Дома он объяснил, что не мог не купить, потому что гусенок его окликнул. Как окликнул, спросил Димочкин папа. А вот так: «Эй, Ди-ма…»
Ну, это отдельная тема, как Диму с гусенком встретили родители в их малогабаритной квартире пятиэтажного дома без признаков двора. Как гусенок начинал шуметь с пяти утра…
Дама в газете предупредила, что гусенка надо кормить крупой и рубленой травой. И обязательно нужна чистая вода. Поставили ему на балконе и крупу, и траву. А в уголок – воду. Гусенок набирал в клювик еду и мчался бегом к поилке – макать еду в воду. Так и мотался вперевалку, растопырив желтые крылышки и припадая белым брюшком к полу, от кормушки к поилке, от поилки к кормушке. Бегал-бегал, пока Дима не догадался поилку поставить рядом с кормушкой.
Прошло лето. Гусь вырос в красивую птицу с длинной шеей, ярко-красным клювом и склочным характером. Первого сентября кто-то принес в школу бабочек и жуков, кто-то – гербарий, кто-то – пыльную герань в горшке, а наш Дима принес живое Домашнее Задание, выращенное им самим. Домашнее Задание вел себя непосредственно: бегал по классу, хлопал крыльями, пачкал, но потом притомился и сел рядом с Диминой партой. Правда, уроки все равно были сорваны, потому что Домашнее Задание иногда подавал голос, причем в самых подходящих местах он недовольно ворчал, весело гоготал или уютно покряхтывал, подремывая, а следом, конечно, гоготал весь класс.
Учительница не поверила, что Дима вырастил это живое сам; решила, что у Димы переходный возраст и он захотел поиздеваться над учителями. Дима заработал свою двойку прямо первого сентября, но домой пришел довольный, потому что его Домашнее Задание отказались оставить в школе, в отличие от других летних домашних заданий – гербариев, жуков, бабочек и горшков с цветами. Гуся отвезли к дедушке на дачу, где он мирно жил, радостно встречая Диму по выходным.
Однажды в восьмом классе Диме задали сочинение «Мои планы на будущее». А что рассусоливать, подумал Дима, и написал: «Мои планы на будущее: вырасту, а там посмотрим». И скажите, чем не план? А зачем обманывать, как другие, что он хочет стать танкистом, когда он совсем не хочет? К тому же еще неизвестно, куда этот танк заедет, если Димочка наш в него залезет…
Димочка наш вообще патологически правдив. Когда-то ему сказали в фотоателье: сейчас вылетит птичка. И где она, спрашивает Дима до сих пор. Ему же пообещали. Зачем обманывать детей? Десятки поколений доверчивых маленьких дураков ждут, восторженно глядя в объектив. И хоть к кому-нибудь она вылетела, эта птичка? Диму не устраивает такой порядок в жизни. Он его переделывает. Лично для себя. Искренность – его главное достижение, его главная победа над самим собой.
Вот уже год он сдает тесты на право вождения автомобиля. Естественно, в течение этого года, когда Дима с преподавателем выезжали на трассу, все красивые девушки, старушки с кошелками, пьяные, собаки и коты договаривались, собирались в одном месте, строились в колонны по два человека и три собаки и, дождавшись Диминого автомобиля, организованно бросались ему под колеса. Дима останавливал машину, выскакивал, размахивал руками и кричал: «Уйдите, уйдите!» Тащил их к переходу, по дороге объясняя правила дорожного движения. С животными, правда, было сложнее… Потом Дима решил поговорить с преподавателем. Как с человеком. По душам. Мол, уважаемый Виктор Петрович, мы так давно с вами знакомы, вот уже почти год, как вы принимаете у меня экзамен, так не в службу, а в дружбу: не могла бы моя мама, пока я сдаю вам экзамен, бежать перед машиной и спихивать на обочины людей, собак и куриц, которые так отчаянно лезут под колеса? А мама согласна. Мама готова бежать.
Виктор Петрович выразил свое несогласие в крепких выражениях. Поэтому по вечерам Димина мама, все такая же беспокойная и озабоченная, обзванивает по поручению сына всех наших знакомых и родственников, чтобы те утром не выходили на улицу и переждали дома, потому что завтра Дима в очередной раз сдает экзамен на права…
Ой, это не человек, наш Дима, – это чистое ненастье!
Звонит вчера. Сообщает спокойно так: знаешь, у нас в городе был еврейский погром…
Представляете?! Сказал и молчит. Я похолодела. У Димы же мама! И папа! И там же еще подруга Димина, Наташа в очках! Под эту статью попадает со своей интеллигентной внешностью! Мне воображение рисует картины – одна ужасней другой…
А Дима на том конце провода телефонного: ты слышишь меня или не слышишь? У нас в городе был еврейский погром!..
Я мрачно-подавленно:
– Та-ак, и кто инициатор?
– Я! – спокойно отвечает Дима. – Инициатор – я.
Вот тут я подумала, что все – конец света. О котором так долго говорили… Мой брат Дима, искренний и патологически порядочный… Уточняю: Дмитрий Маркович, который свято бездельничает в субботу, читает Тору и, наконец, что убедительнее всего, работает в синагоге, устроил в своем городе еврейский погром!
– Ты… Ты устроил еврейский погром?! – это я уже спрашиваю, практически потеряв сознание.
