Но скоро Жулька всё это забыла и снова стала попрошайничать.
Однажды её завезли очень далеко, и обратно она не вернулась.
ДИКИЙ ЗВЕРЬ
У Веры был бельчонок. Его звали Рыжик. Он бегал по комнате, лазил на абажур, обнюхивал тарелки на столе, карабкался по спине, садился на плечо и коготками разжимал у Веры кулак — искал орехи.
Рыжик был ручной и послушный.
Но однажды, на Новый год, Вера повесила на ёлку игрушки, и орехи, и конфеты и только вышла из комнаты, хотела свечки принести, Рыжик прыгнул на ёлку, схватил орех, спрятал его в галошу. Второй орех положил под подушку. Третий орех тут же разгрыз…
Вера вошла в комнату, а на ёлке ни одного ореха нет, одни бумажки серебряные валяются на полу.
Она закричала на Рыжика:
— Ты что наделал, ты не дикий зверь, а домашний, ручной!
Рыжик не бегал больше по столу, не катался на двери, не разжимал у Веры кулак. Он с утра до вечера запасался. Увидит кусочек хлеба — схватит, увидит семечки — набьёт полные щёки, и всё прятал.
Рыжик и гостям в карманы положил семечки про запас.
Никто не знал, зачем Рыжик делает запасы.
А потом приехал папин знакомый из сибирской тайги и рассказал, что в тайге не уродились кедровые орешки, и птицы улетели за горные хребты, и белки собрались в несметные стаи и пошли за птицами, и даже голодные медведи не залегли на зиму в берлоги.
Вера посмотрела на Рыжика и сказала:
— Ты не ручной зверь, а дикий!
Только не понятно, как Рыжик узнал, что в тайге голод.
КАБАНЫ
Поспела у нас на огороде картошка. И стали каждую ночь приходить к нашей избушке из леса кабаны — дикие свиньи.
Отец, как стемнеет, надевал ватник и шёл на огород со сковородой.
Он бил в сковороду — пугал кабанов.
Но кабаны были очень хитрые: папа на одном конце огорода гремит сковородой, а кабаны бегут на другую сторону и там едят нашу картошку. Да не столько поедят, сколько потопчут, вомнут в землю.
Отец очень рассердился. Он взял у одного охотника ружьё и приклеил к стволу полоску белой бумаги. Это чтобы ночью было видно, куда стрелять. Но кабаны в эту ночь совсем не пришли к нам на огород. Зато на другой день они ещё больше поели картошки.
— Да, — сказал отец, — если и дальше так будет, зимой придётся без картошки сидеть!
Тогда я тоже стал думать, как прогнать кабанов.
У нас есть кошка Мурка, я с ней ребятам разные фокусы показывал.
Возьмёшь и намочишь один кусочек мяса валерьянкой, а другой керосином. Который валерьянкой пахнет, Мурка сразу съест, а от керосина она убегала во двор. Ребята очень удивлялись. А я ребятам говорил, что второй кусочек заколдованный.
И вот я решил кабанов тоже керосином прогнать.
Вечером я налил керосин в лейку и стал с лейкой ходить вокруг огорода, поливать керосином землю. Получилась керосиновая дорожка.
В эту ночь я не спал, всё ждал, когда они придут. А кабаны в эту ночь и на другой день не приходили. Они совсем испугались. С какой стороны к картошке ни подойдут — всюду пахнет керосином.
Я по следам узнал, как кабаны сразу бросились в лес — они струсили. Отцу я сказал, что наша картошка теперь заколдованная. И рассказал про керосин. Отец смеялся, потому что кабаны ружья не боятся, а керосина испугались.
КТО САЖАЕТ ЛЕС
За рекой росли одни ёлки. Но потом среди ёлок появились дубки. Ещё совсем маленькие, всего три листика торчат из земли.
А дубы отсюда далеко растут. Но не могли же с ветром жёлуди прилететь? Очень они тяжёлые. Значит, кто-то их здесь сажает.
А кто?
Долго не мог я угадать.
Однажды осенью шёл я с охоты, смотрю — мимо меня низко-низко пролетела сойка.
Я спрятался за дерево и стал за ней подглядывать. Сойка что-то спрятала под трухлявый пень и осмотрелась: не увидал ли кто? И потом полетела к реке.
Я подошёл к пню, а между корнями в яме лежат два жёлудя: сойка спрятала их на зиму.
Так вот откуда молодые дубки появились среди ёлок!
Сойка спрячет жёлудь, а потом забудет, где спрятала, он и прорастёт.
МЕДВЕДЬ
Осенью я собирала в тайге бруснику и наткнулась на мох, который почему-то рос кверху корешками. Кто-то свежей земли натаскал и посадил его так.
«Кто же это, — думаю, — так мох посадил?»
Смотрю, под поваленной сосной вырыта яма и вокруг много следов нахожено, как будто босой человек ходил, только с когтями.
Я сильно испугалась: ведь это же медведь из берлоги землю выгреб и сверху прикрыл мохом, хотел спрятать землю, чтобы берлогу не нашли. Побежала я скорей к дедушке и всё ему рассказала.
Дедушка обрадовался:
— Этот медведь сюда прибежал, когда тайга за рекой горела.
Дедушка мне велел сидеть дома, а сам взял ружьё и пошёл в деревню собирать людей. Долго я его ждала. Темно стало. «А что, — думаю, — если медведь дедушку загрыз?»
Страшно мне и жалко дедушку. Хотела я уже одеваться и его искать. Слышу, телега во двор приехала и остановилась.
