И ещё ради себя. Он отчаянно желал увидеть чудо. Ему нужен был ответ, знак. Он хотел знать, что мир на самом деле не так ужасен, что люди не так одиноки, что всё заканчивалось не так резко, кошмарно и душераздирающе.
И он подумал о последней записи в Чудесах. О записи, которую он не хотел читать и о которой не хотел думать. У него больше не было Чудес, и неизвестно, что Дейви с ними сделал.
Но это было неважно. Он знал, что было написано в последнем разделе.
Чудесное происшествие № 1306
Вчера я был с ней один, с Милагрос. У неё собственная палата здесь, в больнице, и обычно мы все находимся в ней – я, мама и папа, – но сегодня папа убедил маму выпить с ним кофе в больничном кафетерии. Мама не собиралась идти – она не хочет оставлять Милагрос ни на минуту, – но в итоге согласилась, когда я сказал, что пригляжу за ней. Я сказал маме, что со мной сестра в безопасности.
Она спала в инкубаторе – такой пластиковой коробке с крышкой, чтобы ей было тепло, и со всякими приборами вокруг. Я смотрел на неё, а она делала такие подёргивающиеся движения. Она развела свои маленькие ручки в стороны, и всё её тело как бы подрагивало, словно её кто-то напугал. А её маленькие ладошки раскрывались и крепко сжимались, словно она хотела за что-то ухватиться.
И я знаю, что так делать не полагалось, но я почувствовал, что должен так поступить: я открыл одно из окошек в пластиковой крышке. Я сунул туда руку – она была чистой, очень чистой, потому что, когда входишь внутрь, тебя заставляют мыть их по две минуты. У них даже есть зубочистки, чтобы почистить ногти.
И как только я поднёс палец к её ладошке – она ухватилась за него! Она ухватилась за мой палец и крепко его сжала.
Не знаю, чего я ожидал, но точно не этого. Я не ожидал, что младенец окажется таким сильным. Особенно младенец, которого все считают серьёзно больным. Младенец, который, как все говорят, скоро умрёт.
А затем она открыла глаза – большие, круглые и тёмные. И посмотрела прямо на меня.
И я ждал этого чувства, ждал его с тех самых пор, как она родилась, и я это почувствовал. Когда мы были лишь вдвоём, держались за руки и смотрели друг на друга, я почувствовал, словно у меня из сердца вылетела птица.
Случится чудо, я в этом уверен.
Он ждал чуда.
Но оно так и не произошло.
А вдруг произошло?
Солнце село. Ветка дерева почернела. Вокруг было тихо.
Вундер встал. Он собирался повидаться с ведьмой.
Глава 42
Вундер не пошёл в Портал-Хаус по главной дороге. Он бежал переулками и боковыми улочками, петляя между машинами и мусорными баками, когда увидел, что в его сторону направлены фары. Он не хотел, чтобы его увидели. Не хотел, чтобы ему задавали вопросы. Не хотел ни с кем объясняться. Он просто хотел раз и навсегда узнать всю правду.
Вечер был ветреным, и кроме звука собственных шагов Вундер слышал долгие, протяжные завывания далёкого осеннего урагана. Ветер, казалось, подгонял его низким, звучащим издалека голосом, словно шептал ему слова, которые он никак не мог разобрать.
Добравшись до леса, Вундер не стал мешкать, но дыхание застряло у него в горле, когда он бросился вперёд. Здесь ветер завывал, проносясь над тропой, свистя между ветвей голых деревьев, заставляя всё не просто трепетать и раскачиваться, но трястись и трепаться. Под ногами хрустел всякий мусор: сухие листья, упавший испанский мох и даже целые ветки, свалившиеся на землю. Пробежав мимо вечнозелёного дуба, Вундер оказался на земляной тропе, где взору не мешали ни бромелии, ни листья, ни лозы. Он мог отчётливо видеть Портал-Хаус.
Где впервые с самых похорон на крыльце не было ведьмы.
В доме было темно. Свет нигде не горел. Окна зияли чёрной пустотой. Даже спирали на древесине казались темнее обычного.
Вундер больше не бежал. Он порывисто дышал, подбираясь к дому, а затем забираясь по ступеням на крыльцо. Это место так долго казалось ему чудесным: волшебным, священным, потусторонним. Именно в этом месте он начал верить, по-настоящему верить в чудеса.
И вот он был там, карабкался по щербатой лестнице Портал-Хауса со спиралями под покровом ночи. Он был там, и его каменное сердце трепетало и разбивалось, а затем замирало и ожесточалось. Он был там, мальчик, похоронивший сестру и общавшийся с ведьмой. Мальчик, совершивший кражу, совравший и проводивший час за часом на кладбище среди мёртвых, которые ушли, ушли навсегда. Мальчик, познавший истинную любовь и глубочайшую скорбь Бранч-Хилла, сомневавшийся в истинах жизни и смерти… соединивший сотни человеческих душ.
А во что он верил сейчас?
Он не знал, не знал.
Но он был там.
Оказавшись у двери, он на мгновение замешкался. А затем повернул дверную ручку.
– Кар! – птичий крик заглушил шум ревущего ветра, хлещущих веток и шуршащих опавших листьев. – Кар!
Вундер переступил порог и вошёл в ожидающую его кромешную тьму Портал-Хауса.
Его сердце затрепетало ещё сильнее, когда он оказался в доме. От этого Вундеру захотелось обхватить себя руками, но он не стал этого делать. Ему нужны были руки, потому что света не было. Он пошёл вперёд, осторожно шаркая ногами, вытянув руки. Спирали, покрывавшие всё от пола до потолка, прятались во тьме.
