Мила не командовала парадом. Держалась чуть в стороне. Нет, не с детьми возилась. Их не взяли на праздник. Сидела с книжкой. А еще фотографировала сына, его жену и близких друзей на телефон.
Именинник разжигал костер. Невестка ушла в сторону дачного домика за посудой. Кто-то из Димкиных одноклассников принес маме виновника торжества стаканчик красного вина.
– Держи, теть Мил.
Отхлебнула буквально пару глоточков. Дурной вой сына вспорол пространство. Огромным пылающим факелом Димка бежал по саду. Наискосок от опрокинутого мангала. Перепрыгивал через столы.
Мила вскочила. Что делать, что?
– Аааааа!
Горящий Димка был стремительным, чудовищно ловким. Позже он говорил маме, что не помнил своего бегства, скачков. Руки, раскинутые в стороны, казались огромными огненными крыльями. Живот и ноги тоже полыхали.
Секунды – а от момента, что он загорелся, до финала драмы прошло гораздо меньше минуты – секунды растянулись, как резина. Мила видела, что ни Иван, ни Сергей не могут поймать и остановить двоюродного брата. Неистовый, быстрый и сильный, он был им не по зубам. Ускользал.
Ноги Милы вросли в траву. Вино лилось по белой футболке. Она смотрела на сына и не могла зажмуриться или отвести взгляд. Димка выл. Тут в один миг все изменилось. Молодой женский голос издал гортанный громкий трубный крик.
Казалось, что небо в ответ вздрогнуло, что по саду прошла волна. Звучали не боль, не страх. Что? ПРИЗЫВ, как обращение к чему-то высшему и отвага. С таким кличем надо бросаться в смертельную атаку.
Гибкая маленькая фигурка размазалась в воздухе. Этого не могло быть. Человеческое тело не способно к движению на такой скорости.
Налетел вихрь? Нет. Это была Янжима.
Она появилась из ниоткуда, словно домик и поляну не разделяло солидное пространство сада, дорожек, кустов.
Резко схватила и выдернула одеяло из-под расположившихся на нем друзей, вторым движением – еще одно одеяло из-под родственников. Она ничего не объясняла, не просила. На это не было времени. Люди просто покатились по траве, как кегли, не понимая, что происходит. Сила и скорость этих ее действий явно превышали реальные человеческие способности маленького женского тела. Но тогда Мила не удивлялась.
Все было правильно!
Вот гости лежат в стороне, а одеяла в руках худенькой бурятки. Следующий миг. Янжима рядом с мужем. Она не догоняла Диму. Не бежала за ним. Просто раз – очередной бешеный удар сердца Милы. А на два – маленькая фигурка возникла рядом с горящим мужем.
Подножка. Мастерская.
За ней дополнительно удар в спину. Дима упал. Янжима кошкой кинулась на него. Заворачивая, запеленывая в одеяла. Прижала к земле. Стала хлопать ладошками по ткани.
Тут Сергей тоже подскочил на помощь, не сплоховал. Огонь сбили вместе за пару мгновений.
Янжима подняла голову. Они с Милой встретились взглядами. Стоящая на четвереньках над плотным коконом, в который превратился сейчас ее муж, сноха, напоминающая кошку, которая отбила детеныша у медведя, шерсть дыбом – глаза как два фонаря, – выдохнула всего одно слово.
– «Скорую»!
Мила раньше, чем дослушала, уже нажимала на кнопки телефона. Янжима снова подала голос:
– Проси реанимобиль. Скажи про тяжелые ожоги.
Мила как раз дозвонилась. Стала объяснять ситуацию и диктовать адрес. Застывшие скорбным кругом перепуганные гости смотрели друг на друга. Охали. Ахали. Всплескивали руками. Толку от них не было. Янжима снова поймала взгляд Милы.
– Надо вынести его к воротам. Перекатим на одеяла и понесем. Сюда не заедут.
Опережаю вопросы, Янжима не была врачом. Не работала медсестрой. Откуда в ней все это знание и правильные четкие действия нашлись, из какой генетической памяти или уроков школьных, дедушкиных рассказов сформировались, вылезли? Тайна.
Мила помогала худенькой, теперь снова тихой бурятке командовать рослыми бугаями, двоюродными братьями Димы. Мила щедро раздавала оплеухи, толкала и требовала. Парни сначала застыли истуканами, пришлось рукоприкладством заняться. Не до словесных длинных уговоров ей было.
Диму распеленали, стараясь не касаться месива, которым выглядели руки и ноги, перекатили на одеяло. Взяли. Понесли к воротам.
Врачи потом говорили, что парню феноменально повезло. Он горел считаные секунды. Мила сначала спорила. Ей казалось, что гораздо дольше.
Заведующий ожоговым отделением только рукой махнул на возражения матери.
– Десять секунд. А может, и меньше. Сноха у вас – крутая. В ноги кланяйтесь! Золотая девка. Где делают таких? Мне для сына аналогичная жена не помешает.
Мила горькими комками выдавливала из себя какие-то слова. Мила плакала, прижимала спасительницу к груди, бормотала слова извинений.
В узких ярких глазах Янжимы не было обиды. Она соглашалась, что молодец. Что спасла. Но не ждала награды или благодарности.
Димкино мужское достоинство практически не пострадало. Сильнее всего досталось рукам, а именно – плечам. Ноги и грудь обгорели меньше.
Выписали через три месяца. Практически целого.
