— Охотничья? Охо-хо! — разразился громким смехом низкий, и даже высокий улыбнулся. Смеялся низкий до слез, нисколько не стесняясь нового хозяина замка. Антон тяжело вздохнул и ответил:
— Ты тоже не вырос, но мальчиком тебя, наверное, не называют.
Низкий перестал смеяться и вытаращился на молодого милорда.
— Это вы к чему сказали, ваша милость? — постояв, спросил он. Руки его сжались в кулаки.
«С таким драться опасно, — подумал Антон. — Хоть и невысокий, но силища в нем должна быть, как у Ильи Муромца».
— К тому, что не все, что мы видим, можем правильно оценить.
— Торвал, — встрял в разговор Флапий, — милорд прибыл издалека. Он многого не знает и, скорее всего, никогда шера не видел.
— Милорд, это Торвал. Он шер. Он не человек. Шеры живут в горах, и среди людей их мало встречается.
— Как добрались, ваша милость? — подобрев, спросил шер, желая проявить учтивость и загладить возникшую неловкость из-за его резкого выпада. Антон кинул благодарный взгляд на Флапия и ответил правду.
— Быстро.
— Я догадался, — с серьезным видом, произнес Торвал, — даже сапоги не успели надеть, с батюшки сняли… Или вас ограбили по дороге?
«Издевается», — понял Антон, но не подал вида, что догадался.
— Ты прав, Торвал, пришлось собираться быстро.
— А я вот не пойму, — неожиданно резко произнес худой. Откуда в наших горах взяться человеку издалека? Там только дикари горцы. А за горами наши степи, а еще дальше море… А на горца его милость непохож…
— Обстоятельства, — многозначительно и туманно произнес Антон, и все, широко раскрыв глаза, замолчали.
— Хватит донимать милорда вопросами. Поднимайте его отца и обращайтесь с телом со всем вашим уважением. Он каждому из вас в свое время помог. Окажите милорду последнее уважение.
Глава 2
Флапий, кряхтя, слез с коня.
— Уф. Наконец-то добрались, — произнес он. — Слезайте, милорд. Я провожу вас в трапезную. Поужинаете и ложитесь спать. — Не оборачиваясь на Антона и уверенный, что тот последует за ним, он усталой походкой пошел к башне.
Тяжело ступая по стертым ступенькам, словно входил на эшафот, Антон шел вслед за Флапием, понимая все яснее и яснее, что входит в новую для него жизнь и обратной дороги уже не будет. Понимать-то понимал. Да сознание отказывалось принять это как сложившуюся реальность. Ему казалось, что сейчас все вернется обратно, и он окажется дома, на земле, в комнате сумасшедшего ученого. Но он шел все выше и выше, а мир перед его глазами и не думал меняться. Со скрипом открылась толстая, обитая кованым железом дверь, и Флапий, не пропуская хозяина вперед, вошел в башню первым.
К удивлению Антона, по стенам в красивых, потемневших от времени бронзовых подставках светились синеватым светом размером с локоть кристаллы. Они давали неяркий, холодный рассеянный свет. Нештукатуренные стены, сложенные из грубо обработанного серого камня, образовывали узкий коридор, из которого вела наверх такая же узкая деревянная лестница без перил. По ней, как заметил Антон, следовало идти осторожно, не то свалишься ненароком вниз.
Они поднялись по недовольно скрипящей, со стертыми узким ступенями лестнице, которая, как показалось Антону, как живая, ворчала, что по ней все ходят и ходят, а ей давно пора на покой. Вышли на второй этаж и попали в просторное помещение. Посредине комнаты с высоким потолком стоял длинный стол, сколоченный из толстых досок. По стенам светились такие же кристаллы, как и в коридоре. В торце горел то ли очаг, то ли камин, и у котла, висевшего над огнем, помешивая, стояла женщина в длинном сером платье и белом чепце. Даже под несуразным платьем угадывалась хорошая фигура.
— Франси! — крикнул Флапий. — Принимай, моя любезная, нового милорда.
Женщина обернулась, и Антон понял, что ей было лет пятьдесят, не меньше.
Его окатили суровым взглядом, и женщина, которая когда-то была весьма миловидной, а сейчас имела несколько продольных морщин у плотно сжатого рта, делающих ее старше и на вид суровой, спросила:
— А старый где?
— Да, наверное, уже в леднике. Убили его. Эрзай и Торвал должны были его отнести туда.
Женщина несколько неприязненно оглядела Антона.
— А он точно наследник? — спросила она.
— Точно, Франси. У него наследственная грамота. Ты сама знаешь, что она принимает, только если почувствует родную кровь.
— Нашел-таки старый дуралей своего сына, — вздохнула женщина. — С прибытием, милорд, долго мы вас ждали и не верили даже… Садитесь кушать. Я сейчас подам.
— А где можно помыть руки? — спросил Антон и по удивленному виду слуг понял, что спорол нечто невообразимо глупое.
— Зачем? — первым пришел в себя Флапий.
— Я не ем, не помыв руки.
— Вот как? — произнесла Франси и поджала губы. По ее виду Антон догадался, о чем она думает:
«Старый хозяин чудил, и этот туда же. Вот же бог наградил хозяином!»
— Франси, — пришел на помощь Антону старый слуга, — милорд прибыл издалека. Его, понимаешь, греки воспитывали. А от них чего только не наберешься. Принеси таз с водой.