Он лишь по памяти мог догадаться, где кончался коридор. Через несколько шагов его рука упёрлась во что-то твёрдое, и раздался шум, нестройный и рычащий. Он повернулся к двери, после чего понял, что это было – пианино в гостиной. Он снова вытянул руки. Он продолжил идти всё дальше и дальше во тьму.
В столовой он вцепился в деревянный стол и так, держась за него, добрался до двери. И именно там он увидел наконец свет – сперва размером с головку булавки. Затем мерцание. А затем яркий ореол.
В центре которого было лицо ведьмы.
Глава 43
Ведьма сидела за столом на кухне, а перед ней стояла свеча. В мерцающем свете её волосы казались седыми. Её лицо было сморщенным, глаза и щёки ввалились, как у мумии, как у мертвеца.
– Ты пришёл, – произнесла она низким голосом, доносившимся будто издалека.
– Я здесь, – сказал Вундер. Он говорил высоким и дрожащим голосом. Теперь, оказавшись здесь, он боялся того, что может произойти. Теперь он жалел, что пришёл.
– Ты последний, – сказала ведьма. – Твоё приглашение здесь.
Она вынула конверт из складок белой шали, укутывавшей её плечи, и протянула его Вундеру. Ему показалось, что её руки дрожат.
Вундер взял письмо обеими руками. Оно выглядело точно так же, как остальные, но на нём было написано его имя, а не чьё-то ещё. Он провёл пальцами по дереву на восковой печати – по Портальному дереву. Его пальцы скользили вниз по корням, а затем вверх по ветвям, к бутонам.
Когда он снова поднял взгляд, то увидел, что ведьма пристально наблюдает за ним своими чёрными глазами.
– Ты хочешь что-то сказать, Вундер, – проговорила она. – Да-да-да. Скажи мне то, что собирался.
Вундер почувствовал себя так же, как тогда, с Марией Лазарь: ощутил уверенность в том, что он дошёл до самого конца, уверенность в том, что вот-вот узнает всё, что так отчаянно желал узнать, всё, что так отчаянно боялся узнать.
Вот только он, казалось, не мог выдавить из себя ни одного вопроса.
– Если вы не она, – наконец сказал он, – если вы не моя сестра, значит, вы ужасный человек. Кошмарный, ужасный человек. То, что вы делаете, неправильно.
– А что, по-твоему, я делаю? – спросила ведьма.
– Я не знаю, – сказал Вундер. – Я не знаю, что вы делаете. Офицер Сото сказал… моя мама думает…
– Что бы ни думала твоя мама, – сказала ведьма, – больше она так не думает. Она приходила повидаться со мной уже дважды. На самом деле она ушла прямо перед твоим приходом.
Вундер уставился на неё, уставился прямо сквозь свет в темноту её глаз.
– Моя мама? Моя мама сюда приходила?
Ведьма кивнула головой.
– Да-да-да. Она очень волнуется за тебя.
– Нет, не волнуется, – покачал головой Вундер. – Она вовсе не волнуется за меня.
– Волнуется, – сказала ведьма. – И она задала мне множество вопросов.
Вопросы. Вундер подумал о том, что его мама была здесь, на этой кухне, и понял, что это значило. Его мама, столь парализованная горем, что почти не выходила из комнаты неделями, его мама, вылетевшая из дома в тапочках при виде кроватки его сестрёнки, – его мама виделась с ведьмой. С ведьмой, которая читала некрологи и говорила о почивших. С ведьмой, которую звали Милагрос. С ведьмой, которая, по мнению Фэйт и Дейви, была сестрой Вундера.
– Что вы ей сказали? – его голос внезапно зазвучал громко и твёрдо, от дрожи не осталось и следа. – Вы назвали ей своё имя? Вы сказали ей, кто вы? Что вы ей сказали?
Ведьма улыбнулась грустной улыбкой.
– Я отдала ей приглашение и ответила на те вопросы, которые она была готова задать. Но некоторые вещи… некоторые вещи нельзя высказать. Некоторые чудеса нужно понять без слов.
При этих словах Вундер почувствовал, что его каменное сердце ужасно застыло, замёрзло, стало холодным, как могила, холодным, как смерть.
– Чудес не существует! – прокричал он, и его слова прозвучали одновременно как вызов и как мольба, чтобы ведьма доказала, что он неправ.
Ведьма отодвинулась от света. Находясь в тени, она прижала пальцы к вискам.
– Как это объяснить? – её голос зазвучал тише, ещё более отдалённо, но и тяжелее, глуше. – Всё вокруг нас – чудеса. Большинство из них необыкновенные, замечательные, светлые, и увидеть их так просто. Но не все. Потому что чудеса можно найти даже в бездонной печали и злобе, даже в глубинах горя и растерянности. Это скрытые чудеса, те, которые мы должны искать сами.
– Служитель не ищет чудес, – сказал ей Вундер. – Как и Евгения Симоне. Как и моя мама.
– Может, и нет, – сказала ведьма. – Но после разговора с тобой, возможно, они почувствовали себя иначе. Горячо любимая жена, поправившаяся после болезни, пусть и ненадолго… Семья, спасшаяся от пожара… Два крошечных малыша, пришедших в этот мир, чтобы остаться… Ты напомнил стольким в городе о светлых и ярких чудесах, которые с ними случились. А ещё ты начал показывать им другие чудеса – вечная память о любимых; друзья, новые и старые, которые протягивают руки, чтобы помочь тебе подняться; любовь, которую даришь, и любовь, которую получаешь, даже если эта любовь исходит от того, кого ты не можешь видеть или слышать. Видишь, даже в смерти есть чудеса, как для живых, так и для мёртвых.