Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего — страница 38 из 76

Само слово «диктатура» ко многому обязывает.

И не забудем, что Ильич учредил карательный орган ЧК на Лубянской площади, то есть буквально под боком у Кремля. Почему бы не задвинуть ЧК куда-нибудь подальше, на окраину или вовсе в дачную местность? Как-никак Дзержинский, первый глава чекистов, был чахоточным и нуждался в свежем воздухе. Шучу.

Однако местонахождение Гэбухи (Чека), ровно как и название «диктатура», — это еще полбеды.

Уже Владимир Ильич и его команда создали идеологию нетерпимости беспощадности ко всем инакомыслящим. Идеологию ненависти и расправ. А для этого требовалось разрушить всю так называемую буржуазную мораль, то есть мораль, созданную веками; разрушить церковь с ее нравственными предписаниями и, наконец, уничтожить судебную и правовую системы, существовавшие в России до Октября. А ведь в этих системах были в то время и блистательные правоведы, и блистательные защитники справедливости — или правозащитники, как мы их назвали бы сегодня.

Демонтаж судебной системы особенно поражает. Ведь Ильич учился в Казанском университете на кафедре права и даже сдал выпускные экзамены на отлично…

Но что было, то было. Еще при Ленине без суда и следствия убили большого поэта Николая Гумилева и состряпали в Петрограде «дело Таганцева». А вскоре после смерти Ильича начали стряпать Шахтинское дело и прочие явно липовые дела. О большевистских зверствах в ходе Гражданской войны, в частности, в Крыму, я не говорю — тогда и царские (белые) генералы расправлялись с красными с той же свирепостью.

Знаю, теперь многие считают, что между ленинцами и сталинцами нет существенной разницы: и те и другие — преступники, захватившие власть в несчастной стране.

Я, старуха, не могу с этим согласиться. Ленин и его товарищи верили, что они воплотят в жизнь чаяния человечества, верили, что можно построить справедливое общество. Ведь мир и вправду плохо устроен. Вспомним, что в начале XX века, когда произошла Октябрьская революция, произошла Первая мировая война, которая унесла миллионы жизней. Вся Европа тогда качнулась влево, революционеры-фанатики, подобные Ленину, появились во многих странах. И, соответственно, появилось и много сочувствующих им…

Кроме того, не кто иной, как Ленин, провозгласил новую экономическую политику.

Однако Ленин скоро заболел — как теперь выяснилось, заболел неизвестно чем и умер неизвестно от чего, — и умер в решающий момент в 1924 году.

Почему в решающий момент?

Да потому, что в 1924 году и ежу было понятно, что надо возвращать средства производства, то есть фабрики и заводы, фабрикантам и заводчикам. Ведь при них эти самые фабрики и заводы выпускали нужные народу товары, без которых деревня и город не будут ничего покупать. А раз так, иными словами, если прекратится товарооборот, золотой (нэповский) червонец превратится в труху. И, стало быть, «несознательные» крестьяне опять не станут кормить город. Кому же хочется даром отдавать хлеб и прочие сельхозпродукты?

Товар — деньги — товар, как говаривали покойные Маркс-Энгельс.

Однако, хотя Ильич и умер, остались его заветы. Первый из них гласил: фабрики и заводы надо экспроприировать и отдать в руки народа.

Итак, «заветы Ильича» против здравого смысла. И «любимец партии», умник Бухарин — тоже против. Он вообще считает, что надо отменить деньги. А герой Гражданской войны Лев Троцкий, еще более передовой, и вовсе решил, что пахать и сеять должны не деревенские дурни, а хорошо подкованные «трудармейцы» — и с «комприветом».

Но тут власть прибрал к рукам Сталин…

Казалось бы, это мое длинное отступление не имеет отношения к языку.

На самом деле имеет — еще как!

За почти тридцать лет сталинщины русский язык неузнаваемо изменился, окончательно огрубел, охамел и обюрократился. Стал языком тускло-серых-скучных штампов и унизительной ругани в адрес и без того униженных людей.

Мандельштам еще в 1920-е заметил, что в огромной стране Сталин один лишь «бабачит и тычет». Долгие десятилетия Вождь один талдычил-бабачил, а все остальные повторяли за ним это талдыченье-бабаченье.

Более того, мне кажется, что, только приучив миллионы советских граждан к талдыченью-бабаченью, Сталин мог проводить свою бесчеловечную, убийственную политику.

Передо мной книга, в которой запечатлен этот окаянный сталинский язык. Книга, которая должна была заменить людям все священные книги: Евангелие, Библию, Коран, Тору, Ригведу и молитвенники буддистов и дзен-буддистов, если таковые существуют…

Название сей книги «История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс».

«Краткий курс» со дня его выхода в 1938 году изучало все многомиллионное население СССР — «от Москвы до самых до окраин…» Изучало — это значит старалось запомнить как можно больше сталинского бабаченья, а лучше всего вызубрить текст книги от корки до корки. Ведь без «Краткого курса» в СССР нельзя было жить. Эту книгу надо было цитировать в школах и ФЗУ (фабрично-заводских училищах), на фабриках и в вузах, в наркоматах и в Академии наук, в закрытых институтах и в артелях кустарей. На основе «Краткого курса» писались толстые тома и тоненькие брошюры, предисловия и послесловия, кандидатские и докторские диссертации. Целые абзацы из этой книги шпарили наизусть на всех политзанятиях и политминутках, во всех докладах и лекциях, во всех речах, обращениях, поздравительных адресах — по-моему, даже на всех свадьбах и похоронах. О газетах и журналах я уже не говорю.

