Она родилась нелюбимым нежеланным ребенком у матери-одиночки. Папы не было в принципе. Детство трудное, сложное. Мама работала кладовщицей на заводе. Сдала девочку в ясли. Жили в общежитии.
Там, года в два-три, Лена понравилась бабке-вахтерше. И она стала девочке щедро уделять время. Читать сказки. Включать аудиоспектакли на маленьком старом магнитофоне. Навязала Лене крючком ярких воротничков для убогих платьев, которые сразу стали смотреться лучше, наряднее.
– Баба Света.
Она так это сказала, что у меня слезы на глаза навернулись. Чужая старушка закрыла своим вниманием, душевным теплом дыру в сердце ребенка. Лена стала много улыбаться. И больше не ощущала себя несчастной, ненужной. У бабы Светы были свои внуки. Несколько. Но ее щедрой, любящей натуры хватало на всех.
Лена ждала ее дежурств. Даже помогать начала. Не сразу. Но лет с пяти-шести точно. Сбегать, передать, принести, внутри общежития само собой. Цветы полить. Подоконники от пыли протереть.
Мама не протестовала. И Лена вилась вокруг вахтерши. Ко взаимному удовольствию.
А мама у Лены была слеплена из другого теста. Узенькая, стройная, глазастая. Хорошенькая. Лена рядом с ней напоминала медвежонка, а мама – принцессу. И вот эта самая принцесса понравилась какому-то начальнику на заводе. Так что – счастье, счастье, когда девочка пошла в первый класс, они с мамой переехали жить в однокомнатную квартиру недалеко от метро в одном из спальных районов.
Потом мама родила Лене братика…
Нормальный пацан получился. Не дурак, не вредина.
Лена получала сплошь пятерки с редкими четверками. Брата в садике обожали воспитательницы. Семье кто-то тайно и на постоянной основе помогал… Явно. Так как не шиковали, но никогда не попадали в финансовые ямы.
Мама тоже отучилась, заочно. Из кладовщиков, с помощью так и оставшегося ее тайного друга, доросла до места в отделе кадров. Мама и дочь жили не ссорясь. Хотя любви в их маленькой семье не было. Вернее, она была. Появилась. Но доставалась братику.
Лена не ревновала. Димка ей тоже пришелся по сердцу. Возилась с ним.
А еще у мамы имелась аллергия на шерсть животных. И Лена не могла уговорить ее взять котенка или собачку. К которым ее тянуло с детства. Сильно. Невероятно.
Но мама кашляла и хрипела, если дочь тискала на улице чужую или бездомную зверюшку, а потом подходила близко к маме в этой кофте. Не притворялась родительница. Реально не повезло ей с иммунитетом.
Так что Лена лет в десять запретила себе трогать горячо обожаемых зверюшек. И это была боль. Нет, не так.
Это была ЧУДОВИЩНАЯ БОЛЬ.
Лена словно сломала в себе что-то, в душе.
Мама так и не узнала, почему Лена съехала на тройки, в двенадцать начала курить, в четырнадцать первый раз переспала с мальчиком. Услышала в пересудах и хихиканьках по коридорам, что она бабища и уродина – набила горе-любовничку морду. Как следует. До больницы.
Педсовет. Детская комната в полиции. За девочку заступался физрук. Сильно. Писал письма. Ходил с ней по кабинетам. Он, с одной стороны, не терял надежды пристроить этот талант к делу – в секцию какую-нибудь. А с другой – и так бывает, просто жалел. Лена помнит вахтершу и физрука как главных людей своего детства и юности.
Одно. Другое. Так все и катилось.
Лена после школы пошла на кондитера. Потом работала без огонька. Много ела. Но не бросала бассейн и зарядку. Помогала болеющей маме. Заботилась о ней.
Димка очень-очень-очень-очень рано женился. Но вроде с женой не ссорятся. Вот, племянника родили. Тоже классный парень получился.
Лена думала, что ее жизнь беспросветное шоссе в никуда…
И жила по привычке. Да и для помощи брату с мамой.
А однажды шла по улице. И увидела, как бежит, не разбирая лап, и скулит собака, за которой несется немолодая тучная хозяйка.
Лена наступила на поводок. Собачка не выглядела забитой. Нормальная маленькая шавочка. Пенсионерка, доковылявшая до Лены и беглянки, поблагодарила. И посетовала, что в такую жару не может ничего с милой Гретой сделать. Кроме как водой полить. Как бы тепловой удар дурочку не хватил.
– А что сделать?
– Подстричь ее надо. Смотрите, какая лохматая. Но не дается.
Лена присела на корточки и потрогала собачку. На небесах заиграл Бетховен. В груди стало горячо и сладко.
Забытое чувство. Под руками шерсть. Лохматые ушки. Немного колючая спинка. Бешеный стук сердечка в груди. Мокрый нос.
Лена выпрямилась и сказала хозяйке. Мол, а давайте я?
– Что я?
Не поняла владелица Греты.
– Я вам ее подстригу…
Как это из Лены вырвалось? С какого перепуга? Да. Она подравнивала ножницами свой кривой короткий хвост, мамину прическу немного. Но и все… Никакого настоящего опыта. Навыка.
Пенсионерка хмыкнула, но не отказалась. Все втроем голубушки: Грету же нельзя не сосчитать? – потопали в соседний дом.
Лене выдали инструмент – обычные ножницы и расческу… Грета, прифигев от свалившихся на нее событий, вывалив язык, сидела рядом. И не протестовала против стрижки. Не шелохнулась даже. Ни разу.