Вошёл дедушка, ружьё повесил на стену.
— Ну, — говорит, — иди смотри медведя!
Я вышла во двор, смотрю, лежит на телеге мёртвый медведь. Большой, голова вниз свесилась, зубы оскалил.
Охотники его свалили на землю, лошадь зафыркала и хотела убежать, только её удержали. Потрогала я у медведя клыки, они все жёлтые.
Дедушка мне говорит:
— Старый медведь, однако, сплоховал, корешки с вершками спутал, вот и попался!
БЕСПОКОЙНЫЙ ХВОСТИК
Нашёл я лесной шатёр. Старые ели сучья сплели, а внизу — мягкая подстилка из жёлтых иголок. Темно в нём и душно, пахнет смолой.
Белка здесь когда-то обедала. Оставила она после себя целый ворох ощипанных шишек.
Стал я ворошить шишки. Смотрю, лежит комочек рыжей шерсти. Наверно, белку съела куница, и только кончик беличьего хвоста валяется.
Серебристый паучок обвил его паутиной, устроил себе из беличьей шерсти закуток.
Паучка я потрогал пальцем. Он испугался, быстро-быстро вскарабкался вверх и закачался на паутинке.
Поднял я хвостик и засунул в пустую гильзу. Он весь туда уместился.
Дома, когда разбирал патроны, хвостик вынул и положил себе на стол.
Беспокойный этот хвостик оказался: как посмотрю на него, тянет меня опять бродить, искать лесные шатры!
КЕДР
В детстве мне подарили кедровую шишку.
Я любил брать её в руки и рассматривать и всё удивлялся, какая она большая и тяжёлая — настоящий сундучок с орехами.
Через много лет попал я в Саяны и сразу отыскал кедр.
Растёт он высоко в горах, ветры его набок клонят, стараются к земле пригнуть, скрючить.
А кедр вцепился корнями в землю и тянется всё выше и выше, весь косматый от зелёных веток.
На концах веток кедровые шишки висят: где три, а где сразу и пять. Орешки ещё не поспели, но много вокруг зверьков и птиц живёт.
Кедр их всех кормит, вот они и ждут, когда поспеют орешки.
Белка свалит шишку на землю, вынет орешки, да не все — один да останется. Этот орешек утащит к себе в норку мышь. Она по деревьям лазить не умеет, а орешков ей тоже хочется.
Синицы весь день прыгают на кедре. Издалека послушаешь — весь кедр щебечет.
Осенью ещё больше зверьков и птиц на кедре живёт: кедровки, бурундуки сидят на ветках. Зимой голодно, вот они и прячут кедровые орешки под камни и в землю зарывают про запас.
Когда начнут падать с неба первые снежинки, на кедре совсем не останется шишек.
А кедру не жалко. Стоит он весь живой и тянется зелёными ветками всё выше и выше к солнцу.
БУРУНДУК
Лесные звери и птицы очень любят кедровые орешки и запасают их на зиму.
Особенно старается бурундук. Это зверёк вроде белки, только поменьше, и на спине у него пять чёрных полосочек.
Я, когда в первый раз увидел его, не разобрал сперва, кто же это сидит на кедровой шишке, — такой матрасик полосатый! Шишка от ветра качается, а бурундук не боится, знай только орешки шелушит.
Карманов у него нет, так он за щёки орешки набил, собирается тащить их в норку.
Увидел меня, заругался, забормотал что-то: иди, мол, своей дорогой, не мешай, зима длинная, сейчас не запасёшь — голодным насидишься!
Я не ухожу, думаю: «Дождусь, когда орешки потащит, и узнаю, где он живёт». А бурундук не хочет свои норки показывать, сидит на ветке, лапки сложил на животе и ждёт, когда я уйду.
Отошёл я — бурундук спустился на землю и исчез, я даже не заметил, куда он юркнул.
Это медведь научил бурундука осторожным быть: придёт, разроет бурундучью нору и все орешки съест. Вот бурундук никому своей норки и не показывает.
ХИТРЫЙ БУРУНДУК
Построил я себе в тайге чум. Это не домик и не лесной шалашик, а просто длинные палки вместе сложены. На палках лежит кора, а на коре брёвнышки, чтобы куски коры не сдуло ветром.
Стал я замечать, что кто-то в чуме оставляет кедровые орешки.
Я никак не мог догадаться, кто же без меня в моём чуме орешки ест. Даже страшно стало.
Но вот раз подул холодный ветер, нагнал тучи, и днём стало совсем темно.
Залез я поскорее в чум, а место моё уже занято.
В самом тёмном углу сидит бурундук. У бурундука за каждой щекой по мешочку с орехами.
Толстые щёки, глаза щёлочками. Смотрит он на меня, боится орешки на землю выплюнуть: думает, что я их украду.
Терпел бурундук, терпел, да и выплюнул все орешки. И сразу щёки у него похудели.
Я насчитал на земле семнадцать орешков. Бурундук сначала боялся, а потом увидел, что я спокойно сижу, и стал рассовывать орешки по щелям и под брёвнышки.
Когда бурундук убежал, посмотрел я — всюду орешки напиханы, крупные, жёлтые. Видно, бурундук в моём чуме устроил кладовую.
Какой хитрый этот бурундук! В лесу белки да сойки все орешки у него растащат. А бурундук знает, что в мой чум ни одна сойка-воровка не полезет, вот и притащил ко мне свои запасы. И я уже не удивлялся, если находил в чуме орешки. Я знал, что со мной живёт хитрый бурундук.