Итак, сталинский язык эпохи Большого террора.
Все цитаты выписаны из «Краткого курса».
«Они (зиновьевцы. — Л. Ч.), как хамелеоны, принимают особую окраску, чтобы пакостить рабочему классу». Они же — «политические двурушники представляют безыдейную клику политических карьеристов…», «хотят влезть в доверие путем обмана, путем хамелеонства, путем мошенничества». «Политические двурушники…» представляют собой «беспринципную клику политических карьеристов». И эта «клика» намерена «усесться на шее народа в качестве его правителей» — и при том готова «опереться на кого угодно, хотя бы на подонков общества».
Далее речь идет о правых (Бухарине, Рыкове)… Видимо, они «уже давно попирали ногами известное положение ленинизма, в силу которого сопротивление классового врага будет принимать все более острые формы, чем больше он будет терять почву под ногами». Вывод — у «бухаринско-рыковской группы» «капитулянская сущность» и «капитулянское лицо».
Перелистываем несколько страниц «Краткого курса» и опять наталкиваемся на поток ругательств: «1937 год вскрыл новые данные об извергах из бухаринско-рыковской банды». Оказывается, и те и другие только притворялись политическими противниками — на самом деле они состояли в «банде». В той же «банде» были Тухачевский, Якир и другие.
Далее «банда» превращалась в «право-троцкистский блок» и в «подонков человеческого рода». И что особенно зловеще звучит — банда-блок «выполняет волю своих хозяев — иностранных, буржуазных разведок».
Тема «хозяев» развивается одновременно с темой «козявок»- «пигмеев».
«Эти белогвардейские пигмеи, силу которых можно было бы приравнять к силе ничтожной козявки, видимо, считали себя — для потехи — хозяевами страны и воображали, что они могут раздавать и продавать на сторону Украину, Белоруссию, Приморье…»
Идем дальше…
«Эти белогвардейские козявки <…> главным вдохновителем и организатором всей этой банды убийц и шпионов был иуда троцкий», а возникла она (банда) на почве «разбитых классов», от которых остались всего лишь жалкие ошметки, «подголоски», «насквозь прогнившие фракционные группы» и прочее «охвостье».
Далее в «Кратком курсе» сообщается, что «советский суд приговорил к расстрелу членов „бухаринско-троцкистских банд“», «НКВД привел приговор в исполнение», а «советский народ одобрил разгром бухаринско-троцкистской банды и перешел к очередным делам».
Лукавит «Краткий курс»: и 1936, и 1937, и 1938 и 1939 годы прошли в СССР под знаком массовых — подчеркиваю, массовых — арестов.
Начался Большой террор действительно с арестов партийной верхушки в Москве и в Ленинграде, но продолжился по всему Советскому Союзу. И повсюду гибла, очевидно, самая активная, думающая и работоспособная часть и партии, и всего общества. Ведь она, видимо, могла стать противником Сталина, засомневаться в его гении. Одновременно цель была: до смерти напугать весь народ…
Что было с языком, ей-богу, не знаю. По-моему, люди старались вообще не говорить. Могу только сказать, что в ту пору дрожал весь ТАСС, где работала моя мама, от машинисток до главы Телеграфного агентства Советского Союза — все боялись, что в фамилию Сталин вкрадется ошибка: машинистки перепутают буквы и никто этого не заметит. Тот же страх, как говорили, обуял и всех сотрудников советских газет и типографий. Вспоминаю безумный пробег матери героя в фильме Андрея Тарковского «Зеркало»… Ночью она бежит в типографию, чтобы убедиться, что фамилию Вождя напечатали правильно: Сталин, а не Сралин.
Надеюсь, кто-нибудь проанализирует сталинский язык и в годы нашей дружбы с нацистским рейхом.
Я, читая немецкие документы, относящиеся ко встрече Молотова с нацистской верхушкой в Германии, поразилась тому, что Молотов… сострил. Такого, я от этого человека, как казалось, совершенно лишенного не только чувства юмора, но и вообще любых человеческих эмоций, не ожидала… Дело было так: кажется, Геббельс сказал, что Британия окончательно разбита. Но тут началась английская бомбежка и всем предложили спуститься в убежище. Тогда Молотов заметил, что, спасаясь от английских бомб, как-то странно говорить, что Англия уже не представляет опасности… Крыть было нечем. Ай да Молотов!
В годы войны и сам Сталин вдруг произнес человеческие слова в обращении к народу. 7 июля 1941 года (цитирую по памяти) он сказал: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры, бойцы нашей армии и флота. К вам обращаюсь я, друзья мои!» И это буквально поразило и растрогало всех — каюсь, и меня. И даже то, что он тут же соврал, объявив, что еще «полгода, годик», и все переменится, как-то забылось. В памяти остались только «братья и сестры».
К сожалению, язык войны обогатился не только техническими терминами, но и новыми названиями карательных органов.
«Смерш» — смерть шпионам, организация похлеще КГБ. Штрафные батальоны (штрафбаты), в которые отправляли штрафников красноармейцев, часто без всяких оснований, подвергнутых наказанию. Штрафные батальоны бросали в самые опасные места. Мало кто спасся, попав в них. Заградотряды — специальные подразделения, которые не давали бойцам отступать… И все это сразу появилось, помимо особистов-энкавэдэшников и стукачей, которые уже присутствовали в армейской среде в огромных количествах.
