Далее мучительно долгая пауза. Никакой информации. А если кто-то и заговаривал о «Гитлере», то так уклончиво, что нельзя было понять: кто читал рукопись, собирается ли журнал печатать книгу или не собирается. Впрочем, почему я говорю «книгу»? В наших планах такой дерзости не было — мы мечтали опубликовать фрагменты из книги, всего лишь… отрывки.
И вдруг узнаем вердикт: никаких отрывков! «Новый мир» намерен печатать всю книгу, сокращенный ее вариант, в пятом и шестом номерах журнала за 1968 год. И не мы будем ее сокращать, а заведующий отделом библиографии А. Марьямов.
В первом издании дневника Алексея Кондратовича[13] (заместителя А. Твардовского) о Марьямове упоминаний не так уж много — к ближнему кругу Твардовского он, видимо, не принадлежал, хотя все высоко ценили его профессионализм и вкус. Глядя из сегодняшнего дня на нашего новомирского редактора, могу сказать следующее: Александр Марьямов — или Саша Марьямов, как его все называли, — относился к умеренному крылу сотрудников «Нового мира», не был, тaк сказать, ни фундаменталистом либерального разлива, ни фанатом журнала. Сам он никаких особенно крамольных статей, очерков, книг не писал, да и диссидентских писем не подписывал.
Узнав, что меня к «Гитлеру» больше не подпускают, а сокращения сделает Саша, я cпeрвa даже немного обиделась: почему Марьямов, а не я? Но, увидев конечный продукт марьямовской правки, поразилась и обрадовалась. Марьямов, сократив «Преступника» более, чем вдвое (из двадцати с лишним листов получилось листов восемь), не выбросил ни одного нужного слова. Все осталось как есть. Минус наши прикрытия, «фиговые листочки» от цитат из «классиков марксизма» до бесконечных поношений по адресу империализма вообще и германского империализма в частности.
Да, я поняла тогда, что нам с мужем и не снилась та степень внутренней свободы, которой обладал Марьямов. Не думаю, что эта внутренняя свобода появилась у него как следствие работы в «Новом мире» — скорее, наоборот, «Новый мир» притягивал к себе людей внутренне свободных.
А ведь Саша был лет на десять старше нас с мужем. Стало быть, его и пугали больше, чем нас. В 1937 году он уже занимал какой-то пост, а мы были всего-навсего студенты…
От приятельницы семьи Марьямовых услышала недавно, что разгром «Нового мира» вверг Сашу в отчаяние. Человеком был он суперквалифицированным, и знакомых у него числилось пол-Москвы, мог бы материально продержаться, пописывая в газеты и журналы, занимаясь переводами и т. д. Нет, не мог — или не хотел. Умер очень скоро после разгрома «Нового мира» и кончины Твардовского. Кажется, в шестьдесят три года.
Но вернусь к «Преступнику номер 1»…
Восемь марьямовских печатных листов на разы увеличили убойную силу книги.
Почему тоталитарные властители оказались столь похожими по своему отношению, к примеру, к искусству авангарда начала XX века? К абстрактному искусству? И почему вообще эти всемогущие, но малограмотные властители желали управлять искусством? Да на кой черт Гитлеру было рассуждать о музыке Вагнера?
А ночные бдения? Фюрер спал до обеда (добропорядочные немцы обедают в час дня), а по ночам устраивал застолья. И десятки приближенных из ночи в ночь, борясь с дремотой, выслушивали застольные беседы — на самом деле нескончаемые гитлеровские монологи. В тоталитарные времена по ночам не спало все начальство огромной страны. Десятки тысяч людей сидели у так называемых вертушек (телефонных аппаратов), преодолевая сон. И только при первом крике петуха, часов в 6 утра, люди с портфелями вызывали заспанных шоферов своих персональных машин и со вздохом облегчения ехали домой, а за ними плелась и их обслуга: секретарши, буфетчицы, уборщицы.
А анекдоты? Я так и не знаю, чей это анекдот про человека, который не мог купить своему младенцу коляску и решил унести детали с фабрики, где работал, и дома собрать, а работал он на фабрике детских колясок. Ну и что же? Уносил, собирал — но каждый раз получался пулемет.
Этот анекдот может быть популярен при любых диктатурах…
Спустя полвека после описываемых событий хочется пофантазировать… Представить себе, что книга «Преступник номер 1» в сокращенном варианте вышла бы в пятом (майском) и шестом (июньском) номерах «Нового мира» за 1968 год.
