Он выходит из-за стола и начинает важно расхаживать, заложив руки за спину.
– Когда вернётесь домой, нужно будет, не откладывая, как бы вам это не претило, действительно встретиться с профессором Гольдбергом и чётко дать ему понять, что вознаграждение, обещанное Ботом, он получит только при условии нахождения клада Баташёвыми. Никаких авансов и предоплат…
– Думаю, он это прекрасно понимает и без моих напоминаний, – эхом отзываюсь я.
– Лишний раз напомнить не повредит. Но тут может возникнуть одна проблема. Он непременно поинтересуется: как вы сумели встретиться с Ботом, если тот в настоящее время находится в России? А вы как оказались в России и что там делали? Неужели ваше начальство в курсе всех этих вещей? И если оно в курсе, то неужели российская ФСБ оказалась в стороне? Профессор Гольдберг далеко не дурак, и это будут его первые вопросы к вам. Нам нужна легенда для него.
И в самом деле, я пока об этом даже не думал. А генерал хищным вороном нарезает круги вокруг меня, хитро кося глазом, и голосок у него уже ласковый и добрый:
– Вероятно, рановато вам ещё в начальники, лейтенант: не можете решить такой простой оперативной задачки. А жаль.
– Что вы предлагаете? – огрызаюсь я.
– Просто врать никогда не надо. И вообще, враньё – очень нехорошая штука. И опасная, как вы некоторое время назад изволили убедиться. Лучше всего говорить правду, но… выборочно. Ту её часть, что сыграет в вашу пользу, не скрывать, а то, что вам не подходит, благоразумно утаить до времени. Тогда никто не наступит на хвост с разоблачениями.
– Не очень хорошо понимаю. Поясните.
– Охотно. На вопрос о том, как вы оказались в России, честно признайтесь, что воскресший Бот был сразу задержан полицией, и для доказательства, что он не занюханный помойный обитатель, в чьём обличье сегодня прозябает, а авторитетный бандит, вернувшийся с того света, потребовал встречи с вами, ведь никто, кроме Даниэля Штеглера из израильской полиции не сможет подтвердить российским коллегам, кто он такой.
– Ну и что нам это даст?
– Вы честно сообщите о своей встрече с бомжом, на которую вас пригласили российские спецслужбы для прояснения ситуации. Короче, всё, что и происходило. Далее поведаете профессору Гольдбергу о том, что видели в Рязани. Можете для убедительности сдобрить рассказ проклятиями в адрес комитетского генерала Папкова, выкручивавшего вам руки во время встречи с ним. Или даже процитируйте генерала, заявившего о том, что ФСБ интересует не столько сам Бот, сколько баташёвские клады. Мол, тупые российские комитетчики зациклились на этом, и ни о чём другом слушать не хотят. В сказку про клад он поверит. Если профессора заинтересуют правовые моменты, то убедите его, что в качестве бомжа Бот ничего противозаконного не совершал, то есть с него и спроса никакого. Беднягу, конечно, помаринуют некоторое время в каталажке и отпустят с миром. Кому он нужен такой?
– Ну а дальше?
– А дальше ещё проще. Профессор обязан заглотить наживку, после чего спокойно отправит вас к старику Баташёву, вы ему передадите просьбу наследничка, а там уж действуйте по ситуации. Или Баташёв сообщит вам точные координаты клада, чего наверняка не случится, или потребует, чтобы его чёрную душонку переселили в кого-нибудь в нашем мире, а здесь он самостоятельно займётся поисками своих схронов. Что нам, собственно говоря, от него в итоге и требуется.
– Не уверен, что это понравится моему руководству.
– Это не ваша забота. Я улажу с ним все проблемы. Кто ваш непосредственный начальник?
– Шеф нашей городской полиции майор Дрор.
– Не знаю такого. Я обычно решаю вопросы на более высоком уровне. Но вы, Даниил, можете совершенно не беспокоиться – ваш майор Дрор и слова не скажет… Вам по-прежнему не хочется путешествий на тот свет?
– Угадали.
Генерал, наконец, возвращается на своё место и, не глядя на меня, начинает перекладывать на столе какие-то бумаги:
– Выбор у вас, господин Штеглер, небогатый. Или вы становитесь в перспективе начальником нового отдела, чего я искренне вам желаю, или вылетаете из полиции с волчьим билетом. Оба варианта, поверьте, нам по силам. Мы давно работаем в связке с вашим руководством, и оно нам никогда до последнего времени не отказывало… Вы, может быть, даже решили, что я поймал вас за руку и теперь пытаюсь завербовать в шпионы? Успокойтесь и дышите ровно – в этой ипостаси вы нас не интересуете. Шпионить друг за другом – это осталось в далёком прошлом. Есть более эффективные методы работы… Нам нужен непосредственно сам профессор. В этом вы нам и поможете. И ваше начальство с удовольствием поможет, не сомневайтесь…
Невольно усмехаюсь и впервые за сегодняшнее утро смотрю на генерала смело и прямо:
– Неужели мои шефы знают, что существует на свете такой благословенный город Рязань, комитетчики которого в состоянии управлять их действиями?
– А кто вам сказал, лейтенант, что я из Рязани? Я, как и вы, здесь только в командировке…
По улице, застроенной симпатичными домиками с резными карнизами и коньками на крышах, мы с Владимиром Алексеевичем всё-таки, как он и обещал, проносимся с ветерком. Правда, нигде не останавливаемся, потому что торопимся к московскому поезду.
