Двое стояли и продолжали тянуть руки вверх. Антон подошел и просто сдернул одного парня в балахоне за руку с лошади. Достал кинжал и приставил к горлу.
Антон видел, какое удивление отобразилось на лицах «гостей».
— Может, вам еще как-то помочь убраться отсюда? — поинтересовался Антон. — Может, его прирезать, как свинью? Вы напали на меня в моих владениях, но я в память об отце не хочу ссориться с Орденом, которому он служил. Не вынуждайте меня повесить ваши головы на этом частоколе.
— Уходим! — приказал молчавший до этого второй служитель.
Отряд стал понукать коней, чтобы отступить и развернуться. Худой, встав боком к Антону, прошипел:
— Мы еще встретимся…
Антон отпустил пленника и живо ухватил коня горбоносого под уздцы, перелил силу в руку и дернул морду коня вниз. Но, видимо, от накатившего раздражения и от наглости Рассветных не рассчитал усилий. Конь рухнул на колени, а Рассветный не удержался, свалился с коня вниз головой и кубарем покатился по утоптанной земле. Когда он поднялся, ошалевший и сбитый с толку, Антон, внешне спокойный, но тоже, как и все это видевшие, сильно удивленный, спросил:
— Зачем же ждать? Все наши недоразумения мы можем разрешить здесь и сейчас.
— Не стоит, сэр, — поспешил вступить в разговор второй служитель, пухлый, с обвисшими щеками, как у бульдога. — Мы уже уезжаем…
— Постойте, господа — Антон не спешил отпускать незванных гостей и придерживал коня рукой. Надо уж доделать дело до конца. — Я так понимаю, что темных колдунов вы в моих землях не обнаружили. Ведь так?
— Истинно так! — закивал пухлый.
— Очень хорошо. Но мне нанесено оскорбление одним из ваших людей. Долг чести заставляет меня требовать удовлетворения.
— Мы приносим свои искренние извинения, сэр, — ответил пухлый.
— И все? У нас, у казаков, так не принято. Но вы можете откупиться. Мне, по сути, ваши жизни не нужны, я забираю этого коня, и вы даете мне грамоту, что не обнаружили колдунов на моих землях.
— Сэр Антей, мы сожалеем о возникшем недопонимании между нами, но лучше вам отдать коня, а грамоту я вам выпишу. Не стоит так уж обострять отношения. — ответил пухлый. Он достал свиток и вслух проговорил:
— Данная грамота дана сквайру Антею Алуринскому. Его феод проверен на наличие колдунов и ведьм, и такие тут не обнаружены. — Он протянул грамоту Антону.
Антон кивнул Сильтаку:
— Забери.
Гладиатор неспешно подошел, забрал свиток из рук пухлого, развернул и прочитал. Затем посмотрел на Антона и кивнул.
— Все так, как сказал этот Рассветный, — подтвердил он.
— Не смею вас задерживать, господа, — вежливо произнес Антон и отпустил коня. — Надеюсь, уезжаете без обид?
— Конечно, сэр Антей, мы рады, что недоразумение всемирно разрешилось.
— Ну, тогда счастливого пути, господа.
Он смотрел в спины уезжающим. Рядом стоял Сильтак. Он тоже смотрел вслед Рассветным и усмехался:
— Как я понимаю, господин, ты по складу своего характера тихо жить не можешь.
— Ты же, Сильтак, свободный человек, — ответил Антон, — зови меня не господин, а сэр.
— Не могу, господин, привычка.
— Ну, тогда называй господином, — согласился Антон. — А по поводу того, чтобы жить тихо… то сам видишь. Как тут проживешь? Вон сколько желающих моей смерти. — Он кивком указал на всадников. — И это только начало.
— А ты, господин, продолжай действовать так, как поступил сейчас. Грубо, уверенно, невзирая на авторитеты. Пусть за тобой закрепится слава отчаянного варвара, который может не только мечом ударить, но и кулаком или ногой приложить. И все это будут тогда принимать с пониманием. Для варваров правила не писаны. Они сами себе правила устанавливают. Это будет, господин, твоим преимуществом. Ты не только будешь действовать, как захочешь, вопреки принятым здесь правилам, но и сможешь объяснить свое поведение на словах. Язык у тебя хорошо подвешен. Говори нагло, напористо и действуй с умом.
— Х-м… — подумав, отозвался Антон — Ты хочешь сказать, что я могу мечнику дать пинка и спокойно объяснить, что мне плевать на его правила? А затем просто пристрелить его из лука?
— Да хоть задушить удавкой, — засмеялся Сильтак. — Твои слабости будут теперь твоей силой, господин.
Овельхольм — зажиточный город. Торговый. Съезжаются сюда свободные подданные со всего королевства, приезжают из империи и варварского севера. Осмотреться, поторговать и, может быть, остаться, чтобы свое дело наладить. Разноплеменный народ собрался здесь. Южане с черными, как смоль, волосами и темными от загара лицами. Варвары-северяне с пышной копной русых волос, белой кожей и голубыми глазами. Лохматые горцы, дикие, как их горы. Народы моря, которых все кличут греками. Горделивые и чопорные имперцы. Низкорослые, но крепкие, словно свитые из жил, сапеги.
