Когда всё затихло, Нильс осторожно вылез из-под груды щепок. Он огляделся по сторонам — Бронзового и след простыл, а на востоке из-за леса мачт вырывались красные лучи восходящего солнца.
Нильс с грустью посмотрел на кучу обломков — это было всё, что осталось от Деревянного.
«Да, не промахнись его величество, и моим бы косточкам тут лежать, — подумал Нильс. — Бедный Розенбум! Если бы не я, проскрипел бы ты, наверное, ещё годик-другой…»
Нильс бережно собрал разлетевшиеся во все стороны щепки и сложил их вместе ровной горкой.
Построив памятник своему погибшему товарищу, Нильс побежал к воротам.
«Не опоздать бы мне! — с беспокойством думал он, поглядывая на светлевшее небо. — Пока я разыщу ратушу, солнце, наверное, совсем взойдёт. А вдруг Мартин и в самом деле улетит без меня?»
Он выскочил за ворота и побежал по улицам, стараясь припомнить, где он плутал ночью. Но утренний свет всё изменил, всё выглядело теперь по-другому, и Нильс ничего не узнавал. Он свернул в какой-то переулок и вдруг, сам того не ожидая, выбежал прямо к ратуше.
Не успел он отдышаться, как перед ним уже стоял Мартин.
— Ну, сегодня ты молодец. Послушался меня, далеко не ходил, — похвалил его Мартин.
Нильс ничего не ответил. Он не хотел огорчать своего друга.
Когда стая пролетала над площадью, Нильс посмотрел вниз.
На высокой каменной тумбе стоял Бронзовый. Видно было, что он очень торопился и поспел на место в самую последнюю минуту. Камзол его был расстегнут, треуголка сбилась на затылок, а палка торчала под мышкой.
— Прощайте, ваше бронзовое величество! — крикнул Нильс.
Но Бронзовый ничего не ответил.
Может быть, он не слышал, а если и слышал, всё равно ничего не мог сказать.
Ночь прошла. Начинался новый день.
Глава десятаяПОДВОДНЫЙ ГОРОД
Стая Акки Кнебекайзе летела над прибрежной полосой, — там, где земля встречается с морем. Давно уже между землёй и морем шёл нескончаемый спор.
Вдали от берега у земли только и было забот, что о картофеле, об овсе и о репе. Про море она и не думала.
И вдруг узкий длинный залив, как ножом, разрезал землю. Земля отгородилась от него берёзой и ольхой и снова занялась своими обычными делами…
Но вот ещё один залив рассёк землю.
Земля и на этот раз окружила его деревьями, словно это был не морской залив, а обыкновенное пресное озеро.
А заливы бороздили уже весь берег. Они ширились, она вторгались в самую середину лесов и полей, дробили землю на мелкие кусочки.
Море хотело захватить землю.
Земля хотела оттеснить море.
Земля подбиралась к морю отлогими зелёными холмами.
Но море выбрасывало ей навстречу песок и складывало у берега сыпучие горы.
— Не пущу! — говорило море.
— Не сдамся! — говорила земля.
И она поднималась перед морем отвесной скалистой стеной.
Тогда море начинало яростно биться. Оно шумело и пенилось, оно кидалось на утёсы так, словно хотело растерзать на части всю землю. И в этой схватке никто никого не мог одолеть.
А земля пускалась на хитрость. Она высылала навстречу морю множество островов — шхер. Завидев первый островок, море накидывалось на него, опустошало, обрывало с него всю зелень — до последней травинки, превращало его в голый камень.
Расправившись с одним островком, море бросалось на другой, на третий, на четвёртый. Но чем ближе к берегу, тем больше становилось островков. И когда море подходило к самой земле, у него уже не было прежней ярости, оно становилось тише, спокойнее. Оно уже не опустошало землю и мирно плескалось у зелёных островов.
Здесь, на этих поросших травой шхерах, стая Акки Кнебекайзе в последний раз отдыхала перед самым большим перелётом.
Дорога всех птичьих стай шла дальше над открытым морем.
Нильс сидел на своём белокрылом коне и вертел головой во все стороны. В воздухе было шумно, как на большой проезди дороге в ярмарочный день.
Никогда в жизни не видел Нильс столько птиц сразу.
Тут были чёрно-белые казарки и пёстрокрылые утки, и крохали, и кулики, и кайры, и гагары. Они кричали, гоготали, чирикали, щебетали, свистели на все голоса. Они перекликались, переговаривались, старые знакомые приветствовали друг друга, а новички засыпали всех вопросами:
— Скоро ли мы прилетим?
— Уж не сбились ли мы с пути?
— Сколько же можно лететь без отдыха?
Но вожаки уверенно вели свои стаи всё дальше и дальше в море.
Берег и шхеры остались уже далеко позади.
Нильс взглянул вниз и — удивительное дело! — ему показалось, что под ними ничего не было, — ни земли, ни моря. Какая-то прозрачная пустота расстилалась под ними, и в этой пустоте тоже летели птичьи стаи, тоже проносились, обгоняя друг друга, лёгкие облака.
Неужели они летят так высоко, что, кроме неба, ничего уже нет?
Нильс посмотрел вверх, потом опять вниз и увидел, что там внизу, птицы летят как-то странно, запрокинувшись на спинки.
