«Народ предстал перед своей судьбой», — говорится в романе, и это роман о выборе пути, произведение, в котором зримо в столкновениях и судьбах людей показано, что означало на деле самоопределение наций в процессе социалистической революции и в борьбе за ее идеалы.
«Чудесное мгновение» — историко-революционное произведение, где наряду с вымышленными событиями описаны и реальные исторические факты. Действие романа начинается в канун первой мировом войны и заканчивается в начале двадцатых годов. В основе повествования — хроника одного селения. И поначалу кажется, что главная задача, которую поставил себе автор, это только описание быта, характеров и судеб его жителей в дореволюционное время и, главным образом, в годы революционного перелома.
Несмотря на то что роман пронизан несколькими динамичными сюжетными линиями (борьба и скитания Астемира, история любви и женитьбы Эльдара и Сарымы, судьба князя-конокрада Жираслана и начинающая доминировать во второй части история дружбы и идейной вражды между Иналом Маремкановым и Казгиреем Матхановым), читатель воспринимает главы этой хроники как ряд спирально переходящих одна в другую увлекательных новелл.
Живостью своей роман обязан не только тому, что Кешоков превосходно знает историю и людей старой и новой кабардинской деревни. Пишу здесь не специфическое «аул» и не нейтральное «селение», а именно «деревня», следуя удачному, на мой взгляд, приему переводчика, который в некоторых случаях называет обитателей кабардинского аула «мужиками». Это не русификация образа, а приближение к его трудовому и социальному корню. Уж очень въелся в наше представление романтический образ лихого горца, добывающего пропитание разбойным набегом или сытого одним красноречием и вовсе не знающего, что такое трудовой пот, пролитый на просяном или кукурузном поле!
Так вот, не только авторскому знанию людей кабардинской деревни обязан роман своей живостью, но и повествовательному ключу, который автор избрал для рассказа об этих людях. Перед нами как бы летописец деревни, который любит земляков, но не прочь и посплетничать об их слабостях. Он превосходно знает и их далекую родословную и всю их подноготную, их достоинства и недостатки, их дела и их мечты. Пересыпая свою речь народными словечками, пословицами и поговорками, он ведет сказ о земляках то с любовной иронией, то с юмором, то — там, где речь идет о подлых людях, — в духе разоблачительной сатиры.
Как уже говорилось, «Чудесное мгновение» — первое прозаическое произведениепоэта Кешокова (если не считать рассказов, написанных им по-русски и печатавшихся в армейской газете во время Отечественной войны). И каждый, кто сопоставит этот роман с его стихотворениями и поэмами, увидит черты, роднящие их. Речь идет и о героях, и о манере их изображения. Здесь и лирико-философское раздумье, которое звучит в самом авторском повествовании или по-народному красочной, мудрой речи Астемира, деда Баляцо и других героев. Здесь и любовно иронический тон в изображении дорогих его сердцу людей. Здесь и тяготение к острым приключенческим сюжетам, которое характерно для некоторых из его поэм.
Но в прозе Кешокова еще сильнее, чем в его стихах, сказался тот процесс чудесного обогащения молодых литератур опытом мировой литературы, о котором говорилось выше. Думаю, что в отнюдь не подражательном и совершенно органическом стиле романа читатель может ощутить не только сплав народного сказа и сложного литературного повествования, но и традиции этого повествования, восходящие и к Лермонтову, и к Просперу Мериме, и к Щедрину, и к Шолохову, и к другим, столь же разнообразным истокам.
Все это пропущено через непосредственные жизненные наблюдения, все это получило национально-своеобразное и талантливое преломление, и все это подчинено сугубо современной идейно-художественной сущности романа.
Мне неоднократно доводилось бывать в кабардинских селениях, и в описании аула Шхальмивоко я узнаю селение Шалушка, где родился и вырос писатель, а в речке, на которой стоит этот аул, — ту самую мелководную Шалушку, которая, если верить одному из стихотворений Кешокова, однажды не могла донести свои воды до Терека, так как ее «выпили совсем бычки и пестрые телушки». Но мне доводилось видеть эту речушку и в пору дождей или таяния ледников, когда она превращается в бурный горный поток, сметающий все на своем пути, вот такой, с описания которого и начинается роман.
Этот разлив нужен здесь не для банальной символики. К тому же и до революции еще далеко. Он нужен писателю, чтобы показать людей аула в момент, когда ярко проявляются их положение в обществе и их характеры. И нужно очень хорошо знать быт и нравы своего народа, чтобы выбрать для своеобразного представления персонажей читателю именно этот момент. Азартное дело, которым они заняты — охота за всяким добром, принесенным потоком из ущелья, — ярко раскрывает и стяжательство богача Мусы и муллы Саида, вылавливающих добро руками своих подхалимов и батраков, и тоскливую беспомощность неудачливого охотника за богатством Нургали, и жадность знахарки Чачи, олицетворяющей деревенскую темноту, и униженность бедной вдовы Дисы, и душевную широту, здоровье и рабочую сноровку тех, на труде которых держится жизнь, — кузнеца Бота, батрака Эльдара, деда Баляцо с сыновьями.