Шумит припортовый рынок с раннего утра и до позднего вечера. Пристают и уходят речные суда с товаром. Затеряться здесь легко и просто. Были бы деньги. А можно уйти к нищим в старую водоотводную систему подземных пещер и делиться с обществом добытой попрошайничеством долей. Или к ворам… Но если ты одарен магическим даром, то никогда не спрячешься от всевидящего ока Рассвета. Его стражи не дремлют. Их глаза и уши есть везде.
Антону нравился этот город. Здесь чувствовался дух свободы и предпринимательства. Антон был в дорогой, из тонкой шерсти и бархата, одежде, приобретенной по сходной цене у скупщика и приведенной в порядок Радой. С кинжалом на поясе и неизменным молотом за спиной, раздвигая толпу широкими плечами и возвышаясь над всеми на голову, он уверенно шел вдоль торговых рядов. Его, как уже стало заведено, охраняли Сильтак и Эрзай.
Молот странным образом, будучи тяжелым для других людей, в руках Антона был почти невесомым. У него вообще, как выразилась Франси, открылось много странностей. Необъяснимых и порой пугающих. Он мог, сидя за столом, вдруг сказать, что сейчас войдет Рада, и та тут же появлялась в трапезной. Объяснить эти знания он не мог и лишь отмахивался.
— Не знаю, как вышло. Догадался, и все.
Еще он чувствовал, как вокруг него сжимается невидимое кольцо недоброжелателей. Недавно он ощутил, как обострилось чувство опасности, и он непроизвольно отошел на три шага в сторону, и тут же мимо того места, где он только что стоял, вдруг пронесся, сметая на своем пути деревянного «козла», сорвавшийся с привязи конь. Конь пробежал еще шагов тридцать и спокойно остановился. Чем это объяснить, Антон не знал, но то ощущение, которое предупредило его, он запомнил.
Антон, по складу характера склонный к размышлению и самоанализу, много думал над своей ситуацией. Со стороны он казался смелым, даже отчаянным. Но его поступки часто направлялись чувством испытываемого им страха. Страха за жизнь, страха, что обвинят в колдовстве и сожгут на костре. Страха перед будущим, которое было туманным. Он очень хотел жить и, не понимая, как нужно поступить в той или иной ситуации, а она требовала быстрого решения, становился отчаянно наглым. Его язык сам находил нужные слова, и потом, когда Антон, размышляя над случившимся, удивлялся: «Откуда они взялись?»
Он шел, размышляя о том, что ему нужны плотоводы — люди, способные перегнать плоты алуринской сосны и ясеня к морю. Уже по приобретенной привычке, не обращая внимания на толпу, раздвигающуюся при его приближении, он задумчиво шел по своим делам. Навстречу им направлялся юноша в балахоне Рассвета, сопровождаемый двумя воинами. Воины тащили плачущего бедолагу, который причитал и пытался вырваться:
— Я не виноват. Отпустите меня! Я не колдун. Я простой аптекарь… Что вы делаете?.. Ой, больно! У меня есть диплом…
«Еще одна жертва Рассвета», — несколько отстранено подумал Антон. Он не в первый раз бывал в городе и не вмешивался не в свои дела. И каждый раз, когда тащили очередного бедолагу, он проходил мимо, как и все, равнодушно глазеющие люди из толпы. Он прошел мимо Рассветного и в этот раз, но один из воинов, не уступив ему дорогу, толкнул Антона плечом. Удар был ощутимый, и Антона даже развернуло в сторону грубияна, и он, разозленный, недолго думая, дал ему хорошего пинка сапогом. Воин отпустил свою жертву и ничком упал на землю.
Вокруг них тут же образовалось свободное пространство. Воин поднялся и, отряхивая пыль, злобно посмотрел на Антона, а тот стоял внешне спокойно, но внутри полный злости, скрестив руки на груди. Его специально толкнули, чтобы вызвать ссору.
— Вы меня ударили, сэр, — яростно прожигая Антона глазами, начал воин.
— Вижу, что мало, — ответил Антон и врезал воину сапогом уже между ног. Тот ойкнул и, прижав руки к паху, повалился на землю. Антон действовал, как на Земле. Не жди драки, бей или беги. Бежать не позволяла честь благородного человека. — Ты не хочешь извиниться? — спросил Антон. — Ты, негодяй, толкнул сквайра. Хочешь остаться без головы?
Воин вновь поднялся. Он выпучил глаза и просипел:
— Я мечник…
— А мне плевать, кто ты. Будь ты хоть Папой римским, но за наглость свою ответишь.
— Вы вызываете меня на дуэль? — ощерился в злобной ухмылке воин.
— Вот еще! — засмеялся Антон. — Буду я с разной швалью биться на дуэли. Не извинишься, я просто разобью тебе твою дурную голову.
— Попробуй… а я посмотрю! — сплюнул воин под ноги Антону, и у того руки метнулись к молоту. Он сам не ожидал от себя того, что произойдет далее. Руки вытащили молот, и оружие, продолжая движение, опустилось на голову мечника. Ни шлем, ни голова не выдержали удара. По толпе пробежал возглас: Ах!.. А мечник с пробитой головой рухнул на землю.
Пряча обескураженность, за показное спокойствие, Антон ответил:
— Просил — получи…
Второй мечник отпустил бедного аптекаря и потянулся к мечу. Но Рассветный остановил его, подняв руку вверх.
— Сэр сквайр, назовите себя, — потребовал он.
— А ты кто такой, чтобы спрашивать мое имя? — понимая, что теперь нужно играть роль отморозка, нагло спросил Антон.
— Я служитель Рассвета озаренный брат Рандульф.