Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего — страница 27 из 76

Все. Конец. У человека уже нет пропуска — стало быть, в эту дверь он никогда больше не войдет. И не только в эту — отныне он изгой. И не надо никаких желтых звезд, как в нацистской Германии. Человек обречен. Без паспорта на работу не берут. А в паспорте — в графе национальность — «пятый пункт». Заколдованный круг… Отныне человек — вечно безработный.

Но в социалистическом отечестве любой неработающий индивидуум — тунеядец. А тунеядцев следует перевоспитывать. Но не в Москве же?

Злостных тунеядцев, наверное, будут перевоспитывать там же, где ранее перевоспитывались упомянутые мною малые народы, а до того — недобитые враги народа, а также их жены и дети, а до них — так называемые кулаки и подкулачники …

Однако какой прогресс в погромном деле! Какой прогресс и по сравнению с еврейскими погромами в царской России, и с погромами-облавами в нацистской Германии: никаких стонов и воплей, никаких позорных сцен с избиванием людей и убийствами, никаких наглых погромщиков, напившихся русского самогона или немецкого шнапса… Все трезвые, все вежливые, прямо-таки галантные… А главное, никто не жалуется, не протестует — и кроме всего прочего, погром происходит за железным занавесом.

Можно все предусмотреть, не наломать дров, не навредить. Так в Радиокомитете под руководством С. Г. Лапина не тронули евреев, воспитывавшихся за рубежом — в США, Англии, Франции, Германии, в странах Латинской Америки, то есть евреев, чьим родным языком был английский или французский, немецкий или испанский — так называемых «носителей языка». В Иновещании они работали как переводчики и как дикторы. Благодаря этим евреям сталинская пропаганда доходила до разноязычных слушателей Москвы за границей в хороших переводах. И читали ее дикторы, безупречно знавшие язык той страны, на которую они вещали…

Не тронули «носителей языка» и в ТАСС…

В частности, мою маму.

Ну, и, естественно, не стали увольнять людей с «пятым пунктом» из институтов, с производства и учреждений, непосредственно связанных с атомной бомбой и подведомственных Берии, — как раз наоборот. Этих евреев в самые «погромные» годы награждали, давали им квартиры с мебелью, дачи — и речь идет о тысячах людей, отнюдь не только о Зельдовиче или Харитоне.

Ну а что касается обычных министерств, институтов и производств, то, насколько я понимаю, их руководителям пришлось нелегко: из-за каждого «нужного» еврея приходилось проделывать чудеса эквилибристики.

Знаю, например, что одна моя знакомая, начальник цеха на крупном заводе в Москве, то и дело ложилась в заводскую больницу, хотя на здоровье не жаловалась. Больной она прикидывалась не по своей воле, а по желанию директора завода. Тот неоднократно обещал своему начальству ее уволить, но откладывал этот акт якобы из-за того, что по закону не мог выбросить на улицу человека, находившегося на больничном…

Даже писателей с мировым именем до поры до времени щадили — я говорю об Илье Эренбурге, которого в разгар антисемитских погромов 1948 года наградили Сталинской премией, а в 1952-м — международной Ленинской премией.

Впрочем, и гитлеровцы не всех убивали. Богатые евреи вовремя эмигрировали. Их, правда, сильно ограбили — не без этого. Избежали газовых камер и немецкие «Эйнштейны» — я говорю о больших ученых, которых с удовольствием приняла Америка.

Вся немецкая еврейская интеллигенция бежала бы от Гитлера, но многих специалистов-интеллигентов не захотели принимать капстраны, в которых только-только закончился экономический кризис 1929 года, Великая депрессия, и тамошние интеллектуалы боялись конкуренции, а трусливые правители не хотели рассердить нацистского соседа.

Как бы то ни было, больше всех пострадала в нацистской Германии еврейская беднота — так же, впрочем, как и в царской России.

Но «что мне Гекуба»? Я не жила ни в царской России, ни в нацистской Германии и пишу только о том, что видела своими глазами и что испытала на собственной шкуре. А то, что я видела и испытала, я назвала бы сталинским государственным антисемитизмом, к которому народ, слава богу, не столь уж и причастен. Все диктовалось сверху.

В начале этого рассказа о государственном антисемитизме, я написала, что погромы шли в сопровождении антисемитской пропаганды…

Пора поговорить и о ней. Велась она еще в годы войны — между прочим, вопреки всякой логике. Ведь, если у русского, украинского, татарского и вообще любого военнопленного не еврея был шанс при нацистах как-то выжить, то у еврея его не было.

Однако у Сталина была своя логика. Он считал, что у русского народа надо пробудить самые низменные инстинкты, дабы насадить в стране самое реакционное, что создал русский царизм, — триаду графа Уварова «православие, самодержавие, народность».

А как может существовать самодержавие и народность без антисемитизма? Никак.

