— Диверсант, — как эхо, повторили Марусик и Журавль. По этой дороге чужие, незнакомые не ходили. Эта дорога вела от птицефермы в колхозные поля. Незнакомец был молодой, с черной бородкой, в потертых джинсах и зеленой стройотрядовской куртке с яркой эмблемой на рукаве — явно городской. За плечами болтался небольшой рюкзак.
Он свернул с дороги и направился к хате деда Коцюбы.
Ребята ползком двинулись за ним.
Дед Коцюба поднял голову:
— Добрый день, дедушка, — вежливо поздоровался диверсант.
Дед Коцюба поднял голову:
— Здравствуй, сынок, коль не шутишь.
— Можно у вас тут присесть… отдохнуть немного?
— Садись, а чего же… Место есть… Идешь куда-то?
— Да просто так… Землю ногами меряю.
— Турист, значит…
Ребята переглянулись. Диверсант был явно подозрительный.
— Ну, это ничего, — сказал дед. — Григорий Сковорода тоже турист был.
— Точно, — улыбнулся диверсант. — Вот и я по его примеру… Институт закончил, последние каникулы перед работой… Решил по Украине немного походить.
— Правильно! — одобрительно кивнул дед Коцюба. — А то у нас кое-кто сразу за границу норовит, в джунгли, в прерии… А в шевченковских, гоголевских местах, куда люди со всего света приезжают, сроду и не был.
— Вот-вот, — поддакнул диверсант.
— Хитрый, змеюка! — прошептал Сашка Цыган. Марусик и Журавль молча кивнули.
— Медку хочешь? — ласково спросил дед Коцюба.
— Спасибо.
— Попробуй сначала, потом благодарить будешь, — дед взял с завалинки пузатенький горшок и протянул диверсанту.
Марусик вздохнул.
Несколько дней назад в перерыве между боями дед и их угостил медом. Воспоминания про это угощение были такие сладкие, что ребята дружно сглотнули слюну.
— Нектар! Амброзия! Вкуснота! — восторженно восклицал диверсант, пробуя мед. — Спасибо! Спасибо!..
— Не меня — пчел благодари. И липы эти. И землю нашу.
— Да-да… Земля наша… — незнакомец мечтательно вздохнул. — Лучшей нет в мире…
— Правильно.
— Только что-то не людно тут у вас.
— Да-а… — теперь уже дед вздохнул. — Здесь, считай, я один только и остался.
— Один? Совсем?
— Ага…
«Эх, и зачем это дед говорит? — с досадой подумал Марусик. — А если это действительно плохой человек? И что-то замыслил недоброе. Никто и крика деда не услышит…»
— А из родни у вас — что, нет никого? — дальше расспрашивал диверсант.
— Почему это? Двое сыновей, дочка, внуков пять, еще и правнуков двое… Жена, правда, умерла, — вздохнул дед. — В позапрошлом году. Царство ей небесное.
— И где же дети, внуки?
— Один сын на флоте слышит. Первый помощник капитана. Дочка в Виннице замужем, бабуся уже. А второй сын, самый младший, в Киеве. В рабочий класс перешел. На «Арсенале» работает… Внучка, дочка его, Галочка, медсестра в больнице.
— А почему же они вас к себе не заберут?
— Что я, сундук, чтобы меня забирать?
— Ну, вам же тут одиноко одному. Да и тяжело же, наверно.
— Пробовал я. Не выдерживаю. Домой, сюда вот тянет. Не могу. Почти же восемьдесят лет… за вычетом войны, фронта проработал вот здесь, на этой земле. Только в позапрошлом году, как бабы не стало, перешел на пенсию. А то все при деле, в колхозе.
— И кем же вы работали?
— Да кем же… Колхозником.
— Рядовым?
— Рядовым. Хлеборобом. А хлеб именно и растят.
— И так всю жизнь?
— Всю жизнь. И тут…
Ребята сначала услышали, а уже потом увидели ее — черноволосую зеленоглазую девушку, которая порывисто ворвалась неведомо откуда во двор деда Коцюбы. И все трое, словно по команде, улыбнулись.
— Здравствуйте, дедушка! — сказала девушка и лишь потом увидела незнакомца. — Ой! Здравствуйте!
— Здравствуйте! Здравствуйте! — с интересом глянул тот на девушку. Но она на него уже не смотрела.
— Дедушка! Тут моих комсомольцев не было?
— Которых?
— Ну… Клавы, Васьки…
— Да что-то не видел. А что такое?
— Да взносы собрать не могу. Никак не встречу…
«Мы! Мы видели! Вон там в роще целуются твои комсомольцы!» — очень хотелось закричать ребятам. Но они, конечно, не закричали.
— Жалко, что вы, дедушка, не комсомолец. Я бы хоть с вас взносы собрала.
— А что — давай, — улыбнулся дед. — Сколько тебе?
— Да я шучу. Наоборот. Может, вам что надо? Так я… Вы не стесняйтесь. Это же наша комсомольская обязанность — помогать пенсионерам.
— Спасибо, дочка. Не нужно мне ничего. Все у меня есть. Да что такому деду и надо? Лучше я тебя медом угощу. — Он взял с завалинки еще один пузатый горшок. (Там их стояло несколько, словно специально для угощения). — Держи! Пусть это будет мой комсомольский взнос.
— Вот так вот! Вместо того, чтобы я вам, вы мне…
— А куда же мне его? На базар же в Киев не повезу. Для людей и держу.
— Ну, благодарю… Можно, я вас поцелую?
— Давай! — шутливо махнул рукою дед.
