ется. Я так думаю, то, что останется от этого ловкача, можно будет собрать в кофейную чашку. Наши дознаватели не лучше. Если появится хоть малейшая возможность раскрыть это дело, они вцепятся в нее, как голодные псы в кость. И порвут за это так же. Поэтому я не удивляюсь, что портрет до сих пор не нашли. Как меня научил опыт, если что-то с такой страстью ищут, ему не быть найденным. В подобных делах трезвый ум нужен. И разумение. Например, вот какой момент. За информацию о картине объявлена баснословная награда. И что? Только пустышки. Потому что тот, кто действительно что-то знает, побоится идти к Лаужер-ону, рискуя быть обвиненным в краже или хотя бы соучастии. Вряд ли Маядскальский остановится перед пытками, дабы узнать, не скрыл ли этот смельчак какую-либо еще информацию.
– Он такой человек?
– И даже хуже. У него очень жесткий подход. Когда у нас кричат о разгуле либерализма, я всегда вспоминаю его, и как-то уже больше не хочется усиления центральной власти. Не дайте боги такого человека у ее руля.
– Но если ему так нужен этот портрет, то почему он допустил слухи, что ни перед чем не остановится ради информации о картине? Судя по тому, что я знаю, Лаужер-он Маядскальский совсем не дурак.
– Не дурак, к сожалению. Ты учти, то, что я тебе говорю про него, информация из моих источников, а есть еще информация, которая подается публике. Человек не особо опытный легко может купиться на обещания награды и прочие посулы. Другое дело, что никто его больше не увидит, скорее всего. Люди же серьезные и осторожные сначала разузнают, что да как. Посол долго зарабатывал себе подобную репутацию, и кто потолковей его сладким речам вряд ли поверит. Так что тут он сыграл против себя самого.
– Наверное, подобный расклад Маядскальского весьма злит, – заметил Эрни.
– Не то слово. Если, конечно, это не какая-то хитрая игра, которой пока даже я понять не могу.
– А такое возможно?
– Что? Что я не понял или что он ведет игру?
– В первое я не верю, – улыбнулся парень, – поэтому второе.
– Более чем. – Мишкольц одобрительно похлопал молодого сыщика по плечу. – Поэтому береги подругу. Не дай ей попасть в эту мясорубку под названием «Интересы Лаужер-она Маядскальского». Ему мало дела до справедливости. Обходительности же его хватает только на балы. Кроме того, он умеет обернуть ситуацию себе на пользу. Не то чтобы любую, но тем не менее.
Фаргелон постарался проанализировать услышанное.
– Думаете, с этим пропавшим портретом у него была задумана какая-то многоходовка?
– Не удивлюсь. Более того, я знаю, что в день, когда он пропал, у самой границы наших стран видели несколько тяжеловооруженных кораблей, на первый взгляд похожих на наемничьи или даже разбойничьи. Дело обычное, только меня насторожил их курс. Где-то недалеко пролетал и тот, которым должны были бы везти портрет уже после подмены. Если бы на корабль с картиной не напали раньше, могло так случиться, что он оказался бы на пути этих странных фрегатов. Тогда эта шумиха вокруг похищения меня отвлекла, я искал подвох именно в ней. А потом, через несколько месяцев, любые следы найти было сложно. Однако мои люди все-таки кое-что отыскали.
– Неужели эти корабли нанимал кто-то из окружения Лаужер-она Маядскальского? – попытался угадать Эрни.
– Нет, – покачал головой его собеседник. – Один, подчеркиваю, только один такой корабль нанял… я.
– Что?!
– Если точнее, мой адъютант и по совместительству воспитанник.
– Но… но… – Сыщик почувствовал, что у него ум за разум заходит. – Но вы же ему всецело доверяете! Это все знают!
– Вот именно, – веско заметил Мишкольц.
– А что он говорит?
Мужчина усмехнулся.
– Я никогда его об этом не спрошу.
– Но почему?! – Эрни в какой-то момент понял, что подобные игры слишком сложны для его понимания.
– Потому что близким доверять надо полностью, – с расстановкой ответил Дхон. Полюбовавшись гаммой чувств и кроссом мыслей на лице молодого сыщика, усмехнулся. – Нет смысла, Эрни, спрашивать нет смысла. Если он не делал этого, то он ответить мне ничего не сможет, будет только бездоказательно оправдываться, а заставлять его пройти через это я не хочу. Если же он что-то такое делал, то или у него были причины, или… его предательство рано или поздно проявится в чем-то другом.
– Надеюсь, если подобное и случится, то не с катастрофичными для вас последствиями, – заметил Фаргелон.
– Если бы меня так просто было привести к катастрофе, я не был бы тем, кто я сейчас есть, – произнес Мишкольц. – Но то, что затевается сейчас, мне не нравится. У тебя есть идеи, кто убил Доуского?
– Есть одна, но ее надо проверять, а я пока не придумал как.
– Поделишься?
Эрни замешкался с ответом, но его и не потребовалось.
– Понятно, проверишь – расскажешь, – сказал Дхон. – У тебя есть еще вопросы? Мне нужно уже идти, но на парочку я могу ответить.
– Скажите, этот портрет наделен какой-нибудь магией? Я знаю, что о нем говорят, но как на самом деле?
– Что-то там есть. – Мужчина покачал головой. – Не просто холст и краски. Подозреваю, что этот портрет и сам с характером. Какая-нибудь особая магия. Магия богов или сила богов. Не та, которую используют чародеи. Что-то иное. Не думаю, что с ее помощью можно что-то сделать, получить какую-то выгоду. Вещь в себе. Но, увы, больше данных нет.
