Сергей Есенин (дата смерти — 1925 год). Повесился. О нем скорбела вся молодежь России. Его стихи учили наизусть, читали друг другу, переписывали от руки.
Владимир Маяковский (умер в 1930 году). Пустил себе пулю в лоб. «Лучший, талантливейший поэт нашей эпохи». Был широко известен на Западе.
Осип Мандельштам (дата смерти — 1938 год). Умер мученической смертью в ГУЛАГе, куда его отправил Сталин. Трагедия этой смерти тяжелым грузом лежит на совести всех его современников — особенно поэтов и особенно должна была бы мучить Пастернака. Ведь это ему позвонил по телефону Сталин, пожелавший поговорить о Мандельштаме. Но Пастернак о Мандельштаме говорить не захотел. Не сомневаюсь, Сталин не послушался бы Пастернака, если бы тот вступился за поэта. А вдруг? Разве не стоило использовать хотя бы малейший шанс? Даже не веря в успех?
Николай Клюев (1937-й). Павел Васильев (1937-й). Борис Корнилов (1938-й). Сергей Клычков (1937-й). Эти так называемые «крестьянские поэты» погибли в годы Большого террора от рук сталинских палачей. Подвергались пыткам, нечеловеческим истязаниям.
Марина Цветаева (1941-й). Повесилась в эвакуации в Елабуге, прикамском городишке, куда даже поезда не ходили. Огромный поэт с трагической судьбой. Голодала в первые послереволюционные годы в Москве, где ее отец Иван Цветаев, известный ученый, основал музей Изящных искусств, ныне Изобразительный музей им. Пушкина. В 1922 году эмигрировала — и, претерпев все невзгоды и унижения эмиграции, вернулась на родину в 1939 году. Из всей ее семьи только дочь Ариадна осталась жива и после смерти Сталина вернулась из ссылки.
Вспомним более удачливых поэтов, которых Сталин не превратил в лагерную пыль, а всего лишь изуродовал им жизнь. Поэтов, которые, как говорят, умерли в своей постели.
Николай Заболоцкий. Безусловно, большой талант. Просидел в ГУЛАГЕ 6 лет. Выпущен в 1944 году, реабилитирован много лет спустя.
Ольга Берггольц. Героиня блокадного Ленинграда. В годы Большого террора попала в лапы ленинградских гэбистов, которые избивали ее, стремясь добиться показаний на арестованного мужа, тоже поэта. Показаний у Ольги не выбили, но зачатого ею ребенка убили… Трагическая судьба.
Анна Ахматова. Прожила в высшей степени несчастную жизнь. Почти не печаталась. Единственного сына от брака с Гумилевым, талантливого ученого Льва Гумилева, четыре раза арестовывали. В 1938 году отправили на 6 лет в ГУЛАГ, в норильский лагерь. В 1944 году вернули — не захотели тратить баланду на доходягу. Лев пошел добровольцем на фронт, но его вновь арестовали и приговорили к 10 годам лагерей. Только после ХХ съезда Лев Гумилев был реабилитирован окончательно. Ну а сама Ахматова? Всю жизнь беда бродила за ней по пятам. Не успела Ахматова вернуться из эвакуации в обезлюдевший, разрушенный нацистами Ленинград, как ее настигло постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором Сталин — Жданов с неслыханной жестокостью и хамством расправились с Зощенко и Ахматовой…
Думаю, что не стоит продолжать сей мартиролог — вспоминать о судьбе больших поэтов в Советском Союзе…
Совсем другая жизнь была у Пастернака.
Давайте на минутку забудем, что он гений. Представим себе, что Борис Леонидович — просто интеллигентный человек, одаренный разными талантами, сын художника Леонида Пастернака… При том красавец. Любит женщин, а они его. Недаром Маяковский так ценил строки Пастернака «Всю тебя от гребенок до ног…»
Но и сам Маяковский был красивым, и он любил женщин. Однако если романы Пастернака были всегда счастливыми, то о романах Маяковского так не скажешь. Отнюдь нет.
Брошенные жены Пастернака не ропщут. А его последняя жена Зинаида уходит к Борису Леонидовичу от знаменитого пианиста Генриха Нейгауза. Эта, как считают друзья поэта, чересчур «земная» женщина разводится с прославленным музыкантом-исполнителем, хотя широко известно, что Сталин «лелеет и холит» одних только знаменитых исполнителей, все остальные таланты в области искусства ему подозрительны…
Все это только рассказ о поэте при мирной жизни.
Но вот на Советский Союз напала гитлеровская Германия. Конечно, Пастернак уже не молод, в армию его не призовут — но он и не так стар. Тем не менее вместе с писательскими женами и их малыми детишками Борис Леонидович отправляется в эвакуацию в Чистополь. Я написала: «Пастернак уже не молод» — да, ему 49. А вот Илье Григорьевичу Эренбургу — 48. Он всего на год моложе. Но с первого до последнего часа войны он пишет по статье ежедневно. Шлет проклятья гитлеровскому рейху и говорит о вере в победу Советского Союза. Пишет так, как никто никогда не писал. И его читают так, как никто никогда не читал. Недаром для нацистов Эренбург был враг номер 1.
Пишет всю войну в Москве и «красный граф» Алексей Толстой. А он на семь лет старше Пастернанка…
Пишут и работают и все другие советские литераторы, и совсем не такие уж юные. А молодые поэты и прозаики работают в качестве военных корреспондентов и во фронтовых, и в армейских газетах.
