Нет, нет, надо поскорее найти гнома! Надо просить его, умолять! Никогда, никогда больше Нильс никого не обидит! Он станет самым послушным, самым примерным мальчиком…
Нильс сунул ноги в башмачки и проскользнул в дверь. Хорошо, что она была приоткрыта. Разве смог бы он дотянуться до щеколды и отодвинуть её!
У крыльца, на старой дубовой доске, переброшенной с одного края лужи на другой, прыгал воробей. Чуть только воробей увидел Нильса, он запрыгал ещё быстрее и зачирикал во всё своё воробьиное горло. И — удивительное дело! — Нильс его прекрасно понимал.
— Посмотрите-ка на Нильса! — кричал воробей. — Посмотрите-ка на Нильса!
— Кукареку! — весело заорал петух.
А куры захлопали крыльями и наперебой закудахтали:
— Так ему и надо! Так ему и надо!
Гуси обступили Нильса со всех сторон и, вытягивая шеи, шипели ему в ухо:
— Хорош-ш! Ну уж хорош! Что, боиш-шься теперь? Боиш-шься?
И они клевали его, щипали, долбили клювами, дёргали за руки и за ноги.
Бедному Нильсу пришлось бы совсем плохо, если бы в это время на дворе не появился кот. Заметив кота, куры, гуси и утки сейчас же бросились врассыпную и принялись рыться в земле с таким видом, будто их ничего на свете не интересует, кроме червяков и прошлогодних зёрен.
А Нильс обрадовался коту, как родному.
— Милый котик, — сказал он, — ты знаешь все закоулки, все дыры, все норки на нашем дворе. Будь добр, скажи, — где мне найти гнома? Он ведь не мог далеко уйти.
Кот ответил не сразу. Он уселся, обвил хвостом передние лапы и посмотрел на мальчика. Это был огромный чёрный кот, с большим белым пятном на груди. Его гладкая шёрстка так и блестела на солнце. Вид у кота был вполне добродушный. Он даже втянул свои копи в мягкие подушечки лап и зажмурил желтоватые глаза с узенькой-преузенькой полоской посредине.
— М-р-р, м-р-р! Я, конечно, знаю, где найти гнома, — заговорил кот ласковым голосом. — Но ещё не известно, скажу я тебе или нет…
— Котик, котик, золотой ротик, ты должен мне помочь! Разве ты не видишь, что гном меня заколдовал?
Кот чуть-чуть приоткрыл глаза. В них вспыхнул зелёный злой огонёк, но мурлыкал кот по-прежнему ласково.
— Это за что же я должен тебе помогать? — сказал он. — Может быть, за то, что ты сунул мне в ухо осу? Или за то, что ты подпалил мне шерсть? Или за то, что ты каждый день дёргал меня за хвост? А?
— Ну, ты не очень-то! — закричал Нильс. — Я и сейчас могу дёрнуть тебя за хвост.
И, забыв о том, что кот в десять раз больше его самого, Нильс шагнул вперёд.
Что тут сталось с котом! Глаза у него засверкали, спина выгнулась, шерсть стала дыбом, из мягких пушистых лап вылезли острые когти. Нильсу даже показалось, что это какой-то невиданный дикий зверь выскочил из лесной чащи. И всё-таки Нильс не отступил. Он сделал еще шаг… Тогда кот одним прыжком опрокинул Нильса и стал над ним, прижав его к земле передними лапами.
— Помогите, помогите! — закричал Иильс изо всех сил.
Но голосок у него был слабенький. Да и некому было его выручать.
Нильс понял, что ему пришёл конец, и в ужасе закрыл глаза.
Вдруг кот втянул когти, выпустил Нильса из лап и сказал:
— Ладно, на первый раз хватит. Если бы твоя мать не была такой доброй хозяйкой и не поила меня утром и вечером молоком, тебе пришлось бы худо. Ради неё я оставляю тебя в живых.
С этими словами кот повернулся и будто ни в чём не бывало пошёл прочь, тихонько мурлыкая, как полагается доброму домашнему коту.
Нильс встал, стряхнул с кожаных штанов грязь и поплёлся в конец двора. Там он вскарабкался на выступ каменной ограды, уселся, свесив крошечные ноги в крошечных башмачках, и задумался.
Что же будет дальше?! Скоро вернутся отец и мать. Как они удивятся, увидев своего сына! Мать, конечно, заплачет, а отец, может, скажет: так Нильсу и надо! Потом придут соседи со всей Вестменхёгской округи. Все примутся его рассматривать и ахать… А вдруг его кто-нибудь украдёт, чтобы показывать зевакам на ярмарке? Вот-то посмеются над ним мальчишки!.. Ах, какой он несчастный! На всём белом свете, наверное, нет человека несчастнее, чем он!
Бедный домик его родителей, прижатый к земле покатой крышей, никогда не казался ему таким большим и красивым, а их тесный дворик — таким просторным.
Где-то над головой Нильса зашумели крылья. Это с юга на север летели дикие гуси. Они летели высоко в небе, вытянувшись правильным треугольником, но, увидев своих родичей — домашних гусей, — спустились ниже и закричали:
— Летите с нами! Летите с нами! Мы летим на север, в Лапландию! В Лапландию!
Домашние гуси заволновались, загоготали, захлопали крыльями, как будто пробовали, могут ли они взлететь. Но старая гусыня — она приходилась бабушкой доброй половине гусей — бегала вокруг них и кричала:
— С ума сош-шли! С ума сош-шли! Не делайте глупостей! Вы же не какие-нибудь бродяги, вы почтенные домашние гуси!