«Краткий курс», который я держу сейчас в руках, издан после Отечественной войны тиражом в 10 миллионов экземпляров. Вдумайтесь в эту цифру — 10 миллионов! И это при том, что тогда же вышло «Собрание сочинений» Сталина, в котором один том был «Краткий курс». И главное: при том, что «Краткий курс» еще до войны купили десятки миллионов людей[20].

Помню, шепотом поговаривали, что «Краткий курс» сочинял Емельян Ярославский — один из главных большевистских иезуитов и сталинских опричников. Наверное, так и было. Но не сомневайтесь, Ярославский столь густо утыкал эту «библию сталинистов» цитатами из произведений и речей самого Сталина, так умело использовал его языковые находки, что подлинность сталинского языка в «Кратком курсе» ничуть не пострадала.

И еще одно замечание: русский язык оказался очень живучим, уже в эпоху Хрущева он здорово оттаял, даже пополнившись новыми словами: спутник, космонавт, астронавт, луноход. Но самое главное, что люди в СССР опять научились острить, смешить, высмеивать, подтрунивать, даже стебаться и издеваться, без чего не существует ни одно нормальное человеческое сообщество. И все это они делали на своем родном, могучем и прекрасном русском…

Ну а теперь давайте хотя бы бегло пройдемся по книге «Краткий курс»… Ознакомимся с суконно-посконным сталинским языком.

Начнем, так сказать, с позитива — с того языка, на котором тов. Сталин говорил со своей партией и со своим народом. Не сердясь, а как старший друг и товарищ.

«Тов. Сталин поставил перед партией задачу (на XV съезде. — Л. Ч.) расширять и укреплять наши социалистические командные высоты во всех отраслях народного хозяйства <…> Держа курс на ликвидацию капиталистических элементов в народном хозяйстве». Но «не в порядке нажима, а в порядке показа…»

Но это всего лишь прелюдия. Потому и не в «порядке нажима»… Ведь еще только 1926 год — Ленин лежит во временном (деревянном) мавзолее, а его ближайшее окружение по-прежнему грызется между собой…

Далее все идет в «порядке нажима». «Проводится курс на сплошную коллективизацию и на устранение кулачества, как класса». В «Кратком курсе» довольно подробно рассказано, как это происходило: «крестьяне (?) сгоняли кулаков с земли, раскулачивали их, отбирали скот, машины и требовали от советской власти ареста и выселения кулачества» (то есть кулаков и подкулачников)… При этом происходит и «подвижка классовых сил».

Что все это значит? Это значит, что в деревне против крестьянства в СССР началась широкомасштабная война. Крестьян, предварительно ограбив, бросают, как пелось в безымянной зэковской песне, «в холодные мрачные тюрьмы» и везут их на Колыму и в прочие гиблые места.

Кто такие кулаки? Зажиточные крестьяне. Они жили на своей земле, там у них остались старики, или они там похоронили своих стариков. Там у них братья и сестры. Там они женились. Там у них дети рождались. Чем виноваты дети? Ведь их тоже лишали крова и изгоняли черт знает куда.

Словом, разыгралась невиданная человеческая трагедия!

Но рассказано об этом в чисто военных терминах. Да и сам Сталин выходит на люди «в одежде простого солдата», как с восторгом писал французский писатель-коммунист Анри Барбюс. Все происходит как бы в режиме войны. И, как говорится во французской поговорке: «на войне, как на войне», — разрешается то, что карается в мирное время.

Не обошлось, впрочем, и без смешного. Так, коммунисты-горожане следили за тем, чтобы деревенские не «обобществили кур», а позже ЦК требует, чтобы не произошла «недооценка конной тяги» — то есть чтобы в припадке энтузиазма новоявленные колхозники не перебили бы всех лошадей. Зачем лошади, если Сталин обещал колхозам тракторы и комбайны — «стальных коней», как писали советские поэты 1930-х.

Уже к XVI съезду партии в 1930 году все закончено, а 1929 год, особенно трагический, велено называть «Годом великого перелома».

К чему привела успешная «ликвидация кулачества как класса» и «сплошная коллективизация»?.. К огромным потерям, к новому голоду и нищете как в деревне, так и в городе… К карточной системе… для горожан и к закреплению крестьян на государственной, колхозной, земле (крестьянам не давали паспортов), то есть к варианту крепостного права… А как об этом сказано в «Кратком курсе»? В тоне победной реляции!

«До перехода партии к политике ликвидации кулачества как класса целью было серьезное наступление против капиталистических элементов (в городе), имеющее целью их ликвидацию, но это шло главным образом по линии города, по линии промышленности. Сельское хозяйство, село, пока что отставало от промышленности и от города. Ввиду этого наступление имело однобокий, неполный, не всеобщий характер. Но теперь, когда отсталость села стала отходить в прошлое, борьба крестьянства за ликвидацию кулачества обозначилась