Даже когда молодость прошла, Пастернак не потерял дара влюбляться, любить и покорять женские сердца. Вспомним, безусловно, незаурядную Ивинскую, любимую поэтом и без памяти влюбленную в него — какой красивый роман!..
И наконец, обратимся к финалу жизни Пастернака. Он получил Нобелевскую премию за «Доктора Живаго»… Лев Толстой не получал «Нобеля», Чехов не получал — а Пастернак получил… Заставили отказаться? Прискорбно… Но все равно мир знает: Пастернак — лауреат Нобелевской премии…
Не буду дальше пересказывать биографию поэта…
Подчеркну только, что Пастернак принадлежал к поколению, о котором Блок написал: «Мы дети страшных лет России».
Поэт Пастернак сумел быть в ладу со страшными российскими временами.
В 1934 году по дороге в Колонный зал Дома Союзов, где проходил Первый съезд советских писателей (задумка Горького), Пастернак говорит Корнею Ивановичу Чуковскому о том, как он восхищен Сталиным… Долго говорит, со свойственными многим поэтам гиперболами и языковыми красотами… Даже стихи он во славу Сталина писал в те же 1930-е.
И это в преддверии неслыханных массовых казней… в преддверии Большого террора и уже после того, как Сталин загубил русское крестьянство, миллионы людей.
Не верите? А я даже запомнила восемь строк, несмотря на свою плохую память на стихи. Запомнила потому, что они меня просто поразили. Вот эти строки:
…А в те же дни на расстояньи
За древней каменной стеной
Живет не человек — деянье:
Поступок ростом с шар земной.
Судьба дала ему уделом
Предшествующего пробел.
Он — то, что снилось самым смелым,
Но до него никто не смел…
Тот же год. Тот же писательский съезд. И открывает его, разумеется, Максим Горький. Произносит короткую речь — сплошной пафос. Мне шестнадцать лет, я ученица 9-го класса, пламенная комсомолка, но и я чувствую фальшь горьковской речи. Мои слова о том, что Горький говорит нечто странное, что-то не то, прерывает приход учителя русской литературы — старого интеллигента. После урока он вызывает меня и встревоженно просит-приказывает никогда не комментировать горьковские слова.
А вот как красиво отреагировал Пастернак на ту же речь на Первом съезде советских писателей: рассказал об «ошеломляющем счастье того факта, что высокий поэтический язык рождается в беседе с нашей современностью, современностью людей, сорвавшихся с якорей собственности». (Цитирую по заметке в «Литературной газете» Аллы Латыниной (1994 г.).)
Но от гениального поэта Пастернака вернемся к простому советскому интеллигенту Борису Леонидовичу. По сравнению с другими интеллигентами, даже знаменитыми, он везунчик.
У Сергея Вавилова, президента Академии наук, родной брат, всем миром признанный ученый Николай Вавилов, томится в тюрьме. Там и умрет от голода. Трагична и судьба великого физика Петра Капицы, которого разлучили с его любимым другом и учителем Розерфордом и с собственной женой в Лондоне, дочерью Розерфорда. Вынудили жену приехать в Москву, бросить отца, семью, Родину.
Тысячи, десятки тысяч широко известных интеллигентов влачили в СССР жалкое существование, получали гроши за свой труд, жили в грязных перенаселенных коммуналках, боялись собственной тени. И это в лучшем случае, а в худшем — гибли в ГУЛАГе или гнили на шарашках, как Королев.
Борис Леонидович и в житейском смысле преуспевает. У него отдельная квартира в писательском доме, в Лаврушинском переулке, большая дача в Переделкине. Да и «родственники за границей», как пишут в анкетах: отец, мать, сестры, слава богу, в порядке. Из нацистской Германии переехали в Англию. Далеко не всем евреям это удалось. Стало быть, Борису Леонидовичу не надо мучиться от угрызений совести.
Даже когда Сталин после Отечественной войны делает резкий крен в политике — от Ленина возвращается к уваровской триаде «самодержавие, православие, народность» и к неизбежному при этом дремучему антисемитизму, еврей Пастернак тут же обращается к религии. Но не к вере предков — иудаизму, не к Ветхому Завету, а к Евангелию — конкретно к православию. Пишет замечательные стихи на евангельские темы. Он же всегда в ладу со временем.
В феврале 2020 года — некруглая дата — 130 лет со дня рождения Пастернака. Тем не менее ее в РФ отметили и на ТВ, и в печати.
Отметила и «Независимая газета»: поместила статью под названием «Московские улицы и дворы Бориса Пастернака». Любопытный материал. Из него мы узнаем, на каких улицах жил молодой гений и на какие улицы ходил в гости к знакомым, знаменитым и не очень известным. В большинстве случаев речь идет о дореволюционных временах, но есть и запись о непосредственно революционных годах. Не могу не выписать соответствующего отрывка…
«Поздней осенью 1917-го Борис Леонидович жил в Сивцевом Вражке, снимал комнату в доме № 12. Там он просидел самые драматические события октября и ноября. Артиллерия красных била по оплотам правительственных войск, находившихся поблизости от жилища поэта — по штабу Московского военного округа, по Александровскому училищу. Три дня Пастернак не мог выйти наружу — вокруг, даже во дворе, шла перестрелка…»