И вдруг в трубе как трахнет… Афанасия от загнетки прочь отшвырнуло. Далеко откатился он кубарем, опаленный пыхнувшим на него огнем. А из трубы вместе с клубом искр вылетела ощеренная пасть щуки и взвилась в небо, как огненный змий с дымным хвостом, страшно прогрохотав.
Шагайка подхватила подол юбки да и бежать… Афанасий Жнивин, не поднимаясь с четверенек, бросился наутек. За ним Жулик с громким лаем.
Потом охотник остановился перевести дух. Ужасный запах паленой шерсти заставил его чихнуть.
— Ох, свят, свят, кажись вместо щуки я черта подпалил?! — насилу опомнился суеверный егерь. Стал приводить себя в порядок, погладил по привычке усы и не обнаружил их. Провел по бороде — на пальцах остались только клочки спаленных волос. — Ой, горе мне! Как же я теперь на люди покажусь? Где моя борода? Нет моей бороды! Где мои усы! Нет моей красы! Кто я теперь? Что я теперь? Человек или опаленная головешка?
Так Афанасий Жнивин жаловался на судьбу, постепенно успокаиваясь от пережитого страха.
Но, пожалуй, больше всех напугался Яша Волчков, увидев как поднялся в небо багровый столб с шагаевского пчельника.
— Ой, Ваня! Я пропал! Мы пропали! Не выдавай — это я ружье в трубу спрятал! Это оно бабахнуло!
Услышали гром взрыва и на Волчьем острове. Но спросонья — это было под утро — не поняли, что случилось. Встревожились только тогда, когда вернулись Ваня с Яшей, и торопливо, дрожа и сбиваясь, сообщили страшную весть…
Конечно же, пионеры сразу пошли на пчельник. Увидели разметенные взрывом, обгорелые сучья и еще тлеющие гнилушки костра, разведенного Жнивиным. Нашли ружье с обгоревшим ложем и разодранными стволами. Нашли клочья от патронташа и медные гильзы. Нашли даже куски копченой щуки, еще теплые. Но никаких других следов не нашли.
— Ой, наверное, дядя Афанасий взорвался и в небо поднялся. Ой, это все из-за меня! — сокрушался Яша Волчков.
— Да брось ты ныть… — рассердился Петя, переживший за эти дни гораздо больше волнений, чем за всю свою жизнь. — Ищи лучше, может быть, он лежит где-нибудь в кустах, отброшенный взрывом, и нуждается в помощи!
Нет, никого нуждающегося в помощи не нашли. Поговорили, обсудили и решили, что Афанасий, затопив печку, наверное, благополучно ушел в деревню.
Несмотря на такое происшествие, всполошившее всех на рассвете, ребята ни на минуту не забыли о своей мечте прорыть канал и о том, что вожатый поддержал их. Петя решил: пусть прокопают, а там легче будет вернуть ребят в колхоз. Так ему казалось. И он сам поторопил чудесников с утра пораньше взяться за работу.
Попив чаю, настоенного на черной смородине, закусив свежим хлебом, принесенным от деда Савохина, ребята бодро зашагали на работу с топорами и лопатами на плечах.
Вышли к берегу реки, туда, где в Мокшу падал тоненький звонкий ключик, и принялись за дело.
Прокопать-то надо было всего шагов тридцать. Петя расставил ребят цепочкой, разделив на каждого поровну все пространство. Сам вожатый, выбрав себе лопату потяжелей, с рукояткой, отшлифованной многими руками, работал у самого берега Мокши. Петя отмерил себе долю земли побольше. Удивительная здесь была почва — темно-синяя глина. Очень твердая. И очень мылкая. Стоило размочить ее, и она тут же раскисала, пуская пену.
— А ее и зовут — земляное мыло, — объяснила Нюра Савохина, — у нас, когда настоящего не было, с ним стирали.
Лопате эта глина поддавалась плохо. В сухом виде хоть топором руби. А стоило намочить — лопата в ней вязла так, что не вытащишь.
Всю толщу неподатливой глины пронизывали корни ивняка и шиповника, которые приходилось рубить топорами.
Ребят бросило в пот. И руки стали саднить от мозолей. Но работали горячо, без отдыха. Уж очень всем хотелось поскорей увидеть, как побежит в речку болотная вода.
Из лесу налетели сороки и, с любопытством заглядывая прямо в лица ребят, стрекотали без умолку, обсуждая их работу. И, по-видимому, расходились во мнениях, что это, для чего и как получится. Спорили между собой так, что даже передрались.
Полюбопытствовали и чибисы. Пикировали сверху и настойчиво спрашивали: «Чьи вы? Чьи вы?»
А вскоре заинтересовались и люди. На том берегу показалась ватага загорелых белоголовых ребят. Завидев работающих пионеров, мальчишки-полевики приняли их за своих врагов — лесовиков. Раздался свист, улюлюкание, угрозы. И вот они уже на плотах готовятся к переправе.
Смуглолицые явно решили отомстить за свое поражение и явились в большом количестве. Были здесь и малыши и здоровенные подростки. Их рыжие головы возвышались над толпой, как подсолнухи во ржи.
— Что делать, вожатый? — встревожились пионеры.
— Ничего, продолжайте работать, — сказал Петя, а сам, оставив лопату, подозвал к себе горниста Ваню Бабенчикова. — Когда подплывут, играй сигнал «Слушайте все». Потом я буду говорить.