За местными достопримечательностями почти не слежу, беспрерывно раздумывая о последнем разговоре с генералом Папковым, «маляве» Бота и сокровищах, спрятанных в усадьбе «Орлиное гнездо». Мне и в самом деле страшно не хочется снова участвовать в опытах профессора Гольдберга, реанимировать с того света каких-то давно истлевших помещиков-извергов, хитрить и изворачиваться перед ними, чтобы выяснить секреты стародавних кладов. А они, эти клады, может, давно уже кем-то найдены, но об этом, ясное дело, отыскавший счастливчик не станет трубить во все трубы.
А больше всего не хочется участвовать в погоне за сокровищами, которые достанутся людям с повадками кровавых НКВДшников тридцатых годов. И ведь, судя по уверенности, с которой генерал даже не уговаривал, а требовал от меня участия в поисках, им и в самом деле многое по плечу – даже воздействовать на моё любимое начальство. Интересно, бравый вояка Дрор в курсе того, что какой-то генерал из Рязани (или – откуда он?) может дёргать за ниточки, чтобы все мы послушно выполняли его требования? А ведь Дрору вовсе не сокровища нужны, а сам профессор и неопровержимые улики его прегрешений… Или я чего-то до конца пока не знаю?
– Володя, так и будем молчать всю дорогу? – говорю напоследок, когда впереди уже маячит железнодорожный вокзал, но мой попутчик лишь вздыхает и глядит на дорогу перед собой, не отзываясь.
Останавливаемся у самого входа, и я достаю сумку с вещами из багажника:
– Ну ладно, будь здоров!
– Подожди, – тихо говорит Владимир Алексеевич, – ты обижаешься, наверное, да? Не надо, люди у нас неплохие, ты это и сам прекрасно знаешь. Просто так нескладно вышло…
– Для чего ты мне это говоришь? Всё нормально…
– Я должен это сказать. Не по чьей-то просьбе, а сам, от себя. И генерал Папков, поверь мне, не самый плохой мужик, только ситуация сложилась такая нестандартная, что никто не знает, что делать и что приключится завтра… Раньше, понимаешь, мы работали на какую-то идею – хорошую или плохую – неважно, но были по-своему искренними и честными, верили в тогдашние светлые идеалы. А сегодня во всём деньги, деньги и только деньги… Люди с катушек съехали – никаких принципов, никакой морали. Неужели так повсюду? И у вас так же?
Задумываюсь о том, что движет нами, израильтянами, но однозначный ответ так и не приходит на ум.
– Всё в порядке, – повторяю и пожимаю ему руку, потом пробую улыбнуться, только не очень это получается. – Не поминай, брат, лихом! Славно мы с тобой тогда посидели, долго буду вспоминать.
– Мне почему-то кажется, что это не последняя наша встреча, и ты когда-то снова приедешь к нам, – лицо Владимира Алексеевича светлеет, и он улыбается в ответ. – Ведь от поисков старых кладов так легко не отказываются. Раз уж за это ухватились наши столичные генералы, то они доведут дело до конца. А мы и вы у них чернорабочие, на которых можно всех собак вешать…
– Так этот генерал Папков приехал в Рязань из Москвы?
Владимир Алексеевич боязливо оглядывается:
– Я тебе ничего не говорил… Ну, бывай!
Некоторое время гляжу вслед его машине, потом поправляю сумку на плече и отправляюсь в здание вокзала.
6
И уже в Шереметьево за два часа до отлёта мне неожиданно звонит профессор Гольдберг.
– Привет, дорогой, – слышу его бодрый голос в трубке, – жду твоего звонка, как мы договаривались, а ты, наверное, опять забыл. Что у тебя за девичья память?
– Простите, профессор, – отвечаю, а на душе досада: ведь знал же, что он позвонит и станет отчитывать, как провинившегося школяра, а как оправдываться, так и не придумал, – просто я сейчас в командировке за границей, вы об этом знаете, да и времени не было…
– Куда тебя занесло?
– В Россию. Между прочим, в Гусь-Железный. Вам знакомо это название?
Некоторое время в трубке молчание, потом снова раздаётся голос Гольдберга, но уже на полтона ниже:
– Значит, ты в курсе наших дел?
– Как видите.
– Тем лучше. Собственно говоря, я собирался рассказать тебе и об этом проекте, но чуть позже. После того, как закончим с нашими любимыми «Битлз». С ними, думаю, у нас проблем возникнуть не должно, и мы управимся за несколько дней, а вот с весёлой семейкой бандитов Баташёвых… Короче, у меня есть некоторые сомнения, но о них поговорим, когда вернёшься. Скоро тебя ждать?
В Израиле я буду уже к вечеру, но встречаться с Гольдбергом сразу по приезде не хочется. Нужно прийти в себя, привести мысли в порядок, всё разложить по полочкам.
– Через пару-тройку дней позвоню вам.
– Не затягивай, потому что меня уже торопят заказчики…
В самолёте беру газету, которую выдали на входе в салон, погружаю туловище в кресло у окна и притворяюсь спящим, чтобы не участвовать в стандартном дорожном трёпе с попутчиками. За четыре с половиной часа полёта мне нужно неторопливо и основательно обдумать ситуацию, в которую я попал, ведь раньше у меня практически никогда не было столько свободного времени подряд. Кто-то всегда отвлекает, звонит телефон, да и на одном месте я чаще всего усидеть просто не могу. А тут – тишина, ровный гул турбин за бортом, щебетанье похожей на куклу Барби стюардессы о высоте, температуре за бортом и безмерной любви экипажа лайнера к своим пассажирам…