Я послушался совета доктора Беллинчони и, поблагодарив его за заботы обо мне, погрузился в раздумье. Должен ли я был принять объяснение доктора Беллинчони? Значит ли это, что случай положил сразу конец галлюцинации, жертвой которой я был и течение ряда недель? Пострадала ли также и зыбкая тень Винченте Альтиненго, подобно моему телу, от внезапного падения двери? Случайно ли прервалась наша таинственная беседа? Неужели таинственное приключение, на пороге которого я, казалось, стоял, могло так нелепо закончиться глупым поранением, помешавшим мне довести его до конца? Не имело ли оно продолжения в том неестественном сне, который так удивил и встревожил доктора Беллинчони? Быть может, во время сна я находился вместе с Винченте Альтиненго в том таинственном мире, из которого он хотел выйти и в который хотел увлечь меня? Но что бы там со мной ни происходило, я, увы, утратил об этом всякое воспоминание. Итак, последняя возможность, представлявшаяся мне, ускользнуть на мгновение за пределы моего печального существования, изменила мне! Быть может, Винченте Альтиненго некогда в этом самом зале, украшенном лепной работой и фаянсом, томился той же меланхолией, что и я, и шел ко мне, чтоб сказать слово утешения, которого я теперь никогда не узнаю? Однако, не было ли все это бредом моей бедной разбитой головы, который заставил бы улыбнуться доктора Беллинчони, если бы я решился ему рассказать?
Вечером доктор, после довольно мучительной перевязки, поправил бинт и сказал:
— Ну, теперь рана в хорошем состоянии, в очень хорошем состоянии. Если завтра г-да Зотарелли и Прентиналья придут справляться о вашем здоровье, я им позволю зайти к вам на минутку.
Синьор Прентиналья пришел первым. Он бросился к моей постели и стал неистово целовать мне руки.
— Ах, мой друг, мой дорогой друг, как я себя упрекал! Ведь, в конце концов, это все моя вина! Во всем случившемся виноват ваш Прентиналья. Не я ли указал вам на этот проклятый палаццо Альтиненго? Ах, ваша бедная раненая голова! Я никогда себе этого не прощу!
И, одной рукою ударяя себя в грудь, он другою указывал на мои бинты. Он стоял передо мной, как всегда закутанный в широкий плащ, со своим обычным желтым лицом персонажа комедии. На его пальце сверкало кабалистическое кольцо, которым он запечатал письмо ко мне, содержавшее адрес дворца на Фондамента Фоскарини и синьоры Вераны. Что было общего между этой молчаливой Вераной с ее косым взглядом и этим Прентинальей с лицом словно в маске? А как обстоит дело с этим сумасшедшим лордом Сперлингом из Каза дельи Спирити? Прентиналья доехал вместе с ним до Рима, и тот там остался, собираясь ехать в Милан на конгресс исследователей «психических явлений». Но неправда ли, все вскоре соберутся вместе «под китайцем»? Прентиналья добавил беспечно:
— Да, кстати, дорогой мой, вы помните историю с исчезновением маленького бюста из Городского музея, которую я вам рассказывал? Так вот, бюст вернулся на свое место, в витрину! В одно прекрасное утро его там нашли, как всегда улыбающимся и в парике. Но только мистификатор, перенося его, вероятно, уронил, потому что обнаружена трещина, и довольно-таки заметная. Его сейчас реставрируют… Но вы уже устали от меня, мой друг! Да скорого свидания! Я приду еще раз.
И Прентиналья, вместе со своей мягкой шляпой и плащом, исчез, при чем в прощальном жесте на его указательном пальце блеснул сердолик с магическими знаками.
Когда он ушел, я почувствовал себя утомленным и полузакрыл глаза. Я был один в своей белой комнате. Меня окружала глубокая тишина Джудекки. Мысленно я вновь видел Фондамента Фоскарини, старый дворец, его серый фасад с зелеными ставнями, шторами цвета охры и пузатыми балконами, его лестницу со стертыми ступеньками и стенами, покрытыми селитрой, маленькую площадку сеней, где в мозаику пола вкраплен кусочек перламутра, вестибюль, комнату с медальонами, лепной зал с его украшениями, камином и фаянсовыми панно с золочеными фигурками. Я видел пред собой высокую зеркальную дверь в мраморном обрамлении, где в далекой глубине отражения мне явился из потустороннего мира, чтобы принять нового гостя в своем старинном жилище, Винченте Альтиненго, Венецианец, и прощальным жестом, в то время как колокола Реденторе и Санта-Эуфемия прорезали своим звоном кристаллически ясный воздух, я приветствовал в последний раз его образ, который, казалось, отвечал своей загадочной, насмешливой и меланхолической улыбкой на мой привет и которого я больше уже не видел никогда!
РЮНОСКЭ АКУТАГАВА
ЧУДЕСА МАГИИ
Перевод с японского В. Марковой
Был дождливый осенний вечер. Рикша, который вез меня, бежал то вверх, то вниз по крутым холмам предместья Омори. Наконец он остановился и опустил оглобли перед маленьким домиком европейского типа, спрятавшимся посреди бамбуковой рощи.
В тесном подъезде, где серая краска давно облупилась и висела как лохмотья, я прочел надпись, сделанную японскими знаками на новой фарфоровой дощечке: «Индиец Матирам Мисра».
