– Лера. Это детям на осень, зиму. От меня.
Женя бахнул в лоб.
– Сколько мы вам должны?
И достал, расстегнул кошелек…
Иван Семенович сдвинул седые кустистые брови и вышел, не прощаясь. Лера выскочила за ним. Но он только плечом дернул. И направился к себе.
Лера пыталась объяснить Жене, что старик оскорблен. Он не слушал. Пока в дело не вмешались Лешка с Даней.
Они утекли с крыльца, как два хорька. Грациозно, ловко, быстро. Пролезли через щель в соседском заборе – имелась такая на задворках. Потискали мимоходом злющего кобеля Борьку, который их давно нежно возлюбил. И разыскали деда в сарае. Тот курил, пилил какую-то деревяшку.
Леша протянул зачитанные книги.
– Спасибо, Иван Семенович.
А Даня подошел, внаглую обнял, поцеловал в морщинистые щеки и пообещал:
– Я вернусь! Ты меня не забывай!
Дед умер на ноябрьские. Его нашли спокойным, даже руки на груди сложены, с трубкой в зубах, в застиранной солдатской рубашке, почти белого цвета, с многочисленными заплатками. Пес пережил хозяина ровно на сутки.
Свой дом и сад дед отписал лично Валерии. А пасеку какому-то приятелю из соседней деревни. Местные волновались, ждали немыслимых накоплений на сберкнижках. Но не нашлось никаких счетов, информации о вкладах. А дед был прижимистый. Медом торговал. В город ездил на рынок десятилетиями…
Куда делись деньги?
Общество поворчало и успокоилось. Загадочный случай? Бывает и такое.
Участок московской семьи увеличился вдвое. Сад был старый, но ухоженный. Женя строил наполеоновские планы. Попросил мужиков помочь, те и рады стараться, навалились, хрясь – повалили забор между домами. Женя по-хозяйски ходил, измерял, прикидывал…
Злая деревенская грязь – черная, густая – облепила его сапоги почти по колени.
А Лера бродила по пустому дому соседа.
Что-то ее волновало. Но она не могла разобраться в мыслях и чувствах. Книжные полки. Отдельно литература о пчелах.
Мемуары. Исторические романы. Между ними пряталась потрепанная картонная папка с надписью «Дело». Лера потянула коричневые завязки.
Счета, цифры, расписки.
Дед больше тридцати лет помогал больным детям… Через его крупные сухие руки прошли аховые суммы с хорошим количеством нулей. Деньги обернулись операциями, лечением, протезами для десятков детей.
Лера всхлипывала, перебирая записи старика. Читала строчки, которые расплывались и плясали перед глазами.
Подошел Женя – она тихо подвинула папку мужу. Он увидел цифры, присвистнул. Порылся, повернулся к супруге, вынес вердикт:
– Он был богат.
Лера кивнула. Слезы текли по лицу, срывались с кончика породистого длинного носа, капали на бумагу.
Женя вздохнул. Нет, не от жадности. От того, что вспомнил, как предложил старику плату за общение с его сыновьями.
Утром впятером сходили на кладбище. Глава семьи смотрел на простой, покрытый морилкой, деревянный крест.
Потом тихо попросил.
– Простите, Иван Семенович, я не знал.
Низкое темное небо почти касалось макушки.
Женя взял жену за руку.
– Знаешь, Лер, я ведь решил, что боссу посоветую не думать даже про детский дом для инвалидов… Лишнее нам сейчас – благотворительность. Совсем лишнее! Но… я иначе все обрисую… Теперь. Я попробую обмозговать, что мы можем и кого подключим. И… мы их не бросим. Вытянем. Там массаж, лекарства… Многое нужно. Сделаем.
Лера кивнула.
Муж слов на ветер никогда не бросал.
P. S. Спустя год в поездке на курорт Даня нахлебался воды, упал, ударился. Лешка не просто вытащил брата – перевернул вниз головой через колено, тряс, чтобы вылилась вода из легких. Так его учил дед. Когда рыбу ловили…
Потом подбежали взрослые. Один из мужиков оказался врачом. Две минуты непрямого массажа сердца, и Данька задышал сам.
Повезло?
Ёлка
(История одного преступления)
В декабре Тамара купила живую елку. Пышную, большую – метра два с хвостиком точно, разлапистую. Поставила в зале, нарядила. Дом наполнился ароматом праздника.
Тамара украсила елку, в том числе и невероятными коллекционными игрушками. Гирлянду пристроила. Вышло практически произведение искусства. Не деревце, к ночи 31 декабря наряженное, а шедевр.
Любовались все. Дочь и приходящие в гости дети. Родственники и друзья. Даже чужая кошка, которая тогда временно жила у Тамары дома и была невероятной умницей, садилась в дверях зала, задирала мордочку, наслаждалась зрелищем с видом выставочного эксперта. Поворачивалась к нам с вопросительным мяуканьем: понимаем ли мы, как это прекрасно?! Разделяем ли ее чувства? Восторг! Изумительная красота!
А потом как-то незаметно замелькали дни каникул, наступил старый Новый год. Начался февраль.
Я как раз ночевала у Тамары. А ей загорелось навести порядок и в том числе елку разобрать. Бойтесь своих желаний.
Мысль сама по себе чуть ли не кощунственная: такую красотищу рушить, но ладно. Сняли игрушки. Собрали пылесосом иголки с пола.