– Да! Я устроил грандио-о-о-озный еврейский погром, – наслаждается Дима произведенным впечатлением. – Я. Побил. Антисемита. Здор-р-ровый такой мужик!
– ?..
– Я подошел к нему. И ударил. По мо… по лицу.
– А потом?
– А потом побежал.
Вот так мой двоюродный брат Дима, щуплый, невысокий Дима, с детским лицом и нежными тонкими кистями рук, рискуя жизнью, такой драгоценной для нас для всех, а особенно для его мамы и папы, живет каждый день.
И каждое утро он встает и продолжает жить. Точно так же…
Стасик
Раньше на свадьбы и юбилеи генералов приглашали. Теперь зовут Стасика. Ему льстят. Его подкупают. На него давят авторитетами сверху. Из-за Стасика плетутся интриги. Невесты бьются в истерике, рвут на груди кружева и валятся в подозрительные обмороки. Женихи шантажируют друг друга по телефону. Родители перестают здороваться. Свадьба идет войной на свадьбу. И все из-за него, банкетного Трубадура: пшеничный сноп, зачесанный назад, элегантные очки, туфли на каблуках, галстук с цветущим папоротником и готовность, как у исправного ракетоносителя по команде «Пуск!». Вот он стремительно появляется перед собравшимися:
– Да-ра-ги-ие гос-сти!
Гости: ах! У них – Стасик!
Грядет юбилей деда.
– Хочу Стасика! – заявляет юбиляр. – У генерала Донца был Стасик, у парикмахеров Бедковских – был. Если я, военный хирург, в свои восемьдесят не заслужил приличного юбилейного вечера со Стасиком, тогда зачем я жил!..
Нечеловеческими усилиями вытаскиваем Стасика из Трускавца, где он поправлял подсевшую на здравицах печень. Стасик капризничает. Мы уговариваем, угрожаем, сулим, заверяем и тащим под локотки на дедушкин юбилей.
Дед, во главе стола, торжественный и радостный: пришли все. Дед плавится от счастья – Стасик!
Великий ресторанный маэстро со сдерживаемой страстью начинает рассказывать биографию юбиляра. Подробно. Гости скучнеют, но держат лицо. Ко времени взятия дедушкой Берлина интонации Стасика крепнут и приобретают левитановский металл.
Ветчина на столах сохнет, сыры скручиваются.
Дойдя до дедушкиной женитьбы, Стасик с игривыми фиоритурами в голосе подробно описывает, как дед волочился за юной целомудренной бабушкой.
Гости, продолжая держать лицо, потихоньку таскают маслинки.
Теплая заученная грусть наваливается на Стасика, когда тот подбирается к выходу деда на пенсию. И вот долгожданное, с надрывом:
– Так выпьем же…
Гости облегченно шумят. Бокалы в руке, вилки хищно целятся в семгу. Но не тут-то было.
– Так выпьем же, да-ра-ги-ие гос-сти!.. Но не сейчас! Потому что я не сказал главного! – интригует Стасик.
«Главное» потянуло еще минут на десять, в течение которых Стасик декламирует стихи собственного сочинения, где навечно зарифмованы «юбилей», «не жалей», «мавзолей» и «поскорей». Гости насторожились – Стасик заголосил, как над телом:
– И в эт-тат юбилей
Так вып-пьем же скор-рей!
Звон бокалов, стук приборов. Банкет продвигается по привычному пути. Ведет его уверенный проводник, дорогу знающий. Хотя банкетный опыт сказывается. К середине вечера маэстро жутко надирается и предлагает выпить за веру, любовь и Наташу в дедушкиной семье. С верой и любовью ясно. Наташи в нашей семье не было никогда. Бабушка обижается и подозревает.
Стасик же в эйфории праздника продолжает резвиться: исполняет с восточными подвывами песню «Мои года – мое богатство» и, панибратски хлопая деда по плечу, провозглашает в микрофон:
– Старый конь не бороздит!
В наступившей тишине тушуется и устало сообщает в микрофон:
– Что-то я напутал с бороздой!
Но это уже неважно… Главное – все как у людей: юбилей, ресторан, банкет и Стасик!
К концу торжества маэстро слабнет. Мы отвозим Стасика домой, где его ждут старенькие мама и собачка неопределенной породы по кличке Алаверды.
Жизнь и люди в ней
Л. К.
Это сейчас наш Лева такая значительная фигура, что на него пишут анонимки только в ООН. Не ближе. А раньше Левик был простым инженером на заводе приборостроения при Минприбор СССР. Да и большего ему тогда было не достичь, хотя мудростью, стремлением к знаниям и невероятной любовью к людям, его окружающим, Левик отличался с детства.
У него была замечательная наследственность. Его троюродная бабушка Роза вставала рано утром и, не причесываясь, не умываясь, а тем более не завтракая, ретиво оббегала весь наш маленький городок, чтобы, как она говорила, «перекусить какую-нибудь мансу», что означало – узнать последние новости. Когда она, поболтав с торговками на рынке, с Нюмой из магазина номер 56, который люди называли «У Нюмы», с Хоной из парикмахерской, со стариком Ионелом из кузни, с Вахтангом из часовой мастерской, узнав все новости, где-то кому-то оказав помощь делом ли, советом ли, взбодренная и ликующая приходила домой, – всем было ясно, что самое главное для нее – просто жизнь: яркая, сочная, необыкновенная жизнь и люди в ней.