Пожалуй, этого было даже много. Эрни поблагодарил, пообещал сообщить новую информацию, в случае если таковая появится, откланялся.
В голове пульсирующей болью дрожали слова: «Береги свою подругу».
– Откройте!!! Откройте!!! – Вивьен проснулась от ужаса и грохота в дверь. – Дознавательская служба! Откройте немедленно!!!
Девушку мгновенно объяла паника. Неужели все повторяется?
– Манихинге Леру, открывайте!!!
«Нет-нет, только не это! – Хозяйка «Полезных чудес» сжалась на кровати, обхватив себя за плечи и понимая, что не вынесет повторения вчерашнего. – Помогите мне! Хоть кто-нибудь помогите!!!»
В коридоре раздались громкие ругательства, и Вивьен окатило волной облегчения. Как она могла забыть – брат же здесь. Дверь в его комнату, яростно захлопнувшись за ним, прибавила грохоту, но Леру никогда еще не была так счастлива. Ренс протопал к лестнице, а Вивьен наконец-то сообразила, что нужно тоже спуститься. Ноги подгибались, но ей удалось, на ходу натягивая на себя халат, добраться до коридора, а там и дальше.
Ренс как раз распахивал дверь. В руках у него был любимый двенадцатизарядный револьвер, которым он превосходно владел.
– Сдурели, уроды?! – рявкнул он в лицо чуть не упавшим из-за потери опоры мужчинам. – Вам что тут, бордель, чтобы посреди ночи открывали?! Я вас щас на жаркое порублю, что разбудили подобным способом!!! Жить надоело?! Говорите, придурки, чего надо, и проваливайте!
Вивьен готова была расцеловать любимого брата. В кои-то веки его грубость уместна!
– Хинген Леру… так мы же это… по делу, – заблеяли ночные гости.
«Вот так бы и вчера! – разозлилась девушка. – Если бы я на них так же наорала, они бы не устроили… того, что устроили!!!»
Однако подойдя поближе, она сообразила, что это какие-то другие люди, ей незнакомые. Да и помоложе, чем вчерашние дознаватели.
– Какому, вот уж недоразумение природы?! – продолжал возмущаться Ренс. Револьвер в его руках то и дело двигался, вызывая судорожные вздрагивания у посетителей.
– Там… так… на магазин манихинге напали… – почти прошептал один из них.
– Ограбить попытались, – добавил второй.
– Что?! – Забыв все прочие мысли, страхи и чувства, Вивьен рванулась вперед, желая то ли вытрясти подробности, то ли бежать в халате к обожаемой лавке.
Однако Ренс перехватил ее свободной рукой, при этом не отрывая взгляда от младших дознавателей.
– Что украли?
– Не успели. – Тот из ночных визитеров, что был выше ростом, с опаской глядел на вырывающуюся девушку, которую старший Леру удерживал с той же легкостью, что и револьвер. – Работник из соседнего здания увидел, что происходит, и поднял тревогу.
– Улис? – Вивьен даже перестала вырываться.
– Да, кажется, так его зовут. Мы хотим, чтобы вы посмотрели, может, все-таки что-то пропало. Там разбита витрина, и возможно…
Девушка застонала, почти закричала:
– Пусти, Ренс, мне надо это видеть!!! Мой магазинчик!!!
– Сначала оденься! – рявкнул уже на нее мужчина, разворачивая ее от двери и подталкивая к лестнице. – Ничего страшного не случилось!
– Но мой магазинчик…
– Цел и невредим. Подумаешь, окно разбили. Да хоть бы половину вынесли! Не сгорел, никто не помер – и радуйся! А вы ждите! – Ренс с яростью захлопнул дверь прямо перед носами молодых дознавателей. – Оденься нормально, и пойдем. И возьми себя в руки!
Вивьен стало стыдно. Брат был прав во всем, а она, оплот здравомыслия в их семье, вела себя как умственно отсталая истеричка. Позор!
Помчавшись наверх, подгоняемая уже, скорее, стыдом, чем страхами за обожаемую лавку, она влетела в свою комнату, быстро переоделась, и через несколько минут они с Ренсом выходили из дома. Дознаватели, хмурые и недовольные, ждали их снаружи.
– Мы вас известили, – буркнул один из них, глядя на вооруженного до зубов охотника за воздушными разбойниками. – А теперь отправляйтесь к магазину и…
– Вот еще! – недовольно оборвал его Ренс. – Вы хотите, чтобы мы полчаса шлялись по ночным улицам со скоростью сонной девушки? Полетим на ваших пегасах.
Пегасы со знаками дознавательской службы пофыркивали совсем рядом. Мужчина оглядел переступающих с ноги на ногу животных и ткнул пальцем в того, что стоял ближе.
– Я возьму вот этого. – Ренс ухватил ошарашенную Вивьен за запястье и потащил к выбранному им зверю.
– Но… но это запрещено! – попытался протестовать хозяин животного. – Только служащие… Хинген Леру, да остановитесь! Это совершенно невозможно.
– А как же мы?! – одновременно завопил второй.
– Ренс, а может, не надо? – Девушка отчаянно трусила перед пегасом. Кареты-то нет! А он же… животное! Мало ли что ему в голову взбредет! Сбросит их прямо на мостовую, и все, поминай как звали! – Ренс, я боюсь!