— Неспроста, конечно, — ответила бабушка и задумалась, потом вдруг поднялась с колоды, достала из-за пазухи какую-то берестяную трубку и протянула Феде.
— Возьми, Федя, туесок заветный. Бери, бери. Открывай. Он воском запаян, чтобы сырость не вредила. Вынимай оттуда бумагу, она тебе все расскажет. В ней вся наша шагаевская тайна.
— Колдовство, которое из рода в род передается! — воскликнул Паша Кашин. — Я слыхал об этом.
— Да, да, — закивала бабушка Шагайка, — из рода в род. Но передать его можно не каждому. Вот Федя — человек светлый, грамотный, знает розмысл числ. Ему доверить можно.
Федя осторожно расковырял воск и вынул из туеска сверток старинной бумаги, пожелтевшей от времени. Развернул. И смущенно сказал:
— Не могу разобрать. Здесь письмена какие-то непонятные…
— Дай-ка мне, я скорей разберусь, — пришел ему на помощь Аким. — Здесь писано по-древнеславянскому. Дед учил меня этой грамоте.
Он решительно развернул свиток и, склонившись поближе к огню, прочел:
«Сопряжение воды ко благу
Розмысл Васьки Шагая, сына Ивашки, крепостного человека господ Куролеповых».
Мой пращур это, пра-пра-прадедушка, — объяснила бабушка, — от него наш род Шагаевых и пошел.
Аким развернул свиток и стал бойко читать дальше:
«Составлен сей розмысл в лето 1728 года в двух списках, для сына Ивана и сына Петра, с наказом хранить до тех внуков, кои к просвещению и понятию придут».
— Один список у внучки, перешел ей от отца… А второй — вот он, — пояснила бабушка Шагайка.
— Мда, так вот, — продолжал Аким, —
«кои к просвещению и понятию придут. Супостатов народных преодолеют. К покорению природы приступят, зная розмысл числ и законы естества. А мне, Василию, народом прокляту, бысть погиблым за чужое злодейство.
А гистория тому немалая.
В царство Петра позваны были дети дворянские в Санкт-Петербурх учиться наукам, для вящего блага отечества русского. С недорослем Володимером, сыном Куролеповым, быв послан и я, его детских игр содружник. Ленив зело к наукам тот барич, вино пил, табак курил, а все задачи числ и линий решал ему я, раб Василий. Когда барича за науки штрафили, меня на конюшне пороли сугубо.
Премного претерпев, возвернулись мы к домам отчим. Барич, наученный заморским замашкам, пить, курить, на чужом языке выражаться, я же раб его, науками обремененный. И тут велел мне барин забавить соседов моим затейством в машкерадах, шутейных огнях и карусельствах. Не видя в том блага, тянул я оного остолопа к сопряжению воды и ветра людям на пользу. Для чего составил прожект: преградить свободный ток реки, заключить оную в желоба, дабы, вращая жернова, хлеб молола, кудель мяла, шерсть валяла. Но сей тиран и злыдень прожект мой, на благо народу розмысленный, на беду употребил. Тую реку с пути отвел и пустил на зеленый луг, дабы досадить исконному врагу своему барину Лесоватову, владельцу оных угодий. И, словно по колдовству, сладчайший луг в смердящее болото обратился. Мне же, рабу глупому, велел язык урезать, дабы к молчанию приковать. А народ наш, темный еще, моих огненных потех пугался, ведовство мое вел от сил нечистых и чернокнижию моему и колдовству беду великую приписал. Так положили злодеи на голову мою грех свой тяжкий. Чую в спине своей осиновый кол, чую смерть страшну. Да приидет розмысл мой до потомства, да вспомянет оно Василия, сына Ивашки. Оставляю на сем мунскрипте полный прожект, как сие зло в добро обратить. Глядеть велю умно, смышлено, толково и не самонадейно. Не так, как барин Лесоватов. Для отворения воды с лугов повелел он простую канаву копать, того не ведая, что брег здесь ползуч, зыблист и яму ту и народ в ней в одночасье сомнет. И чую плачь и вред и сам стражду, ибо заперт в амбар, как умалишенный, и отвратить беды не иму. Да простятся мне дерзости мои, да возрадуются кости мои в могиле, когда розмысл сей исполнится. Аминь».
Затаив дыхание прослушали ребята страшную повесть прошлого. Бабушка Шагайка плакала.
— Вот оно, какое дело-то, — нарушил молчание Федя-сапер. — А вы думали это все просто, тяп, коп — и канал готов!
Никто ему не ответил. Ребята сидели красные, как вареные раки, и красней всех Петя.
Федя взял из рук Акима свиток.
— Здесь и чертеж есть, проекция намечена, где надо вести канал. Вот смотрите — по старому руслу, где теперь цепь озер.
— «Черная заповедь» и «Белая заповедь»? — заглянул в старинный чертеж Яша Волчков. — Я так и думал, иначе, как щука из одного озера в другое прошла?
— Да, вот она, эстафета предков к потомкам, долго шла, а все-таки дошла. Вот когда еще мудрый человек думал нас с вами от ошибок уберечь! Но мы этого не знали… и отцы наши не знали. То помещики мешали, то кулаки. Теперь нам ничто не помешает этой тайной овладеть, кроме собственной глупости!
