Он замолчал. Наверное, хотел, чтобы я стал расспрашивать, что за дела, почему меня надо или не надо принимать во внимание…
Я не стал. Я думал о своем. Может, надо было все-таки проиграть? Не хотелось участвовать в его затеях.
Нет, выходить из игры таким унизительным образом? Лучше уж я сам приму его во внимание. Буду знать, что он имеет меня в виду, и ни во что с его участием не вмешаюсь, от всего открещусь. И вообще я диплом пишу.
Тут я вспомнил, что меня опять оторвали от главного дела. Вот ведь сволочи, смачно подумал я. Все, больше ничто не отвлечет меня! Как сяду, как напишу сразу две главы, и из-за стола не встану, пока не напишу!
…Только я сел - в дверь постучали.
–Да что же это такое! - крикнул я. - Меня нет! Ушел! Зайдите завтра!
И снова задумался.
Что за магия была в ходу в Ехо? Перечитывать не хотелось, да и книжки расползлись по знакомым.
А вспомнить надо было. Кулинарную я помнил. Печенье мадам Жижинды, ее камра, лучшая в Ехо… Камра - как похоже на карму, однако! А вот была ли там строительная магия? В обиходе упоминания о ней не встречается точно, я помнил, но при описании одного из дворцов его симпатичного величества что-то такое упоминалось. Вопрос в том, упоминалась там именно строительная магия или просто заклинания, наложенные на постройку? Это разные вещи!
Интересно, пить свою карму. Самая вкусная карма - у мадам Жижинды. Наверное, душевнейшая и праведнейшая женщина, если ее карма…
Опять отвлекся. Написать, только бы написать диплом, только бы уйти отсюда!
Я схватился за перо и принялся выводить каракули в надежде, что появится мысль. В голову лезла всякая ерунда:
Три сэнсэя, глядя в ночь,
Решили предаться медитации,
В ветхой лодчонке,
Отплыв от морского берега в весеннюю грозу.
Лодка была очень ветхой
И поэтому история умалчивает о том, чем кончилось это дело.
Стучали.
–Занято! - крикнул я.
В полумраке апельсиновых деревьев начинала формироваться какая-то мысль.
Я, держа выдох во рту, смотрел туда, где зрело нечто, так нужное мне. Еще немного - и я смогу увидеть ее начало.
Выпустив выдох, я тишайше втянул воздух в себя с запахом апельсинов и идеи. В полутени вырисовалась цитата: "…личность сказочного героя не претерпевает никакого изменения…"
Мысль была немного знакомая, где-то я ее видел, чувствовал ее в голове, помнил, как она пробиралась в толчее образов и соображений. И сейчас я начинал ощущать ее формы - да, она начинала приобретать внешность, и нельзя было хвататься за перо, чтобы не спугнуть ее.
Я, стараясь не напрягаться, чтобы не сузились проходы в мозгах, следил за извивами мысленного тела. Для персонажей сказок чудеса такого рода - обыденность. Для обычного человека, современного, и такое - уже чудеса. Нет, не то. Вся эта тяга магистра Фрея к Неизвестности, Чудесному, есть банальное неумение увидеть Чудесное в Обыденном. Если и удастся ему попасть в Неизвестное, где он узрит Чудесное, скорее всего, для обитателей Неизвестного оно будет обычной Обыденностью…
Стучали.
–Черт, - сказал я, хватая книгу и лихорадочно, чуть не обрывая страницы, отыскал нужный текст. "Чудеса и другая логика - разные вещи", - бросилась в глаза фраза, наспех кинутая на поля когда-то.
Вот оно! Конечно! Другая логика может быть только здесь, там она будет обычной! А чудеса? Сейчас, сейчас… "Так называемые чудеса - всего лишь неожиданная трансформация". Чем ему не чудо? Нет, не то. Другая логика… Алиса - счастливое исключение… Нет, не исключение, там тоже только превращения туда-сюда, и превращений-то нет, одни изменения размеров…
Перо на миг зависло над бумагой, и я опять услышал стук - более чем настойчивый.
–Убил бы, - сказал я. - Ну, что надо?
За дверью топтался весь первый курс. По лицам гуляли возбуждение и страх.
–Ребята, ночь ведь, - сказал я, впуская их.
Новость оказалась стоящей. Украли летопись!
Сказать, что я был удивлен, значило ничего не сказать.
–Что за чушь, - сказал я. - Она никому не нужна.
Записи об истории братства вел Роман.
–Я уверен, что это Винес, - твердо сказал он. - Больше некому. Он может нас выдать! - в его спокойном голосе полыхнула паника.
–Тихо! - прикрикнул я.
Мне стало смешно. Как будто я велел вести летопись специально, чтобы ее украли.
Глупая идея помогла собраться с мыслями.
–Обоснуй, - обратился я к секретарю.
Роман живописал, как Винес приходил сегодня утром к нему в комнату, как он там все смотрел, как расспрашивал все о том же. Как он, хозяин то есть, все боялся, как бы Винес не увидел листы с записями. Которые лежали еще на столе, потому что он как раз перед этим описывал историю с вампиром, вернее, о приходе делегации в Школу и назидательное поучение (я таки сдержал улыбку) о том, что "тайна оставляет наши деяния без награды, но история запомнит".
(Идея летописи пришлась кстати: должно быть у ребят какое-то утешение).