Мелькнувшее в этом эпизоде упоминание о «Зольском возмущении» не только позволяет датировать начало действия романа, но, словно зарницей, по-особому освещает происходящее и во многом объясняет настроения людей. Попытка крестьян вернуть пастбища на реке Золке, присвоенные князьями-коннозаводчиками, была при помощи царских войск подавлена. Но огонь восстания остался в сердцах трудового крестьянства, в особенности бедняков, которых презрительно называли «чувячниками» («лапотниками»). Недаром Бекмурза Пачев, воспевший это восстание, закончил стихотворение «Золка» словами:
Князей не прогнали,
Но их концу мы положили начало.
Отзвуки этого события слышны и в злобных окриках старосты — держиморды Гумара, и в садистской жестокости «карающего меча империи» — пристава Аральпова, и в настороженности полковника Клишбиева.
Мы ощущаем эти отзвуки в поведении трудовых обитателей Шхальмивоко, которые, сознавая свою силу, вынуждены до поры до времени таить в себе протест, скрывать его под традиционными лукавыми прибаутками по поводу богатеев и под хитрыми намеками, пока этот протест не прорывается на сходе в речах Астемира Баташева и Эльдара.
Лишь по мере углубления в действие романа начинаешь осознавать и роль, описания разлива горной реки, и значительность того, что обострение конфликта между Астемиром Баташевым и сельскими заправилами начинается в тот день, когда у него родился сын. Начавшаяся борьба неосознанно для самого Астемира становится борьбой за будущее маленького Лю.
Теплота и психологическая проникновенность в рассказе о семье Баташевых, в особенности о маленьком Лю, объясняется тем, что роман во многом автобиографичен. Рассказывая о некоторых моментах биографии Алима Кешокова, я преднамеренно обошел те из них, которые имеют прямое отношение к роману, чтобы вернуться к ним при разговоре об этом произведении. А касаться их здесь мы имеем все основания, так как речь идет о фактах, рассказанных самим писателем в опубликованной им автобиографии.
Роман посвящен «отцу, первому председателю сельского ревкома». Отец Алима Пшемаховича Кешокова был безземельным крестьянином. Так как в юные годы он был определен в медресе и предполагалось, что будущему ученому мужу земля ни к чему, его надел был передан братьям. Но случилось так, что он и образования не закончил, и без земли остался. Тогда он нанялся объездчиком полей в соседний аул. Простой объездчик, знающий грамоту, был в редкость. Да что там — объездчик! Среди кабардинцев всего-то было полтора процента грамотных. В сочетании с бедностью знание грамоты позволяло объездчику видеть вещи несколько острее, чем его односельчанам. Но это-то и настораживало заправил аула против него.
В одной из автобиографических заметок Кешоков рассказывает: «Отец был недоволен несправедливостью и жестокостью тогдашней жизни и громко говорил об этом. Начальник округа в то время мог стереть с лица земли крамольника и всю его семью, или, как в ту пору выражались, «наглухо заколотить двери и окна дома». Отец отделался тем, что его отлучили от мечети.
В годы борьбы за Советскую власть отец решил, что настало время, когда нужно по-настоящему пустить оружие в ход за счастье народа. Он стал партизаном».
Вы начинаете узнавать в биографии и характере отца поэта черты объездчика Астемира Баташева из романа «Чудесное мгновение»? И вы не ошибетесь, в особенности если в другой автобиографии узнаете, что он — «один из первых энтузиастов просвещения в Кабарде после победы Октября» — переоборудовал под школу бывшую кулацкую конюшню и сам стал учить в ней детишек, в том числе и маленького Алима, лелея надежду, что из него действительно вырастет алим (что означает — «ученый»).
Да, в образе Астемира воплощены многие черты отца писателя, как в маленьком Лю — многое из биографии самого автора романа. Некоторые факты из автобиографии писателя воспринимаются как своеобразные схематические наброски будущих глав романа. Так, вспоминая о раннем детстве, Кешоков писал: «Отец уехал в Нальчик и вернулся не скоро, но снова привез нечто интересное: голубой шар на подставке. Отец всем говорил, что это не просто шар, а сама земля. Баляцо пришел к нам и, когда услышал про эту «землю», громко рассмеялся и сказал: «Хорошо, если это земля, я ее украду, а где вы тогда будете жить?» Я полностью был согласен с ним».
Вы, конечно, узнаете этот эпизод, ибо в более подробном и чуть измененном виде он вошел в роман. Вы надолго запомнили замечательного деда Баляцо, который перекочевал из жизни в роман, даже не изменив своего имени. И вы обратили внимание на то, какой глубокий смысл приобрел этот голубой глобус, атрибут просвещения, в романе и в развитии образа Астемира, с оружием в руках завоевавшего право и возможность звоном колокольчика созвать кабардинских детей на первый урок.