Не успел Ваня приложить к губам горн, как со стороны леса донеслись угрожающие, воинственные крики и появились белолицые лесовики.
— Наверное, сговорились, вояки, — усмехнулся Петя, — спешат, как на рыцарский турнир…
— Вот узнают, что мы причина их войны, да как турнут нас с двух сторон, — поежился Ваня.
— Играй, играй, да погромче.
Ваня затрубил. Чистые, звонкие звуки горна, отраженные и усиленные лесным эхом, заполнили всю окрестность. Белолицые остановились как громом пораженные. А темнолицые с любопытством высунулись из-под берега — они уже успели переплыть реку.
Обе враждующие армии устремили свои взоры на третью силу, возникшую между ними — на ребят в красных галстуках, вставших цепочкой у какой-то канавы.
Многие узнали Петю.
— Смотри-ка, тот самый, который нас хотел помирить.
Горн умолк, и наступила тишина. Даже сороки угомонились и чибисы замолчали.
— Стой, ребята, сначала разберемся — потом подеремся! — громко прокричал Петя. — По два парламентера с каждой стороны — давай ко мне!
После некоторого замешательства от каждой стороны отделилось по паре ребят. Босоногие, простоволосые, в рваных рубашках и драных штанах — кто же ходит на драку в новом да в чистом? — они подходили с независимым видом, гордые своей удалью. Ну, прямо как древние воины Святослава, поразившие когда-то византийцев бедностью своей одежды и гордой осанкой.
— Друзья, — обратился к ним Петя, — вы сражаетесь напрасно, по недоразумению. За похищенную рыбу, — обратился он к темнолицым, — и за оборванную смородину, — повернулся он к белолицым, — вам нужно колотить не друг друга, а нас грешных!
— Ну и поколотим! — мрачно сказал один из белолицых.
— За озорство известно бьют, — отозвался один из темнолицых.
— Да мы не ради озорства, — сказал Петя, — а по необходимости.
— Это какая необходимость с чужих снастей рыбу снимать?
— Чужую смородину обирать?
— Да вот, пришлось. Прощения просим! — И Петя, прижав руки к груди, поклонился парламентерам.
Это явно понравилось представителям мальчишеских армий.
— Повинную голову меч не сечет! — сказал смуглолицый.
— Ладно, что было, то прошло. А это еще какую беду творите? — белолицый кивнул в сторону канала.
— Не беду, а радостное дело — хотим болота осушить. Чтобы на их месте образовались сенокосные луга!
— Побогатеть хотите? Побольше сена иметь да на наш хлебушек менять?
— Ловки! Будут косить луга задарма да ставить из нашего леса дома!
Петя не ожидал, что хорошее дело вызовет у деревенских ребят такое недоброжелательство.
Он как-то не придал значения тому, что Вильгельм ловко спекулирует сеном, выменивая на него в соседних колхозах лес и хлеб. Но для ребят это была жгучая проблема.
— Да нет, что вы, мы же не для брехаловского колхоза стараемся. Мы на этих лугах устроим свой пионерский колхоз. Хотите — и вас примем!
Это вырвалось у Пети как-то само собой.
— А что? Мы в долю войдем! — воскликнул смуглолицый. — Нам без сена зарез!
— Чего не войти, поработаем лето — на всю зиму сена запасем. Вот уважим отцов! — отозвался белолицый.
И, словно опасаясь, как бы Петя не передумал, они тут же бросились к своим армиям, крича на бегу:
— Ребята, брехаловские луга осушают! Нас в пай зовут! Вместе робить, вместе укос делить!
Не успели пионеры оглянуться, как были окружены толпой деревенских ребят. Забыв о драке, мальчишки враждующих деревень просили топоры и лопаты. Все хотели принять участие в выгодном деле. Глина так и летела в воду. В реке образовался мутный пенный след. Привлеченные им, под берегом ворочались крупные рыбы.
— Нам рыбы не жалко, вон ее в реке сколько! — говорили смуглолицые полевики пионерам. — Своих удочек нет — ловите нашими.
— Рвите ягоды, где хотите, хоть на пчельнике, хоть в лесу, — говорили белолицые лесовики.
В общем труде быстро образовалось товарищество. К обеду мальчишки успели сбегать в свои деревни и притащили разной снеди: квасную тюрю в глиняных горшках, хлебные корки, сдобренные луком и конопляным маслом, печеную картошку, пышки из пшеницы грубого помола. И щедро угощали пионеров.
Многие явились с лопатами и топорами.
Всем не терпелось поскорей «отворить воду».
После обеда сам собой возник задушевный разговор. Вот бы здорово так всегда: вместе работать, вместе за стол садиться. И жить бы всем вместе дружно и весело. Построить такой большущий домище. Вот здесь, на пчельнике. И поселиться в нем. И пусть это будет детский колхоз. Что может быть лучше на свете?!
И главное, сами себе хозяева.
Никакие взрослые не помыкают, не командуют. Не заставляют делать то, чего не хочется. Ты, например, желаешь пойти рыбачить, а мать заставляет малышей в люльке качать. Ты, допустим, желаешь коней в ночное вести, а дед тебя заставляет учиться у него лапти плести!
А главное, у взрослых много плохих привычек, которые ребята от них перенимают: иные пьют, другие курят. Когда будут ребята жить одни, откуда плохому-то завестись? Все хорошими будут.