В последний период сталинщины, в годы между победой над нацистской Германией в мае 1945-го и смертью Сталина в марте 1953-го — язык опять сильно изменился — его стали принудительно архаизировать, что ли: вводить давно забытые слова, термины.
Православие, хотя и негласно, было реабилитировано, даже становилось государственной религией. И на языке это сразу отразилось.
Мне рассказывали, что одна бывшая комсомолка, читая гранки своей диссертации, не спала несколько ночей, дабы все предложения со словом «бог» в ее работе начинались после точки — так, чтобы «Бог» писался с большой буквы (что не было принято в атеистические советские времена).
Да, в те годы перестроились-перекрасились многие — и тут же схватились за Евангелие, и вообще начали поминать старину, русскую старину — в том числе древние обряды, суеверия, обычаи. Это стало хорошим тоном.
Одновременно шла и борьба с иностранщиной — переименовывали даже название блюд, но об этом я уже писала…
На разных этапах язык уродовался по-разному, но общая тенденция оставалась неизменной: при Сталине живое слово загоняли в тусклые и одновременно пугающие, мертвые формулы. И еще: в обстановке всеобщего страха человек все время опасался, что ляпнет что-нибудь не то, произнесет какой-то запрещенный термин или имя.
Конечно, после смерти Вождя многое стало меняться и в языке. Он стал очищаться — однако ужасно медленно. Ведь мы еще десятилетиями существовали за железным занавесом или, как говорили наши пропагандисты, в осажденной крепости.
В языке отразилась и преступность власти, и страх перед грядущими разоблачениями.
Но не мне, в мои 100 лет все это подробно анализировать.
Вместо этого как очевидец постараюсь запечатлеть хотя бы некоторые особенно употребительные слова в годы моей юности и зрелости.
А
АГИТПРОП. Агитация-пропаганда — важнейший орган во властных структурах при советской власти. Занимался все 75 лет оболваниванием масс (народа).
АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ВЫБОРЫ — термин-нонсенс: выбора без альтернативы не существует.
АНТИСОВЕТЧИК — то же, что и ВРАГ НАРОДА.
АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ — гениальный образ, созданный А. И. Солженицыным.
Б
БДИТЕЛЬНОСТЬ — важнейшее слово при Сталине: умение распознавать «врага». Потеря БДИТЕЛЬНОСТИ — страшное обвинение, грозило смертной казнью по решению «тройки», то есть пулей в затылок.
БДИТЬ — соблюдать бдительность (насмешл.).
БЕЛОМОРКАНАЛ — место перековки преступного элемента посредством ударного коммунистического труда. Воспет Горьким и другими советскими писателями.
БОЛЬШОЙ ТЕРРОР — 1937–1939 годы, когда Сталин уничтожил практически весь партийно-государственный аппарат, созданный Лениным и его «продолжателями»-коммунистами 1920-х.
БРАКОДЕЛ — нерадивый работник.
БУЛЬДОЗЕРНАЯ ВЫСТАВКА — экспонирование картин в 1974 году на пустыре в Беляеве, организованное художниками в знак протеста против властей, которые всячески боролись с ними. Была разогнана бульдозерами.
В
ВЕРТУХАЙ. (См. Солженицына)
ВОЖДЬ. Сталин из генсека превратился в вождя лишь в 1930-е. Одновременно с этим Гитлер стал «фюрером», Муссолини (немного раньше) — дуче, Мао Дзэдун (позже) — великим кормчим.
ВОРОНОК — автомобиль-фургон, специально приспособленный для перевозки арестованных. В 1937–1939 годах, в пик репрессий, на воронках было написано «хлеб» или «канцтовары».
ВРЕДИТЕЛИ — в 1920-е инженеры и другие специалисты, которые будто бы по заказу бывших собственников заводов и шахт, а также иностранных разведок вредили советской власти — разумеется, тщательно замаскировавшись под лояльных спецов. Их сменили ВРАГИ НАРОДА, в отличие от ВРЕДИТЕЛЕЙ-инженеров и вообще технарей, иногда крупных, были партийцами.
ВЫЛАЗКА. Ее практиковали враги народа. Вылазки следовало быстро предотвращать (ликвидировать), а ВРАГОВ разоблачать и обезвреживать (казнить).
Г
ГОД ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА. 1929-й, когда большевики загнали всех крестьян в колхозы.
ГОЛОСА — заграничное радиовещание, которое в СССР стали слушать сразу после смерти Сталина.
ГЭБЭШНИК. ГЭБУХА. Царь и бог в советской империи. Последняя модификация Чека; чекист в СССР.
Д
ДЕСЯТЬ ЛЕТ БЕЗ ПРАВА ПЕРЕПИСКИ. Как мы узнали после смерти Сталина — приговор, означавший расстрел. В такой формулировке приговор этот сообщался близким казненных. В годы Большого террора не то боялись родственников, не то издевались над ними.
ДЕФИЦИТ. Непременный спутник советского населения, существовавший все 75 лет советской власти. Означал отсутствие всего необходимого человеку — от еды и одежды до хороших книг и спектаклей.