Да ведь там внизу море! Спокойное, гладкое, как огромное зеркало, прозрачное море.
И небо — со всеми облаками, с перелётными стаями — отражается в нём так ясно, что самое море кажется небом.
День для перелёта над морем был как нельзя лучше. Лёгкий ветер разгонял облака, словно расчищая птицам дорогу.
Только на западе нависла какая-то тёмная туча и края её почти касались самой воды.
Акка Кнебекайзе давно уже поглядывала на эту тучу, — туча ей не нравилась.
И недаром! Ветер уже не помогал птицам. Он набрасывался на них и резкими толчками норовил разметать во все стороны их ровный строй.
Начиналась буря. Небо почернело. Волны с рёвом наскакивали друг на друга. Над гребнями волн носились тёмные тучи.
— Лететь назад, к берегу! — крикнула Акка Кнебекайзе.
Она знала, что такую бурю лучше переждать на суше.
Трижды пытались гуси повернуть к берегу, и трижды напористый ветер поворачивал их назад, к морю.
Тогда Акка решила спуститься на воду. Она боялась, что ветер занесёт их в такую даль, откуда даже ей не найти дороги в Лапландию. А волны были не так страшны, как ветер.
Крепко прижав крылья к бокам, чтобы вода не пробралась под перья, гуси качались на волнах, точно поплавки.
Им было вовсе не так уж плохо. Только Нильс продрог и промок до нитки. Холодные волны тяжело перекатывались через него, словно хотели оторвать от Мартина. Но Нильс крепко, обеими руками, вцепился в Мартинову шею. Ему было и страшно и весело, когда они скатывались с крутых волн, а потом разом взлетали на пенистый гребень. Вверх — вниз! Вверх — вниз! Вверх — вниз!
Сухопутные птицы, проносившиеся над ними, с завистью смотрели, как легко пляшут гуси на волнах.
— Счастливые! — кричали они. — Волны спасут вас!.. Ах, если бы и мы умели плавать!
Но всё-таки волны были ненадёжным убежищем. От долгой качки на волнах гусей стало клонить ко сну. То один гусь, то другой засовывал клюв под крыло.
Правда, мудрая Акка никому не давала спать.
— Проснитесь! — кричала она. — Проснитесь! Кто заснет, отобьётся от стаи; кто отобьётся от стаи, — погибнет.
Услышав голос Акки, гуси встряхивались, но через минуту сон снова одолевал их.
Скоро даже сама Акка Кнебекайзе не в силах была побороть дремоту. Всё реже и реже раздавался над водой её голос.
И вдруг из волны совсем рядом с Аккой высунулись какие-то зубастые морды.
— Дельфины! Дельфины! Дельфины! — пронзительно закричала Акка и взлетела, шумно хлопая крыльями.
Сонные гуси, разбуженные её криком, нехотя поднялись над водой, а того, кто заснул слишком крепко, Акка будила ударом клюва. Медлить было нельзя, — дельфины подступали нее ближе и ближе. Ещё минута проволочки, и многие гуси сложили бы здесь свои головы.
И вот снова стая в воздухе, снова гуси борются с ветром.
Ветру и самому пора бы отдохнуть, но он не давал покоя ни себе, ни другим. Он подхватил гусей, закружил и понёс в открытое море.
Объятые страхом перед наступающей ночью, гуси летели сами не зная куда. Тьма быстро сгущалась. Гуси едва видели друг друга, едва слышали слабый крик, которым сзывала их старая Акка.
Нильсу казалось, что волны не могут грохотать громче, что тьма вокруг не может быть чернее. И всё-таки в какую-то минуту шум и свист снизу стал ещё сильнее, а из тьмы выступило что-то ещё чернее, чем небо.
Это была скала, словно вынырнувшая со дна моря. Волны так и кипели у её подножия, со скрежетом перекатывая каменные глыбы.
Нильс затаил дыхание. Вот сейчас они разобьются! Неужели Акка не видит опасности?
Но Акка видела больше, чем все другие. Она разглядела в скале пещеру и под её каменные своды привела гусей.
Не выбирая места, гуси повалились на землю и тотчас заснули мёртвым сном. И Нильс заснул — прямо на шее у Мартина, не успев даже залезть к нему под крыло.
Нильс проснулся оттого, что лунный свет бил ему в глаза. Луна, словно нарочно, становилась у входа в пещеру, чтобы разбудить Нильса. Конечно, можно было забраться под крыло Мартина и ещё поспать, но для этого нужно было разбудить верного друга. Нильс пожалел Мартина — очень уж тот уютно прикорнул между двумя камнями. Должно быть совсем измучился после бури.
Тихонько вздохнув, Нильс вышел из пещеры.
Чуть только он обогнул выступ скалы, как перед ним открылось море. Оно лежало такое мирное и спокойное, точно бури никогда не бывало.
Чтобы как-нибудь скоротать время до утра, Нильс придумал себе интересное занятие. Он набрал на берегу полную пригоршню плоских камешков и стал бросать их в море. Да не просто бросать, а так, чтобы они мячиком прыгали по лунной дорожке.
— Три… пять… семь… десять, — считал Нильс каждый удар камешка о воду. — Хорошо бы до самой луны добросить! Только вот камня подходящего нет. Нужен совсем-совсем плоский.