За полночь взялись за саму елочку, чтобы вынести ее из зала. А она как начала с шелестом осыпаться…
Целое серое и зеленое кольцо хвои на полу новое образовалась.
Мы представили размеры бедствия. Сначала тащить дерево через зал. Потом по коридору квартиры. Потом по длинному коридору этажа. Лифт. А еще первый этаж подъезда. И наш путь будет просто устлан иголками… От и до… И вроде как у обеих нет привычки свинячить в местах общественного пользования. И веника, увы, тоже не имеется (его давно заменил пылесос), чтобы за собой пойти и быстро прибрать.
Пока я чесала в затылке и слонялась вокруг елки, Тамара вышла на балкон. А он у нее незастекленный. Двенадцатый этаж.
Смотрю – глаза блестят, значит, решение найдено. Томусик излагает план. Она спустится вниз на лифте.
Встанет у палисадника, будет следить, чтобы не было прохожих, чтобы мы никого не пришибли елкой. Ночь, конечно. Но на всякий случай надо бдить.
Тамара подаст сигнал. А я в обнимку с елкой в это время буду на балконе томиться. В ожидании вышеозначенного зеленого свистка. Ну, или другой подходящей команды – швырять вниз елку.
В конце концов, немного хвои на заснеженном газоне – это не просто нестрашно, это совсем не мусор.
Потом я закрою квартиру, спущусь вниз, и мы вдвоем дотащим списанную в утиль красоту до помойки.
Гладко было на бумаге. Вернее, устное изложение диспозиции выглядело правильно.
Все участники заняли свои места. Тамара внизу, на тротуаре, у бортика низкого забора, ограждающего палисадник. Мы с елкой на балконе.
Она топорщилась, кололось, все еще источала пусть слабый – аромат. И мне было жаль эту красоту. До слез просто. Да, ее специально вырастили в питомнике для праздничного принесения в жертву. Но все равно.
Тамара крикнула:
– Давай!
Волшебная русская команда используется для того, чтобы качественно испортить любой процесс.
Я подняла колючую бедняжку, перенесла через перила балкона и что есть силы швырнула вниз.
– Ух!
А в палисаднике дома Тамары растут довольно высокие – до пятого этажа точно дотягиваются – деревья… Это клены. Раскидистые, с широкими стволами, с растопыренными крепкими ветками.
Тадам. Нет, если бы я кинула четко вниз, как положено, без лишнего драматизма и усилий, все бы прошло по плану. Елка пролетела сколько-то метров отвесно вниз, упала на снег и через малое время оказалась на помойке.
Но мое подсознательное нежелание с ней расставаться, чуть ли не чувство вины и энергия сыграли злую шутку.
Траектория полета пошла не строго вниз, а вперед и вниз, прямо на клены…
На высоте четвертого-пятого этажа спящие деревья притормозили падающую елку. Она запуталась в ветвях и повисла вверх тормашками.
Тамара то ли свистела, то ли шепотом ругалась. Мне с двенадцатого этажа было не очень хорошо слышно. К тому же разгулявшийся ветер искажал звуки…
Я вздохнула и пошла обуваться. Съехала на лифте вниз к Тамаре. Вышла из подъезда.
Золотая подруга, помогая себе жестами, экспрессивно поведала понурившейся мне, что избыточная физическая сила в сочетании с недостаточно развитым интеллектом часто приводит к незапланированным результатам. Не поспоришь.
Мы задрали головы, посмотрели на бодренько покачивающуюся на ветру елку.
Вопрос «что делать?» возник. Но ответа на него не находилось.
Пошли домой. Пропылесосили балкон и зал.
Потом вышли уже сверху, с другого ракурса, посмотреть на дело рук своих…
Елка чуть покачивалась на высоте, как большая игрушка. Или пиратский флаг.
Утром работники ЖЭКа столпились под кленами. К ним подошла дама-начальница. Все ругались. В воздухе висел русский мат, не допускающий двойных толкований. Люди были недовольны. И посылали на головы тех, кто совершил преступное деяние, самые разные пожелания.
Добыть елку казалось нелегким делом. В итоге через неделю (плюс-минус) на тротуар перед домом въехала большая машина с подъемником. И настрадавшееся новогоднее дерево извлекли из объятий клена…
Мы шли к Тамаре домой. С пакетами продуктов из супермаркета. Решили приготовить что-то праздничное.
Остановились, посмотрели на то место, где неделю болталась наша елка. Накрыло разом. Хохотали, смахивали с лиц слезы.
И стыдно, и глупо, и смешно – все сразу.
P. S. С той поры всегда наряжаю искусственные елки. И ставлю на кухню в вазу охапку ветвей, для запаха.
P. S. Дополнение от Натальи Гороховой в ответ на мое чистосердечное признание:
«Папа сосну всю жизнь бросал с 5-го этажа.
А недавно безрукавка сына неделю на дереве провисела на уровне третьего этажа.
Марату лень подниматься на 5-й. А мне нужно, чтобы душа сына была согрета, вечерами еще холодно…
В один вечер скинула сыну эту же душегрейку, она спикировала в яму возле полуподвального окна…
– Маааам… Мне теперь в яму лезть?
Слазил, надел, не замерз. Радует.
Дня через три позвала подойти под балкон, чтобы поймал телогрейку. Отказывался наотрез, видимо, не хотел снова в яму лезть. Предчувствовал.