На небесах играл оркестр Поля Мориа. Тема из заставки программы «В мире животных».
Лена, не торопясь, это такое блаженство – прикасаться к зверюшке, – стригла и расчесывала длинную шерсть. Стригла и расчесывала.
Больше всего это напоминало медитацию или инициацию. Если брать фэнтези-романы, сказки для взрослых.
Лена вся наполнилась радостью, спокойной и сильной. А Грета нежилась в этом чувстве. И не дергалась. Стриглись долго. Часа два.
Потом Лена выпила чай. Отказалась от денег. Она же не профи. И хозяйка собачки выдала невероятно важное:
– А почему? Дело-то хорошее. Вон сколько объявлений повсюду. Животных много. И таких дурных, как моя Грета, – чуть не половина. Ну… глупых и невоспитанных, которых не поймаешь, не удержишь.
Грета и Лена посмотрели друг на друга.
О ком это она? Мы умные и послушные.
На небесах ангелы голосами Николая Дроздова рассказывали о том, какая Грета чудесная собака. И как сегодня всем трем девочкам повезло. Во всех смыслах.
Лена потянулась.
Пока мы разговаривали, прошло довольно много времени. Лена вытащила за ремень из-под лавочки красивый бордовый короб, а за ним второй поменьше темно-синий. Расстегнула первый. На меня посмотрели ручки фенов, сверкнули никелем кнопки машинок для бритья, какие-то насадки. Расчески, заколки…
Все это профессиональное великолепие было пристроено по кармашкам. Любовно отчищено. Провода свернуты аккуратно, скреплены яркими зажимами. Идеальный порядок, какого не бывает в сумках никогда.
Я открыла рот. Буквально. Лена засмеялась. Сказала, застегивая свою сокровищницу, что сняла квартиру. Чтобы не мучить маму-аллергика. И все. Прыгнула в новую жизнь.
Прошло всего полтора года. У нее отбоя нет от клиентов. Записываются. Стоят в очереди. Так как для Лены просто не существует сложных животных. В принципе.
Она прошла обучение. Умеет обрабатывать когти, чистить уши. Стрижет пуделей под львов. А британских кошек под пуделей. Выезжает по заказам на маленькой – взяла в кредит – машинке. За инструменты и учебу полностью расплатилась меньше чем за три месяца работы. А сейчас давно вышла в плюс. Помогает маме. Балует племянника. И вообще.
– Что вообще, – спросила я.
Она совершенно счастлива.
А неделю или две назад ее позвал на свидание владелец злющего добермана, который перед Леной приседает в глубоком и полном уважении. Смотрит с обожанием. Так и норовит лизнуть в щиколотку.
Его хозяин вроде как тоже. Проникся и воспылал.
Мы обе смеялись. В глазах Лены крутились искорки золота и солнца. Вылетевшие из класса дети, и ее племянник, и моя дочь, кинулись к нам обниматься. Лена подмигнула. Забрала мальчика и ушла.
Вскоре мы переехали и больше не виделись. Но я ее помню. Профи, настоящие, которые ПРОФИ – они такие. Врезаются в память.
А для них и над ними играет любимая музыка. Пусть не все ее слышат.
Пиковая дама, или Восьмое марта по Пушкину…
Анна Фердинандовна преподавала у нас химию. Колоритнейшая личность, о которой в школе ходили легенды. Ученики по отношению к химичке испытывали острые чувства: ненависть (бывало), любовь и восхищение (преобладало), а еще тепло, доверие и совсем редко (ничтожный процент) равнодушие.
Опиралась учительница на трость. Ходила тяжело, явно преодолевая боль. Доктора Хауса и в помине не было, но вот я думаю, могли ли продюсеры, сценаристы знать нашу Анну? Ехидства и ума в ней было на десятерых циничных гениев, факт.
Анна обладала классическим армянским крупным носом, выразительным влажным, горячим взором (слово «взгляд» тут неуместно) и обожала свой предмет. А нас… к нам она относилась с уважением. Всех и всегда именовала на вы. От чего даже записное хулиганье млело и кое-как, но учило химию. Самый, как мы это называли, простите за выражение, «голимый» троечник (двоек не было в принципе!) мог хоть часть задач решить, уравнение какое-никакое нарисовать.
Замечу, что наша класснуха преподавала русский и литературу. С классом не справлялась. Конфликтовали сильно. И мысль о том, чтобы что-то интересное замутить, придумать для нее, никому и в голову не пришла. Вручили перед уроками букет. Все. Свободна.
Иное дело – обожаемая Анна. Тут решили расстараться. Накануне она опрометчиво обмолвилась, что любит Пушкина… Сама виновата, по факту. Послужила катализатором вдохновения. А какая муза, такие и бестии, ею неосторожно на путь творчества наставленные… Ох.
Какое отношение Пиковая дама может иметь к Восьмому марта? Зачем выбирать мрачную драму в такой день? Тем более что учительница наша уже не была юной прелестницей…
Но – втемяшилось. На мистику потянуло, не иначе. Всех сразу.
Представьте шестнадцатилетнюю оторву в образе старухи из «Пиковой дамы», а трех спортивных оболтусов ее ровесников – в роли карт. Обаятельный высоченный блондин Вовочка, сам себя назначивший Германном, нарезал вокруг древней перечницы (меня в роли Графини) круги. Лез обниматься-целоваться, гаденыш-геронтофил. А наша стильная умница Владислава каким-то образом оказалась Пушкиным… Чувствуете да, как все неоднозначно задумывалось?