Итак, антисемитская пропаганда. Как сказано выше, началась она уже в годы войны против нацистской Германии и велась довольно хитро, исподволь. Вот допустим, к звезде Героя Советского Союза представили летчика-еврея. Командир эскадрильи несет наградные документы в штаб дивизии. Откуда ни возьмись, особист — армейский энкавэдэшник, — говорит ворчливо: «По имени отчеству Виктор Абрамович? Опять Абрамыч? У тебя, что, одни Абрамычи летают? По-твоему, герой? Совершил подвиг? Бывает. Но он еще молод… успеет. Представим его к ордену Ленина. Уж больно много этих Абрамычей в тылу ошивается. Мы тут каждую минуту жизнью рискуем…»

Врет особист: он-то особо не рискует. Но какому командиру хочется с особистами спорить?

Проходит не так уж много времени, и командир-летчик опять в штабе дивизии. И опять перед ним особист.

— Кто погиб? Абрамыч? Тот самый? Вот видишь, ему теперь и орден не нужен. И на орден Ленина зря представляли… Шучу, шучу. Верю, что ты хорошего парня потерял. Но уж очень много евреев в Ташкенте с нашими русскими бабами забавляются. Не веришь? Но «факты — упрямая вещь», это Сталин сказал. Товарищу Сталину ты, надеюсь, веришь? Ладно, иди с богом!

И так изо дня в день. А в послевоенные годы вся эта наглая антисемитская пропаганда усилилась.

Как я уже писала, первыми попали в космополиты и в предатели Родины евреи — театральные критики, взявшие себе в качестве псевдонимов русские фамилии.

Уже комично. Уже трагифарс.

Как и чем могли навредить критики-евреи русскому народу?

Но кого это интересует? Интересует другое: почему скрывают свои настоящие фамилии, зачем взяли псевдонимы?

Правда, Александр Борщаговский никаких псевдонимов не брал. Все равно уволили из театра и выбросили из ведомственной квартиры на улицу — между прочим, выбросили с только что родившейся дочерью Аленой и малышкой Светланой Кармалитой, будущей женой и соавтором режиссера Алексея Германа.

Да и с псевдонимами в СССР было не так-то просто — ведь и Владимир Ульянов всю жизнь прожил под псевдонимами и Иосиф Джугашвили тоже.

Все равно подозрительно. Псевдонимы при советской власти настораживают. Зачем человек скрывает свою «подлинную фамилию»? Не задумал ли он договориться с американскими «поджигателями войны»? Продать им наши секреты?

И снова мы вступаем на почву трагифарса… Какие такие секреты могли продать за иудины сребреники евреи — театральные критики? Сообщить, сколько лет старухе Яблочкиной, актрисе Малого театра? Или рассказать с кем живет знаменитая балерина NN из Большого?

Слава богу, евреев-театральных критиков с псевдонимами и без оных не расстреляли и даже не посадили.

После критиков настала очередь евреев-поэтов и прозаиков, писавших на идиш, то есть на языке, на котором говорили в черте оседлости, в местечках, где жила при царизме еврейская беднота — позор николаевской России.

Подчеркиваю, речь шла о писателях, избравших языком для своих произведений, идиш, жаргон.

Дело в том, что в капиталистических странах, в частности в Германии 1920-х, где было много писателей-евреев, еврейская диаспора раскололась. Часть ее призывала ехать в Палестину, основывать новое еврейское государство. А это значило — сражаться с англичанами и арабами, осваивать давно заброшенную землю, безводную пустыню, создавать новый язык… Среди писателей, ратовавших за отъезд в Палестину, самым известным, насколько я знаю, был поэт Бялик.

Однако многие евреи-писатели сочли, что отныне их новой родиной станет Советская Россия, где, по определению, все нации пользуются равными правами и возможностями.

И вот на этих-то евреев, не то идеалистов, не то наивных дурачков, не то трусов, которые испугались тяжких испытаний в неведомой Палестине, обратился карающий меч Сталина.

С писателями-евреями обошлись куда суровей, чем с критиками: всех посадили, а потом расстреляли. Не посмотрели на то, что многие из них были весьма известны, и на то, что в годы войны они в своем Антифашистском еврейском комитете хорошо послужили Родине: выпросили для Советской России большую помощь у американских денежных мешков.

Впрочем, что греха таить. До поры до времени еврейские писатели жили в СССР припеваючи, пользовались всеми теми же привилегиями и благами, что и русские «инженеры человеческих душ», любимцы Сталина.

Однако хватит о писателях…

Пропаганда против «Абрамычей» нарастала крещендо и даже вошла в быт, в повседневную жизнь.

И вот уже пятилетний сынок моей приятельницы прибегает домой зареванный и кричит:

— Жид пархатый!

— Кто у тебя жид? — спрашивает мать.

— Вовка Карпов, — отвечает малыш.

— А ты знаешь, кто такие жиды?

— Конечно, знаю. Они ябеды!

Это смешно. Но вот и не смешное. В России проходит очередная массированная антисемитская кампания, на сей раз против врачей-евреев. И люди начинают бояться докторов.

У Ковальчик, молодой доцентки, преподававшей ифлийцам до войны историю советской литературы, обнаружили запущенный рак. Ей худо. Сердечный приступ. Она хочет вызвать врача из амбулатории (поликлиники), подруга не советует, говорит:

— Не вызывай ты этого врача.