Теперь, должно быть, многие из вас знают о Матираме Мисре. Мисра-кун, патриот, родом из Калькутты, был горячим поборником независимости Индии. В то же время он был великим мастером искусства магии, изучив ее тайны под руководством знаменитого брахмана Хассан-хана.
За месяц до этого один мой приятель познакомил меня с Мисрой-куном. Мы с ним много спорили по разным политическим вопросам, но мне еще не довелось видеть, как он совершает свои удивительные магические опыты. И потому, послав ему заранее письмо с просьбой показать мне нынче вечером чудеса магии, я взял рикшу и поехал в унылое предместье Омори, где проживал тогда Мисра-кун.
Стоя под проливным дождем, я при тусклом свете фонаря отыскал под фамильной дощечкой звонок и нажал кнопку. Мне сразу отперли. Из дверей высунулась низкорослая старушка-японка, бывшая в услужении у Мисры-куна.
— Господин Мисра дома?
— Как же, как же, пожалуйста! Он давно вас поджидает.
С этими радушными словами старушка прямо из прихожей провела меня в комнату Мисры-куна.
— Добрый вечер! Очень любезно с вашей стороны, что вы приехали в такой дождь!
Смуглолицый и большеглазый, с мягкими усами, Мисра-кун оживленно приветствовал меня, припуская фитиль в стоявшей на столе керосиновой лампе.
— Нет, право, ради того чтобы посмотреть чудеса вашего искусства, я готов приехать в любую погоду. Стоит ли говорить о дожде!
Я опустился на стул и оглядел слабо освещенную керосиновой лампой мрачную комнату.
Бедная обстановка в европейском стиле. Посередине большой стол, возле стены удобный книжный шкаф, столик перед окном… Да еще два стула для нас, вот и все. И стулья и столы — старые, обшарпанные. Даже нарядная скатерть с вытканными по краю красными цветами истрепалась до того, что кое-где плешинами обнаружилась основа.
Но вот обмен приветствиями закончился. Некоторое время я безотчетно слушал, как шумит дождь в бамбуковой роще. Вскоре опять появилась старая служанка и подала нам по чашке зеленого чая.
Мисра-кун открыл коробку с сигарами:
— Прошу вас, возьмите сигару!
— Благодарю!
Я без дальнейших церемоний выбрал сигару и, зажигая ее, сказал:
— Наверно, подвластный вам дух называется джинном. А скажите, это при его помощи будут совершены чудеса магии, которые я сейчас увижу?
Мисра-кун тоже закурил сигару и, лукаво посмеиваясь, выпустил струйку ароматного дыма.
— В джиннов верили много столетий назад. Ну, скажем, в эпоху «Тысячи и одной ночи». Магия, которой я обучался у Хассан-хана, — не волшебство. И вы могли бы делать то же, если б захотели. Это всего лишь гипноз, согласно последнему слову науки. Взгляните! Достаточно сделать рукою вот так…
Мисра-кун поднял руку и два-три раза начертил в воздухе перед моими глазами какое-то подобие треугольника, потом поднес руку к столу и сорвал красный цветок, вытканный на краю скатерти. Изумившись, я невольно придвинул свой стул поближе и начал внимательно разглядывать цветок. Сомнения не было: только сейчас он составлял часть узора. Но когда Мисра-кун поднес этот цветок к моему носу, на меня повеяло густым ароматом, напоминавшим запах мускуса.
Я так был поражен, что не мог сдержать возгласа удивления. Мисра-кун, продолжая улыбаться, будто случайно уронил цветок на стол. И не успел цветок коснуться скатерти, как снова слился с узором. Сорвать этот цветок? Да разве можно было теперь хотя бы пошевелить один из его лепестков!
— Ну, что скажете? Невероятно, правда? А теперь взгляните-ка на эту лампу.
С этими словами Мисра-кун слегка передвинул стоявшую на столе лампу. И в тот же миг, неизвестно почему, лампа вдруг завертелась волчком, причем осью вращения служило ламповое стекло. Сперва я даже перепугался, сердце у меня так и замирало при мысли, что вот-вот вспыхнет пожар. А тем временем Мисра-кун с самым беззаботным видом попивал чай. Испуг мой понемногу прошел, и я стал не отрывая глаз смотреть, как лампа вертится все скорее и скорее.
Это в самом деле было красивое, поразительное зрелище! Абажур в своем стремительном круженье поднял ветер, а желтый огонек хотя бы раз мигнул!
Лампа, наконец, начала вертеться с такой быстротой, что мне показалось, будто она стоит на месте. Мгновение — и я понял: она, как прежде, неподвижно стоит посреди стола. Ламповое стекло даже не накренилось.
— Вы изумлены? А ведь это фокусы для детей! Но если хотите, я покажу вам еще кое-что.
Мисра-кун обернулся и поглядел на книжный шкаф. Потом протянул к нему руку и словно кого-то поманил пальцем. Вдруг книги, тесным строем стоявшие в шкафу, зашевелились и одна за другой стали перелетать на стол. На лету они широко распахивали створки переплета и легко реяли в воздухе, как летучие мыши летним вечером. Я как был с сигарой в зубах, так и оцепенел от неожиданности. Книги свободно кружились в тусклом свете над лампой, а затем друг за дружкой, в строгом порядке, стали ложиться на стол, пока перед нами не выросла целая пирамида. И в том же строгом порядке стали по очереди, от первой до последней, перелетать в шкаф.