…В общем, вот так. И как потом он, Винес, вышел, а он, Роман, спрятал летопись под матрас. И пошел на завтрак, а после завтрака на занятия, и как потом пришел, и вечером решил дописать, и заглянул под матрас…
–Хорошо, - сказал я. - Просто прекрасно.
Теперь он будет нас шантажировать. Вполне в его духе! Нет, не шантажировать, а гаденько так посматривать, мол, а я кое-что про вас знаю.
Я покривился. Мое имя в записях не присутствует, но на каждой странице встречается магистр. Был ли Винес на том приеме? Кажется, да. Тогда и думать не надо, кто магистр.
Винес знает, что пропажу рано или поздно обнаружат. Рассчитывает на испуг?
–Идите-ка вы спать, рыцари, - сказал я. - Я подумаю.
Они верили мне.
Я впал в глубочайшую задумчивость. Пусть он знает, что есть братство, пусть он знает, что я магистр, это не суть важно. Но документы -доказательство. И, действительно, предмет шантажа. Значит, я не могу оставить их у него. Мало ли что. Дед про орден не знает.
Подлиза начинал действовать мне на нервы.
Но что делать?
Я выглянул в щель между ставнями и ничего не увидел. Ночь.
Я встал и вышел в коридор. Подумал, зашел обратно и лег на кровать. Расслабился. Вспомнить бы, где его комната.
Я жил вместе с первым курсом - в кельях, в корпусе, а все студенты старше первого курса селились в башне, куда я заходил редко. Значит, придется самому определять.
Закрыл глаза, долго и глубоко дышал, пока дрожь в груди не утихла, пока не потяжелели руки и ноги, а кисти и стопы не стали теплыми-теплыми, как будто я лежал на солнце, а оно грело меня, и опахивало сухими осенними запахами: сена, травы…
Я стал осторожно снимать слои защиты. Один, другой, третий… Упакован я качественно. Последние, нижние слои почти прикипели ко мне, их приходилось не снимать, а просто сдвигать к спине, освобождаясь частично.
Ощущений был целый мир. Я слышал сопение и храп своих рыцарей за стеной, я видел их сны, я чувствовал движение их ресниц, я знал, кто где лежит.
Это знание я осторожно, камень за камнем, продвигал вдоль коридора и выше. Вот лестница, она пахнет мокрой грязной тряпкой, потому что только что по ней прошелся с тряпкой дежурный, он ругался себе под нос, что опять наследили, еще бродили по ступенькам отголоски его раздражения, а у стен осталась пыль…
Я поднимался по ступенькам, не касаясь их мыслью, я просто проходил насквозь, я преодолевал их. Вот и комнаты жилые, вот этого я видел вчера, он столкнулся со мной в коридоре перед кабинетом тетки Алессандры, у него упала книга, и когда он наклонялся, я видел рыжеватые пряди у него на макушке…
Выше, выше…
Вот Линдина комнатка, увешана веточками мирандольских тополей, от них по всей комнате сухой дух…
Рядом, за стеной, тихо дышит моя рыжесть, и я почти торопливо миную ее, чтобы даже случайно не нарушить ее сон и случайно не заглянуть в него…
Выше, еще выше…
Кажется, это оно. Длинное узкое помещение, суровые камни забраны по одной стене ковром, не роскошным пушистым, а тонким шерстяным, но однозначно дорогим, от него так и веяло духами ткавших его красавиц…
Спит? Похоже на то. Не обращая ни на него - ни на себя - пристального внимания, я стал осматривать комнату, вещь за вещью.
Он не думал, что к нему придут за украденным: вот оно лежит, около кровати, на тумбочке. Читал на сон грядущий?
Что я пережил дальше, сложно передать. Вроде бы ничего необычного, пришел к спящему человеку, взял у него свою вещь. Подумаешь, ночью без разрешения. Но я воспринимал все так ярко, что было плохо.
Я поднялся, открыл дверь в его комнату, подошел к нему. Да, он спал. Мне казалось, что он сейчас откроет глаза, резко так, посмотрит на меня. Сердце билось и рвалось, я ничего не мог с ним поделать. Я бы уже проснулся на месте Подлизы. Видимо, он действительно обладал лишь малой долей отцовских способностей, а не то почувствовал бы меня: так сильно я переживал.
Тишина стояла, она стояла и сидела на всех поверхностях, и дрожь сердца слышалась мне.
Мерещились шаги, и я поминутно дергался головой оглянуться. Казалось, что под кроватью спрятан мертвец, и как только я подойду к кровати, снизу высунется рука и схватит меня за ноги. Этого я отчего-то боялся особенно отчетливо. Поэтому не подошел вплотную, а вытянул руку и аккуратно взял. И чуть было не убежал, хлопнув дверью, грохоча по лестнице…
Обратный путь был еще страшнее. Закрыв аккуратно все, что надо было, я, держа себя изо всех сил, пересмотрел записи. Кажется, все на месте. Я проверил еще раз, руки тряслись. Да, все на месте.
Осторожно я спускался по ступенькам, опасаясь в темноте свалиться вниз, каждую следующую я мысленно ощупывал, прежде чем опустить на нее ногу.
Перед входом в коридор натянул на себя неприсутствие - чтобы не заметил дежурный - и тихо, глядя на него в упор, сидящего в кресле и что-то читающего, зевая, прошел мимо него, в полуметре. Я почти видел, как он поднимает голову, смотрит на меня…