— Мыло и полотенце, — добавил от себя Антон.
— Мыло? — удивилась служанка. — А это что такое?
— Ну, мыло? Это… мыло, — не зная, как пояснить, растерялся Антон. — Оно такое… пенится и очищает тело от грязи.
— Тело от грязи? — не переставая удивляться, переспросила женщина. — А вы что, в грязи вывалялись, милорд?
— Ну почти… Вот вы чем котлы моете от жира?
— Золой и песком, вестимо. Чем же еще?
— А руки, если вымазали их?
Женщина молча уставилась на Антона.
— Франси, милорд имеет в виду желтый болотник, каким девки перед замужеством моются. И чем вы будете обмывать старого милорда.
— Ах, это… — Франси посмотрела на Антона, как на сумасшедшего чудака и, усмехнувшись, произнесла: — Так я сейчас принесу.
Буквально сразу же она вошла с тазом в руках, с льняным полотенцем через плечо, а в тазу плавали желтые засушенные цветы. Поставила таз на стол.
— Вот, пожалуйте, милорд. Все, как вы хотели. — И с любопытством стала смотреть, что будет делать Антон. А тот опустил спаниеля на пол и подошел к тазу. Отодвинул цветы в сторону и ополоснул руки. Затем, посмотрев на цветы, помял их между ладоней в воде. Появилась желтая пена. Уже смелее их схватив, Антон стал тереть цветами руки. По комнате поплыл приятный медово-цветочный аромат и, смешиваясь с запахом готовившейся в котле пищи, раздражал. Антон помыл руки, ополоснул лицо и вытерся полотенцем. Оглядев стол, подошел к торцу и сел на жесткий стул с высокой прямой спинкой.
Спаниель деловито обнюхивал зал. Залез под стол и направился к кухарке. Та бросила ему на пол кусок вареного мяса, и собака с жадностью его съела, посмотрела влюбленными глазами на Франси и завиляла куцым хвостом.
— Ваш щеночек? — Спросила женщина и подкинула псу еще один кусок.
— Теперь уже мой, — ответил Антон и только сейчас понял, что этот спаниель стал причиной того, что он попал сюда. Если бы профессор не испугался, что собака пропадет, он бы не отправился вместе с Антоном его искать. И Антон не испугался бы горцев, не сбежал с того места, откуда можно было бы вернуться… Но понял, что ненависти или злобы к псу он не испытывает. Наоборот, он был ему как родной, напоминавший о потерянном безвозвратно доме, работе, родителях и друзьях.
— Вино будете? — спросил прислуживающий Флапий.
— А что покрепче есть?
— Есть! — ответила за мужа кухарка. — Настойка на орехах. Будете?
— Неси, — махнул рукой Антон. Флапий меж тем подал Антону тарелку дымящегося супа или похлебки, напоминающего хаш[7], большие куски нарезанного хлеба и дымящееся мясо на тарелке. Тарелки были из серебра, а ложка деревянная. Тут же рядом с мясом лежал кинжал с тонким лезвием.
Перехватив недоуменный взгляд Антона, Флапий понял его по-своему и, горестно вздохнув, покачал головой:
— Простите, милорд. Это все наемники. Они столовые приборы из серебра украли и часть посуды. Я смог спрятать лишь малую часть.
— Не парься, Флапий! — отмахнулся Антон и услышал удивленное:
— Чего не делать, милорд?
— Э-э… Это в том смысле, что не надо беспокоиться. Я ем из любой посуды и любыми приборами, лишь бы они чистые были, — мысленно ругая себя за сленг, который тут не понимают, ответил по-быстрому Антон. Сам же подумал, что помрет здесь не от меча или стрелы, а от бактерий и инфекции. Что такое мыло, тут не знают, моются лишь перед замужеством, как королева Испании, и потом уже на отпевании. После смерти.
Пришла Франси с большим графином, в котором плескалась янтарная жидкость. Она налила настойку Антону в оловянную кружку и поставила ее перед ним.
Перед Антоном стояли тарелка хаша, выпивка… В общем, выпивка и закуска. Настойка пахла просто восхитительно.
— А ты чего? — спросил он Флапия. — Тоже, наверное, голоден. Садись, выпьем и поедим. Помянем батюшку, как у нас принято.
— Вы позволяете мне сесть с вами за один стол, милорд? — в великом удивлении воскликнул слуга. — Это для меня великая честь. — И тут же бухнулся на стул у противоположного конца стола.
— Франси, неси и мне еды! — прикрикнул он. — И кружку!
Антон поднял свою кружку, принюхался и ощутил аромат виски, дуба, карамели, и все это имело приятный ореховый оттенок. Он посмотрел на слугу и произнес:
— Да будет отцу земля пухом! — Выпил залпом всю кружку и занюхал рукавом. — Пей! — подбодрил он замершего с открытым ртом Флапия. У нас так умерших близких поминают.
Артем зачерпнул ложкой суп и тоже, как спаниель, стал жадно есть. Утолив первый голод, он налил вторую кружку настойки. Антон почувствовал, что первая его не взяла. Напряжение, царившее внутри, осталось. А он хотел расслабиться. Хоть на минуту забыться и оторвать от себя прикипевшую горечь.
— Отличная настойка, Франси, — похвалил он. — Кто делал?
— Так Франси и делала, — ответил за кухарку, ее муж. — Такую настойку тут не делают, не умеют. Ее родители были поставщиками двора герцога Раргонского, короля Красии…