— От имени комсомольской организации колхоза! — девушка обняла и звонко поцеловала деда в щеку.
— О! — весело воскликнул бородатый турист. — А я, кстати, тоже комсомолец. Из Киева. Сергей… Может, и меня… — подставил щеку.
— Перебьешься! — бросила девушка, повернулась и побежала. Мгновение — и уже след ее простыл.
Сашка Цыган сердито зашипел:
— Ишь! Разогнался! Диверсант! Нос утри.
Дед Коцюба с нежностью смотрел в ту сторону, куда побежала девушка.
— Маруся! — кивнул он ей в след. — Хорошая девушка. Бойкая. Как ветер. Не девушка, а настоящий тайфун, ураган, ее так и зовут Тайфун Маруся, наш комсомольский секретарь.
— Да-а, — задумчиво произнес диверсант Сергей. — Одна такая Тайфун Маруся стоит целой комсомольской организации… Дедушка, водички у вас можно попросить? А то я до меда дорвался и…
— Сейчас вынесу, — дед побрел к сеням.
— Да зачем вам ноги бить? Я… — бросился за ним Сергей.
Оба исчезли в темноте сеней.
— Ишь! Разогнался! — повторил Сашка Цыган. — Шустрый какой.
Тайфун Марусю у нас в Гарбузянах любили все — от самых маленьких дошколят до старых дедов и бабок.
Бывают такие люди, на которых стоит только взглянуть — и уже невольно улыбаешься приветливо и весело. Не была она, Тайфун Маруся, красавицей (та же самая Клава немного красивее), но было в ней что-то такое бесспорно симпатичное, что располагала к ней сердца буквально всех. И эти ямочки на щеках, и эта белозубая улыбка, и курносый вздернутый носик, и эти непослушные пряди, которые все время падали на лоб и которые она то и дело смешно сдувала с глаз… А главное — зажигательный характер (или, как говорят взрослые, темперамент), в сочетании с добротой и отзывчивостью к людям, — все это не могло не нравиться.
Я просто не представляю себе наших Гарбузян без Тайфун Маруси.
И поэтому не удивительно, что…
— Попробовал бы он ее поцеловать! — пылко воскликнул Марусик.
— …Так бы по морде получил! — подхватил Журавль.
— …Что летел бы до самого Киева! — поставил точку Сашка Цыган.
Тем временем из сеней появились дед Коцюба и Сергей. Сергей вытирал тыльной стороной ладони губы. А дед продолжал начатый в сенях разговор:
— …Был у нас когда-то председатель Михаил Львович. Вот это был человек! При нем наш колхоз разве таким был! На всю Украину гремел. В центральных газетах писали… Аллею на шоссе видел? Он посадил. При нем была специальная бригада дедов — деревья сажали. В соседних колхозах — ни деревца. Голо. Из одного колхоза другой видать. А у нас… Чья-нибудь корова об дерево почешется — штраф десять рублей. А животноводство! Коровы не молоком — сметаной доились. Специальный дед сидел, тесал расчески для коров. Расчесывать. Потому что пластмассовые, считал, негигиеничны. Коровы как куколки были… Не на машине — на бричке ездил. Возле каждой бабы остановится, следует, за ручку поздоровается, расспросит обо всем. Что они скажут — бригадирам втык давал… Для него центральной фигурой не бригадир был, а рядовой, как ты говоришь, хлебороб…
— А куда же подевался ваш Михаил Львович?
— На пенсию пошел. Болеть начал… Сердце… Прислали Степана Михайловича. Тот бричку поломал, машин понакупил, — и сам, и бригадиры — все ездили, из окна руководили. И деревья не сажали, а на доски распиливали. Раньше молодежь не убегала, а при нем поразбежалась кто куда. Агроном и тот убежал. Разве можно было выдержать? Руками размахивает, кричит. Домахался! Совсем колхоз развалил. Слава богу, вот сняли наконец. Новый теперь. Я его еще не видел. Несколько дней всего. Сидит, дела принимает. Говорят, деловой, принципиальный. Кто его знает. Посмотрим. Про Михайловича тоже говорили… Вот идем в хату, я тебе интересный документ покажу.
Дед Коцюба и Сергей зашли в хату.
Ребята еще долго ждали, притаившись за тыном, но так и не дождались. Видимо, разговор деда с диверсантом Сергеем затянулся.
Да и пора было возвращаться на Бамбуры, ведь уже должны вот-вот прийти с работы родители. И ребята отправились домой.
Вот такая придибенция, как говорит отец Сашки Цыгана Павел Максимович, произошла с ними вчера.
А теперь возвратимся в сегодняшнее утро.
Глава вторая, в которой вы узнаете об удивительном сне Журавля и о необычном приключении, которое случилось с ним во сне
…Наконец солнце решило, что уже пора, и, отогнав от себя белое облачко, похожее на барашка, брызнуло золотыми слепящими искрами, прямо в закрытые глаза Журавля. Журавль дернул веками и открыл глаза. И сразу поднес к глазам руку, закрываясь от солнца.
Несколько минут он лежал неподвижно, хотя уже проснулся. Уже понял, что это был сон, но ему не хотелось расставаться с необыкновенным чувством, которое он испытывал во сне и которое еще сохранялось в его сердце. Такого сна он не видел никогда…
Наконец он поднялся. Наскоро позавтракал и побежал к ребятам. Ему очень хотелось быстрее рассказать свой сон.
Сашка Цыган и Марусик уже встали, давно позавтракали и сами шли к нему. Он встретил их возле ворот.