И, задрав голову, она закричала в небо:
— Нам и тут хорошо! Нам и тут хорошо!
Дикие гуси спустились ещё ниже, словно высматривая что-то во дворе, и вдруг — все разом — взмыли в небо.
— Га-га-га! Га-га-га! — кричали они. — Да ведь это не гуси! Это мокрые курицы! Оставайтесь в вашем курятнике!
От злости и обиды у домашних гусей даже глаза сделались красными. Такого оскорбления они ещё никогда не слышали.
Только белый молодой гусь, задрав голову кверху, стремительно побежал по лужам.
— Подождите меня! Подождите меня! — кричал он диким гусям. — Я лечу с вами! С вами!
«Да ведь это Мартин, лучший мамин гусь, — подумал Нильс. — Чего доброго, он и в самом деле улетит!»
— Стой, стой, — закричал Нильс и бросился за Мартином.
Нильс едва догнал его. Он подпрыгнул и, обхватив руками длинную гусиную шею, повис на ней всем телом. Но гусь даже не почувствовал этого, точно Нильса и не было. Он сильно взмахнул крыльями — раз, другой — и, сам того не ожидая, поднялся над землёй.
Прежде чем Нильс понял, что случилось, они уже были высоко в небе.
Глава втораяВЕРХОМ НА ГУСЕ
Нильс сидел на спине у Мартина и не смел шевельнуться. Он никогда не думал, что гусь такой скользкий. Нильс прямо прилип к шее Мартина. Обеими руками он вцепился в гусиные перья и, чтобы лучше удержаться, весь съёжился, вобрал голову в плечи и даже зажмурил глаза.
А вокруг него выл и гудел ветер, — словно хотел оторвать Нильса от Мартина и сбросить вниз.
— Сейчас упаду, вот сейчас упаду! — шептал Нильс.
Но прошло десять минут, двадцать, а он не падал. Наконец он расхрабрился и чуть-чуть приоткрыл глаза.
Справа и слева мелькали серые крылья диких гусей, над самой головой Нильса, чуть не задевая его, проплывали облака, а далеко-далеко внизу темнела земля.
Она была совсем не похожа на землю. Казалось, что кто-то разостлал под ними огромный клетчатый платок. Одни клетки были чёрные, другие желтовато-серые, третьи светло-зелёные.
Нильс не сразу понял, что всё это — поля. Чёрные клетки — только что вспаханные поля, зелёные клетки — это осенние всходы, перезимовавшие под снегом, а желтовато-серые квадратики — прошлогодние жнивья, до них ещё не успел добраться крестьянский плуг.
Вот клетки по краям тёмные, а в середине — зелёные. Это сады, — деревья ещё совсем голые, но лужайки покрылись первой травой.
А то попадались коричневые клетки с жёлтой каймой — это был лес: он стоял тёмный, неодетый, а молодые буки на опушке желтели старыми сухими листьями.
Сначала Нильсу было даже весело разглядывать это лоскутное одеяло из разноцветных клеток. Но чем дальше летели гуси, тем тревожнее становилось у него на душе.
«Чего доброго, они и в самом деле занесут меня в Лапландию!» — подумал он.
— Мартин, Мартин! — крикнул он гусю. — Поворачивай домой! Хватит, налетались!
Но Мартин ничего не ответил.
Тогда Нильс изо всей силы пришпорил его своими деревянными башмачками.
Мартин чуть-чуть повернул голову и прошипел:
— Слуш-ш-ай, ты! Не ш-шуми! Сиди смирно, а не то сброшу тебя…
Пришлось сидеть смирно.
Весь день белый гусь Мартин летел вровень со всей стаей, будто он никогда и не был домашним гусем, будто он всю жизнь только и делал, что летал.
«И откуда у него такая прыть взялась?» — удивлялся Нильс.
Но к вечеру Мартин всё-таки стал сдавать. Теперь-то всякий бы увидел, что летает он без году один день: то вдруг отстанет, то вырвется вперёд, то будто провалится в яму, то словно подскочит вверх.
И дикие гуси увидели это.
— Акка Кнебекайзе! Акка Кнебекайзе! — закричали они.
— Что вам от меня нужно? — спросила гусыня, летевшая впереди всех.
— Белый отстаёт!
— Он должен знать, что летать быстро легче, чем летать медленно! — крикнула гусыня, даже не обернувшись.
Мартин пытался сильнее и чаще взмахивать крыльями, но усталые крылья отяжелели и тянули его вниз.
— Акка! Акка Кнебекайзе!
— Что вам нужно? — отозвалась старая гусыня.
— Белый теряет высоту!
— Он должен знать, что летать высоко легче, чем летать низко! — ответила Акка.
Бедный Мартин напряг последние силы. Но крылья у него ослабели так, что совсем не держали его в воздухе.
— Акка Кнебекайзе! Белый падает!
— Кто не может летать, как мы, пусть сидит дома! Скажите это белому! — крикнула Акка, не замедляя полёта.
— И верно, лучше бы нам сидеть дома, — прошептал Нильс и покрепче уцепился за шею Мартина.
Мартин, как подстреленный, падал вниз.
Счастье ещё, что по пути им подвернулась какая-то тощая ветла. Мартин зацепился за верхушку дерева и повис среди веток. Так они и висели на ветке. Крылья у Мартина обмякли, шея болталась, как тряпка. Он громко дышал, широко разевая клюв, точно хотел захватить побольше воздуха.
Нильсу стало жалко Мартина. Он даже попробовал его утешить.
— Милый Мартин, — сказал Нильс ласково, — не печалься, что они тебя бросили. Ну посуди сам, — куда тебе с ними тягаться! Давай лучше вернёмся домой!