они напоминают угрюмых бесов, только что вылезших из ада, и вопят как животные.
Энтони и его охрана прикрывают лица плащами, но Рипли в экстазе раскидывает руки, ибо он обожает бывать в Уоппинге: здесь в избытке представлены все ингредиенты его ремесла – квасцы, сера, ртуть, древесный уголь, соли и экскременты.
Он ликующе размахивает руками:
– Отбросы! Отбросы! Повсюду отбросы! Это жизнь. Хоть со стен соскребай. Соскребай со всех этих туш и построек, и гниль становится жизнью!
Внезапно Рипли исчезает. Энтони и его телохранители останавливаются и, нервно озираясь, пытаются определить, где они оказались. Затем Рипли окликает их, веля следовать за ним, и сквозь мглу они едва различают, что алхимик стоит в дверном проеме, а за ним ревет пламя. И вот они в кузнице Пикенхема. Рипли и Пикенхем обнимаются, поскольку признаю́т друг друга мастерами своих уважаемых ремесел. Пикенхем, смуглолицый великан с копной черных вьющихся волос, с удивлением разглядывает Энтони. Вполне возможно, раньше он и рядом не стоял ни с кем из знатных людей. Рипли объясняет, зачем они пришли, особо подчеркивая, что они готовы хорошо заплатить за меч исключительного качества. По просьбе Рипли Энтони захватил с собой обломок меча, но когда он показывает обломок Пикенхему, тот хохочет при виде такого убожества. По словам кузнеца, у этого меча сносный острый край, но основная часть лезвия хрупкая, и это результат слишком долгой холодной ковки, а затем слишком небрежного обжига, или лезвие медленно охлаждали и нагревали много раз. Этот меч ковали на скорую руку. Теперь Энтони и его спутники увидят, как делается такая работа.
Кропотливый процесс начинается с заготовки – стального бруска, который Пикенхем нагревает, прежде чем поместить в форму на наковальне, а затем, когда лезвие приобретает нужные очертания, кузнец уплотняет центральный выступ, чтобы придать ему прочность. Он также тщательно балансирует вес лезвия и той части, что потом станет рукоятью. Теперь наступает сложная фаза, так как лезвие неоднократно нагревается, а затем охлаждается, чтобы убрать перегрузки, возникшие на первом этапе изготовления. При погружении в ледяную воду лезвие твердеет, но и закаляется, приобретая гибкость и прочность.
Поначалу гости кузнеца очарованы процессом изготовления оружия, но мере того как лезвие неоднократно перемещается от горна к охлаждающему баку, чтобы сначала нагреться, а затем очень медленно охладиться, им становится немного скучно, и они начинают разговаривать между собой. Телохранители рассматривают оружие, сложенное в углу, пока его не заберут другие заказчики.
– Это будет меч, достойный героя, – говорит Рипли Энтони и, достав из сумки бутылку, делает большой глоток, прежде чем продолжить: – Я собираюсь сделать вас самым знаменитым рыцарем во всем христианском мире.
Энтони хмурится:
– Я сам за себя.
Но Рипли улыбается:
– А вот и нет. Говорю же, вы в моей власти, и король хочет, чтоб так и было. Не падайте духом, ибо я не что иное, как квинтэссенция вашего успеха. – Затем на лице у него мелькает беспокойство, словно он что-то вспомнил. Он спрашивает Энтони: – После выздоровления вы не заметили ничего странного?
Теперь наступает очередь Энтони беспокоиться.
– Нет. А что я должен был заметить?
– Да так, ничего. Если все в порядке, то и ладно. Просто чудо, как вы выздоровели. Еще раз говорю вам: молодец, лорд Скейлз! – И Рипли переводит разговор на подготовку коронации Элизабет в Лондоне и встречу знатных гостей, которые прибудут из Бургундии и Люксембурга. Болтая, алхимик часто прикладывается к бутылке, которую принес с собой. Однако Энтони не терпится уйти. Кузница кажется ему мрачными огнедышащими чертогами ада, а огромная масса вонючих людишек, что толпятся в переулках Уоппинга, внушает страх. А ну как обитатели этого района, почти потерявшие человеческий облик, если судить по их внешности и поведению, восстанут против своей вонючей нищенской доли и захотят убить своих хозяев? Лет пятнадцать назад такое уже случилось, хотя восстание началось не в Уоппинге, а среди грязной оравы мужиков, уволенных солдат, взбунтовавшихся вассалов из Кента, пошедших вслед за человеком, называвшим себя Джек Кейд. Эта шушера бесчинствовала на улицах Лондона, грабила и поджигала дома. Мятежники силой заставили заключить в Тауэр казначея короля лорда Сэя, а затем его поставили перед судьями, и те обвинили его в предательстве. Казначею разрешили сделать признание, а затем отрубили голову. Кейд насадил голову на копье, а тело благородного лорда протащил через весь город. В те дни немало голов дворян и членов парламента насадили на прутья решеток. Открывали двери тюрем, насиловали женщин и жгли книги. В конце концов на борьбу с анархией поднялись лондонцы. Кейд бежал, но был пойман. Его обезглавили, а тело четвертовали, перед тем как протащить в клетке его останки с покоящейся на них головой в назидание всем прохожим. Высокородные лорды вернулись в город. Но к Энтони и ему подобным все равно относились без любви.