Федя бережно спрятал рукопись обратно в берестяной туесок.
— Вы что думаете, — обратился он к пионерам, — когда мы комсомольцами были, на эти болота не заглядывались? Тоже интересовались. Залезем, бывало, вон на ту громадную ветлу и любуемся. Казалось нам все так наглядно: лежит перед нами болото, словно на блюде над рекой, стоит краешек отломить, и стечет вода в реку, а плодородная земля останется. Бери ее, владей, паши да сей. А коммунисты нам сказали: «Нет, ребята, тут дело непростое. Чтобы луга не заболачивались, во-первых, надо отвести речку Лесоватку. А чтобы плывун канал не затягивал, надо взять его в бетонную рубашку. Вот какая сложная, большая работа». Мы послушались и зря впереди умных не совались…
Слушал Петя и бросало его от стыда то в жар, то в холод.
Беречь дружбу трех поколений — это же первейшая пионерская заповедь! А он-то: «пионерский колхоз», «одни, без взрослых», «прокопать канал нам это нипочем». Ай-ай-ай! А ведь еще много лет тому назад умелец Василий наказывал потомкам: «Глядеть велю умно, смышлено, толково и не самонадейно». Не самонадейно! А я-то! А мы-то!
Наверное, подобные мысли обуревали не только его, но и всех пионеров. Так растерянно они выглядели. Так смущенно молчали.
Федя словно прочел их мысли:
— Ну, вот что, братцы, скажу по-чапаевски: на то, что было, наплевать и забыть. Слушайте меня внимательно. У нас в колхозах начинаются такие дела, каких еще не было. Партия шлет нам на помощь машины. Тракторы, сеялки, плуги, жнейки — могучую технику. Пришлет и машины для расчистки и осушения этих болот. Вот тогда мы с ними справимся, побогатырствуем. А сейчас, немедля, нам надо подготовиться к приходу техники на наши поля. В райкоме партии нам сказали, что есть возможность создать у нас МТС, то есть машинно-тракторную станцию. Это будет такая станция, где соберутся все машины для обработки полей. МТС будет колхозам пахать, сеять, косить, хлеб убирать, новые угодья распахивать, старые перелоги поднимать. Словом, и нам поможет лучше с землей управиться и государству больше продуктов создаст. Но для машин нужно крытое помещение.
— Это есть! — сказал скорый на соображение Ваня Бабенчиков. — Бывшие барские конюшни, которые Вильгельм нам предлагал!
— Правильно, — улыбнулся Федя. — Но этого мало, надо еще предоставить хорошее помещение для конторы МТС и для жилья инженерам, техникам, трактористам.
— Попросить Вильгельма выйти вон из бывшего барского дома, да и все! — сказал Паша Кашин.
— А что же, и попросим, дом этот для него слишком велик, а для помещения МТС в самый раз! Но и этого мало — главное, надо обеспечить машинам простор полей! Чтобы было, где могучей технике разгуляться… Деревушки наши маленькие, колхозы в них карликовые.
— Так собрать их вместе и сделать один! — воскликнула Нюра Савохина. — А то ведь что получается:
Широка наша деревня,
А в деревне два двора.
Пребольшущий в ней колхоз,
Убирает сена воз!
Все рассмеялись.
— Да, в том-то и дело — в Брехаловке дюжина дворов, в Нахаловке десяток, в Лесных Полянах тоже не больше. И в каждой деревне свой колхоз, правление, председатель, бухгалтер, счетовод. Начальства полно, а работать некому!
— Вместо коней бы их запрячь! — сказала бабушка Шагайка, и все рассмеялись.
Никто о детском колхозе больше и не вспоминал, так увлеклись ребята созданием настоящего колхоза, подкрепленного могучей техникой.
— Так вот, друзья, — сказал Федя, — давайте помогайте объединить все три деревни в одно хозяйство.
— Только мы не согласны, чтобы Вильгельм был председателем! — хором крикнули ребята.
— А кем же он должен быть, по-вашему?
— Сыроваром! — крикнула Нюра.
— Ладно, предложим ему такую должность от имени пионерского отряда!
Ребята захлопали в ладоши.
— Ну, так вот, товарищи, если желаете, завтра же начинайте действовать. Рисуйте плакаты, лозунги — и марш-марш в поход по деревням агитировать за объединенный колхоз!
— Да мы хоть сейчас! — заявил скорый Бабенчиков.
— Нет, сейчас мы проведем небольшой пикник, — сказал Федя. — Эй, гармонист, действуй!
Вася растянул мехи, нажал на лады, и гармонь запела:
Ты взойди, взойди,
Солнце красное.
Некоторое время спустя стали появляться «гости». По лесной дорожке приехала на велосипеде молодая учительница из Нахаловки. И, прислонив велосипед к старой печке, подхватила песню.
А вслед за ней появились еще две девушки, комсомолки из Лесных Полян. Они приплыли на лодке, которой правил старик Гуторин. Ребята его знали, он ведал колхозной пасекой в «Красном пахаре».
И вдруг — вот уж кого не ожидали! — на пчельнике появился Неходихин. И тоже не один — с ним три девушки из Брехаловки: Пашина сестра — Надежда, Ванина сестра — Вера и Яшина сестра — Любовь.
Они сделали вид, будто ничуть не удивились, встретив здесь своих пропавших братьев.