P. S. Димка с женой через год развелся. Не мог жить в бардаке. Но главное слово тут – жить. ЖИТЬ!
Развелся и бросил травку. Оставил жене и ребенку квартиру. Сейчас обитает на съемной. Практически содержит бывшую семью. Неблагодарный? Я не буду его судить. Между ним и Янжимой свои тайны. Свои обиды и примирения.
Мила тоже поддерживает сноху и внука.
Оля наконец вернулась на работу. Дважды в неделю вылизывает пространство. Как-то это помогает.
Самая любимая бабушка на свете к бывшей снохе относится с УВАЖЕНИЕМ. Несмотря ни на какой вопиющий бардак. Ну, неряха. Что ж теперь. А?
Поздравлялись перед Новым годом. Мила говорила, что отпустила Яну слетать к родне. А сама уже неделю живет с пацаном.
Ножницы
Пятнадцать лет назад, когда моя девочка еще не ходила в школу, а я не знала, что вы будете читать эти истории из жизни, и вообще только-только сбросила шкурку учительницы, но крылышки не расправила… все и началось.
Мы с деткой на улице довольно часто встречали смурную тетку с квадратной фигурой, сдвинутыми бровями и решительной походкой офицера спецназа или, наоборот, бойца бригады преступной. Чуть сутулые широченные плечи, коротковатые ноги. Беги заранее, пока в лоб не получил. Примерно это читалось на лице.
Запомнили друг друга случайно. Моя красотка носилась по тротуару, с разбега воткнулась в пузо суровой незнакомки, замахала руками, запуталась в пакете с продуктами. Завизжала испуганно. Тут и я примчалась. Называется, отвернулась на пять секунд. Ну, думаю, щас начнется. Ручка оторвана, пакет на асфальте. Под ним мокрое пятно… яйца, видимо.
Мы посмотрели друг на друга. Лепет жалкий мой, мол, простите, пожалуйста, я все исправлю, давайте вернемся в магазин… Весь этот поток мой напуганный словесный прекратился, будто кран завернули.
Настала глубокая внутренняя тишина.
В глазах женщины (плюс-минус моя ровесница) была сила и холодная усталость, без ожидаемой мною злобы. Наконец она кивнула, вздохнула и сказала, что не надо. Лень ей пилить назад километр в «Пятерочку». Дом уже вон он – за моим плечом буквально. А яйца – это еще не все покупки. Крупа и хлеб не могли пострадать.
Елизавета рядом переминалась с ноги на ногу, отказывалась паниковать, переживать, но прощение искренне просила.
Дама ушла с капающим пакетом. За ней оставалась дорожка мокрых следов. А я сорвалась, отругала дочь.
Но это была гроза, которая не затрагивала ребенка совершенно, громыхала над ней, не напрягая. Судя по ее вопросу, который дочь задала в секундную паузу между моими криками и упреками.
– Мам. А кто она?
Я пожала плечами. Изменилось только то, что с незнакомкой мы стали раскланиваться при следующих встречах. На улице, остановке. Разговаривать и знакомиться она не собиралась. А мы тоже не навязывались.
Пересеклись плотнее год с хвостиком спустя на занятиях подготовительных к школе. Я приводила дочь, она – племянника. Я не узнала в улыбающейся моложавой женщине, с приятным выражением лица прежнюю угрюмую с виду, довольно опасную личность.
Теперь это была расслабленная, уверенная и спокойная женщина лет тридцати с хвостом. Другая стрижка и цвет волос. Поверх все тех же джинсов не мятая бесформенная футболка, а хорошая майка, с длинной мягкой кофтой.
Французский маникюр на коротких, но ухоженных ногтях. Яркие кроссовки. И походка энергичная, но теперь мне не хотелось в сторону шарахнуться, заранее, чтобы не прилетело что-нибудь.
Пока ждали детей в один из дней, разговорились.
Лена сидела на скамейке, вытянув ноги. Я примостилась рядом. За стеной в классе хихикали дети. Учительница с ними вообще часто шутила, занимались они с удовольствием.
Мы обе прислушивались к детским голосам. А потом посмотрели друг на друга.
Лена неожиданно протянула мне руку и представилась. А то, мол, забавно даже. Все время видимся. И еще незнакомы. Ладонь у нее была твердая, сухая, горячая. Довольно широкая. Но она не стиснула мою лапку, пожала бережно, соизмеряла силушку.
Я это как-то угадала. И спросила, мол, каким спортом Лена занимается? Ждала ответа про самбо или штангу. Что угодно. Но не честное пожатие плечами и улыбку. Мол, это все природное.
– Такой родилась. Все, что делаю, это плаваю пару раз в неделю в бассейне. Ну и зарядка утром. Коротенькая. Несколько приседаний, отжимания, наклоны, потягушки, махи. Это как в школе физрук научил, так и продолжаю.
– Сколько по времени?
– Минут пятнадцать, край двадцать.
– А выглядишь как мастер спорта, – не удержалась я.
Лена улыбнулась и кивнула. Мол, точно.
– Если бы пошла в секцию да пахала, вышла в чемпионы. Факт.
Чувствовалось, что физическая сила у нее сочеталась с внутренней. Характер, собранность – это все было заметно сразу.
Всегда была любопытной. Поэтому стала осторожно, подкрадываясь, задавать вопросы. Лена видела мои хитрости насквозь, но расслабленно отвечала. А потом стала говорить сама. Потоком. Мне оставалось, только растопырив ушки, внимательно впитывать.