Здесь так жарко. В ушах слышится свист, который почти заглушают удары молота Пикенхема. Зачем его на самом деле сюда притащили? Почему нельзя просто купить меч, как обычно? Если только он не попал в зависимость от алхимика вследствие лечения черепным мхом. Внезапно Энтони становится ясно, что нападавшие как раз и собирались не убить его, а только ранить, чтобы подчинить его волю алхимику. Но это просто абсурд, Рипли желает ему только хорошего. Надо гнать от себя бредовые мысли. Однако получается с большим трудом, потому что теперь Энтони кажется, что у него в голове два мозга и каждый из них думает сам по себе. Один мозг смелый, другой трусливый. Не успевает он обдумать эту мысль, как приходит другая: такого не бывает. Но почему же не бывает? Рипли спрашивал, не замечал ли он всяких странностей после выздоровления. Что он должен был заметить?
Наконец Пикенхем готов наплавить рукоять, гарду и навершие клинка. Крестовина рукоятки заканчивается крючьями, так что Энтони, перевернув меч, может с их помощью зацепить врага. Взяв оружие в руку, Энтони чувствует его вес. Затем Пикенхем передает меч ученику, который шлифует лезвие, полирует и делает окончательную заточку. Но это еще не конец, поскольку Рипли требует нанести на меч руны. Когда Энтони задает ему вопрос о значении этих рун, Рипли со смехом отвечает, что их смысл совершенно не важен. Какая разница? Важно только одно: на мече будут руны. Алхимик считает, что у меча должно быть имя, и предлагает назвать его Гэлатайн.
Итак, теперь у Энтони есть меч. На обратной дороге в Лондон у него так дрожат руки, что он не в силах удержать орудие. Ему даже идти трудно, и он цепляется за Рипли, чтобы не упасть. Его словно тучей накрывает страх, смешиваясь с грязным воздухом печей и красилен. Наверняка руны на мече несут зловещее предзнаменование. Энтони опасается, что вмешательство Рипли в его жизнь ни к чему хорошему не приведет. Он боится бедняков-рабочих с почерневшими лицами. Неужели их небольшую группу уже выследили и убьют еще до того, как они покинут Уоппинг? А если они выберутся из этого отвратительного места живыми, не покусится ли снова на его жизнь рыжий со своей бандой? И даже если ничего такого не случится, его все равно тревожит поединок с Бастардом Бургундским, ибо тот известен как отличный воин. Энтони боится умереть еще раз.
Он не в силах справиться с дрожью и по возвращении в городской дом Вудвиллов, казалось бы самое безопасное для него место. Мать касается его лба и пристально смотрит сыну в лицо. Наконец она изрекает:
– Хотя лихорадка покинула твое тело, она все еще держится в голове. Я вижу напуганное существо, которое сидит у тебя в мозгу. Оно смотрит на меня твоими глазами.
– У тебя есть средство от него? – спрашивает Энтони.
– Возможно, сказка изгонит болезнь. Известно, что некоторые истории обладают целебными свойствами, но тут есть сложности… К тому же для сочинения такой сказки потребуется время, а потом, когда она будет готова, ты войдешь в нее, и придется тебе несладко. Мой бедный мальчик, изгнание нечистой силы – процесс болезненный.
Проходит много времени, прежде чем сказка наконец готова, но ее приберегают до кануна коронации Элизабет. Между тем истинная история создания Гэлатайна – это одно дело, а агенты и осведомители Рипли распространяют совсем другую версию, которую Энтони слышит лишь через несколько недель. Согласно выдумке алхимика, Энтони, нуждаясь в новом мече, приличествующем герою, не заказал выковать его, а отправился в Гилфорд, где, как он слышал, живет охотник за сокровищами по имени Джеймс Гарнет. От знаменитого клирика и алхимика Джорджа Рипли Энтони узнал, что у Гарнета была карта с отмеченными местами захоронения десяти потерянных сокровищ Англии, хотя расхитители могил успели добраться до большинства из этих мест до Гарнета и мало что оставили после себя. Так или иначе, карта в конце концов вывела Гарнета к месту возле Рейвенсера, где он с тремя помощниками принялся копать в поисках золота, и они действительно нашли много золота, которое лежало в полусгнившей длинной деревянной лодке рядом с воином в доспехах и шлеме. Они набрали сокровищ, сколько смогли унести, и вернулись в Гилфорд, опьяненные радостью внезапного богатства.
Но радовались они только поначалу. Как Рипли поведал Энтони, богатство не принесло им счастья. Вскоре один из трех помощников умер от четырехдневной лихорадки. Затем двое других подрались при дележе его доли и убили друг друга: один погиб сразу, а другой медленно угас от ран. Гарнет все еще был жив, но превратился в одержимого затворника, опасаясь, что некая болезнь, поднявшись паром от могилы в Рейвенсере, заразит и его или что воры, прознав о сокровищах, нападут на него и станут мучить, требуя рассказать, где он их прячет. В общем, проклятие могло проявиться самым неожиданным образом. Так оно и случилось. Однажды на рассвете офицеры короля Генриха прибыли в дом Гарнета и потребовали сдать им все, что тот с подручными нашел в могиле, так как эта находка считается кладом. Гарнет нанял законоведа, чтобы оспорить королевское право на добытое золото, ибо, по английским законам, к кладам относятся только сокровища, которые были спрятаны animus revocandi, то есть с намерением владельца позже вернуть себе спрятанное. Однако сокровища, найденные Гарнетом, явно были похоронены вместе с неким героем, чтобы утешать его в его могиле во веки вечные. Но тяжба стоила дорого, а у Гарнета не было влиятельного покровителя, и дело так и не сдвинулось бы с мертвой точки, если бы Генриха на троне не сменил Эдуард.