Вот что тогда прочли бы читатели:
Называлась НСДАП — Национал-социалистическая германская рабочая партия. И социалистическая, и рабочая! Была карликовая, никому не известная группка маргиналов. Фюрер изгнал ее основателей и превратил в своего рода Орден, Монолит, где жестоко преследовались любая «ересь», непослушание, свободомыслие. И создал в помощь партии вооруженные формирования, преторианскую гвардию: штурмовые отряды (СА), потом охранные отряды (СС). Но и сама НСДАП походила больше на военизированное соединение, нежели на обычную партию. Для этой партии сочинили и свою историю, и свою символику, и свой гимн, и своих героев-мучеников типа темного субъекта Хорста Весселя. Кульминационным пунктом истории НСДАП стал неудавшийся путч 1923 года («пивной путч»), когда жидкая цепь полицейских обратила в бегство вооруженные колонны нацистов. Бежал и фюрер, оставив на поле боя раненых товарищей. Но главное — не как было на самом деле, а какой грандиозный миф сумели сочинить: «пивной путч» — героическая генеральная репетиция Великой национальной революции 1933 года. Из никому неизвестного главы мелкой партии фюрер превратился в политика общенационального масштаба, заговорил, заорал, завизжал на всю Германию. Сел в тюрьму никем, вышел из нее (досрочно) победителем… Партия фюрера после воцарения нацистов в Германии стала главным его орудием и в годы мира, и в годы войны.
Нацистская Германия вошла в историю как идеологическое государство, а фюрер — как главный теоретик-идеолог. И что же это была за теория-идеология? Стояла она, как водится, на трех китах: расовой теории, идее мирового господства и на социалистической идее. Для вида в предшественниках нацистской идеологии числились и Ницше, и Шпенглер, и Шопенгауэр, и даже Гегель с Дарвином. Сюда же надо приплюсовать еще дюжину менее звучных имен от Гобино (расовая теория) до Бернгарди (оголтелый милитаризм), от Гаусгофера (геополитическая теория) до Трейчке (культ силы и войны). Но и эти господа имели только косвенное отношение к политике фюрера. На самом деле никакой осмысленной и тем паче научной философии-идеологии у нацистов не было, а был набор лозунгов-заклинаний: «Народ без пространства» (нужны чужие территории), «Тысячелетний рейх», «Фюрер приказал, мы исполняем», «Один народ, один фюрер, один рейх», «Домой в рейх» (после оккупации Австрии), «Жид, сдохни», «Кровь и почва», «Натиск на Восток» (прямой призыв к войне против Советского Союза), «Сила через радость». Издевательские надписи на воротах концлагерей: «Каждому свое» и «Через труд к свободе». Библией в Германии стала книга фюрера «Майн кампф» — набор дилетантских суждений о расах, евреях, французах и немцах, об искусстве и церкви, о театре, кино и литературе, о сифилисе и воспитании детей. Такой вот кладезь науки всех наук, цель которой — внушить, что даже немец-люмпен уже по составу крови выше любого не-немца, будь тот хоть Эйнштейном, хоть Достоевским.
Презрев все революционные каноны, фюрер сперва пришел к власти (был назначен канцлером) и только потом совершил переворот-провокацию: поджог Рейхстага 27 февраля 1933 года. И тут пошло-поехало.
Фактически двенадцать с половиной лет нацистского господства в Германии действовало чрезвычайное положение. Меньше, чем за год, нацисты демонтировали все демократические институты. Были запрещены все партии, кроме НСДАП, все профсоюзы, кроме гитлеровского «Трудового фронта». Закрыты все газеты, кроме нацистских. Запрещены митинги, собрания, стачки. Иначе говоря, у немцев отняты все свободы — свобода слова, печати, совести, а вскоре и свобода передвижения. За границу обычных граждан пускали только на пароходах «Сила через радость» под надзором гидов-стукачей. Лишены были всех прав и земли (губернии). Все было унифицировано и идеологизировано: школы, профучилища, университеты — где уже в мае 1933 года запылали костры из книг. Отныне жизнь гражданина Германии была расписана от пеленок до гробовой доски: «Пимф» (детсадовец), член гитлерюгенда или БДМ (Союза немецких девушек); солдат, штурмовик или эсэсовец, по меньшей мере член НСДАП — вот удел среднего немца. Всю сознательную жизнь он должен был ходить в строю, воевать и учить, как «Отче наш», нацистские присяги, правила, клятвы. А чтобы все это функционировало, фюрер создал невиданный по мощи карательный аппарат — не правоохранительный, а правоотбирательный. Создал. Империю Гиммлера с судебными и внесудебными органами. Дополняла эту систему сеть «кацет» в самой Германии и на захваченных территориях — аналог архипелага ГУЛАГа. Самым крупным достижением фюрера стал Холокост — уничтожение 6 миллионов евреев.
6 миллионов замученных, по нашим масштабам, немного. Но немцев было не 200 миллионов, а всего 70.
Эту вставную новеллу можно продолжать до бесконечности. Повторяю: сходства в тоталитарных режимах всегда выше крыши.
Но следить за перипетиями «прохождения» рукописи, мне кажется, тоже не безынтересно.
Ведь тут как раз против «Нового мира» и против нас, авторов, действовала партийно-бюрократическая система, созданная после революции 1917 года. В нее были встроены тысячи и тысячи людей — кто подобрее, кто позлее, кто догматик, а кто уже давно все понял… Но система на то и система, что она работает как единый механизм («…нас тьмы и тьмы, попробуйте, сразитесь с нами»)…
Итак, Марьямов сократил рукопись, и этот вариант послали в набор. Набрали. Мы прочли корректуру. И параллельно ее отправили цензорам, то есть в Главлит.
Все это мы скорее предполагали, нежели знали, хотя теребили всех знакомых новомирцев. Основания для волнений у нас, безусловно, были.