сомневаюсь, то он мог, опять оказавшись в нашем мире, заняться только своим любимым промыслом, то есть торговлей наркотиками. Ну, и ещё оружием. Но без особого шума. Тем более, каналы поставок и кореша у него наверняка сохранились до сих пор. Да и денежные заначки где-то припрятаны. О чём же таком невероятном принялся петь в районной полиции рязанский бомж? Извините, но это не уровень настоящего Бота!
– У меня тоже мелькала такая мысль, – соглашается Дрор, – но наши российские коллеги настоятельно просят помочь разобраться в сложившейся ситуации. У них есть, конечно же, общая информация о том, чем занимался настоящий Бот при жизни и как он погиб, но подробности гибели только у нас. До сегодняшнего дня они им были просто ни к чему.
– А нам-то сегодня зачем весь этот геморрой? Ни мёртвый, ни живой Бот, по большому счёту, не имеет никакого отношения к Израилю, тем более, бомж, о котором вы говорите, сейчас в России, а не у нас. Да и нет ни малейшей уверенности в том, тот ли это Бот, к реинкарнации которого приложил руку наш Гольдберг. Вполне вероятно, что реальный бродяга слышал краем уха какие-то байки про настоящего Баташова и решил привлечь внимание к собственной занюханной персоне, выдавая себя за него. А может, даже подрабатывал у него когда-то мелким дилером. Хотя общение с уличными бомжами – не уровень Бота.
Дрор снова пробегает взглядом бумаги и даже тыкает в одну из них пальцем:
– Нам пишут, что этот бродяга в разговорах с работниками ФСБ выдавал такие вещи, которые мог знать только настоящий бандит, и даже никто из его окружения такого знать не мог. Придумать это, сам понимаешь, невозможно: точные даты, имена, названия мест…
– Скажите откровенно, господин майор, вы тоже думаете, что профессор Гольдберг дошёл до того, что переселил покойного Бота в тело какого-то немытого бомжа? Опять же повторяю, не его уровень. Какая ему с этого выгода? Да и настоящий Бот, насколько я его помню, вряд ли согласился бы на такую реинкарнацию.
– Не знаю. Но если к нам обращаются российские коллеги… Притом, заметь, это не моя инициатива начинать расследование, а приказ с самого верха. У них там тоже какие-то соображения.
– Ах, уже и расследование начато… Ну, и что мы можем сделать для них? Прикажете взять за руку профессора Гольдберга и потребовать выложить все свои секреты без утайки? А потом заставить вернуть Баташова в исходное состояние – на тот свет? Так это в Рязани могут спокойно сделать и без нас – по-тихому завести в каземат и хлопнуть в затылок из пистолета.
– Думаю, этого ни у кого в планах нет. Просто всем, в том числе и нам, хочется внести ясность в эту странную историю…
Честно признаться, мне совершенно не в кайф снова лезть в эти крайне неприятные для меня разборки давно минувших дней. Хотя и не бывает в полиции расследований, заниматься которыми приятно и комфортно, да и публика, с которой начинаешь общение, чаще всего не из высших кругов общества. Тот же Бот… если он и в правду выплыл из небытия.
Дрор потягивается, сидя в кресле, и откровенно зевает:
– Возьми бумаги и внимательно изучи, потом вместе выработаем дальнейшую тактику. Кстати, – он делает эффектную паузу и как бы невзначай замечает, – этот занюханный бомж очень настоятельно требовал у наших российских коллег, чтобы к нему доставили именно тебя, а не кого-то другого, потому что ты и в его подчинённых когда-то ходил, и у него к тебе якобы есть дело, не терпящее отлагательств. Он ФСБшникам и имя твоё называл… Уловил, Дани, пикантность ситуации?
Вернувшись к себе, мрачно усаживаюсь за документы, которые передал мне Дрор, заранее предполагая, что ничего хорошего в них не обнаружу, раз уж там есть упоминание обо мне. Как правило, ни одного путного слова в мой адрес в бумагах от вышестоящего начальства до последнего времени ещё ни разу не написали.
Но читать тут особо нечего, Дрор вроде бы сообщил в разговоре обо всём. В документе, конечно, нет прямого требования срочно отправить полицейского лейтенанта Даниэля Штеглера в командировку на встречу с этим властелином помоек, но интуиция уже подсказывает, что ею всё и закончится, и вышеозначенному полицейскому предстоит исследовать российскую глубинку, куда его совершенно не тянет. За годы, что я прожил в Израиле, всякое со мной происходило, и поначалу я действительно сильно тосковал по стране исхода, а потом неожиданно понял, что тоскуешь-то в большей степени не по географической точке на земном шарике, а по оставленным друзьям и знакомым. Со временем я приобрёл в Израиле новых друзей, а старые, с которыми первое время переписывался и часто созванивался, постепенно