Каждый год, в феврале, он бродил по ярмарке и покупал в лавках всякие безделицы. А ведь ярмарка эта могла бы уже в трёхсотый раз отпраздновать свой день рождения. И Удачнику, пока он переворачивал страницу, казалось, что он сам поёт и пляшет вместе с весёлой толпой в старинных одеждах на самой первой ярмарке, которая шумела здесь ровно триста лет тому назад.
Только бой башенных часов заставил его вспомнить, что ему пора собираться на экзамен.
Удачник вскочил, бросился в чуланчик, где висел его самый лучший костюм, потом в прихожую — там стояли его новые ботинки, снова вбежал в комнату за своей студенческой шапкой… и вдруг остановился на пороге, как вкопанный.
Пока он суетился и бегал взад-вперёд, ветер распахнул окно, перепутал, перемешал все листки рукописи и понёс их над крышей.
Забыв про свой парадный костюм, Удачник бросился догонять ветер. Хорошо ещё, что его комната была на самом чердаке! Он перемахнул через подоконник и был уже на крыше.
А ветер словно смеялся над бедным Удачником, — то подбросит листки, то закружит, а то вдруг дунет — да так, что белая бумажная стая разлетится во все стороны.
Удачник прямо из сил выбился, а поймал только два или три обрывка.
Чуть не плача, вернулся он в свою комнату.
И вдруг прямо против его окна на крышу уселся вóрон — огромный черный, глаза злые, хитрые. Сел и закаркал.
У неудачливого Удачника совсем упало сердце.
Ведь вóрон каркает не к добру. Одна беда уже свалилась на него. А за первой и вторая нагрянет. Так и случилось.
Он чуть не опоздал на экзамен. На все вопросы отвечал невпопад, и кончилось дело тем, что он получил двойку.
Медленно брёл несчастный Удачник домой.
А Неудачник уже поджидал его у ворот.
— Ты ещё не прочёл? — спросил он с тревогой.
— Мне не до тебя было, я готовился к экзамену. Не все ведь такие бездельники, как ты, — сказал Удачник.
Он нарочно говорил так грубо, чтобы поскорее избавиться от товарища. Как он скажет ему, что случилась такая беда, какой даже этот Неудачник никогда не знал?
А Неудачник подумал:
«Наверное, моё сочинение никуда не годится, вот он со мной и не хочет разговаривать. Нет, ни в чём, видно, нет мне удачи!»
На другой день, чуть только злосчастный Удачник вышел из дому, ему повстречался Неудачник.
— Ты что подстерегаешь меня? — сердито сказал Удачник. — Когда прочитаю, сам к тебе приду, а ходить за мной следом нечего.
— Нет, нет, я не тороплю тебя. Я только вот что хотел сказать робко проговорил Неудачник: — если ты увидишь, что моё сочинение никуда не годится, ты можешь выбросить его или сжечь.
Удачник ничего не ответил и прошел мимо.
А Неудачник теперь не сомневался, что вся его работа была пустой потерей времени.
«И говорить-то о ней — только время терять!» — со стыдом подумал Неудачник.
На третий день Удачник совсем не выходил из дому.
Слова, сказанные Неудачником, не переставали звучать у него в ушах:
«Если ты увидишь, что моё сочинение никуда не годится, ты можешь выбросить его или сжечь…» А если сказать, что я так и сделал?.. Никто ничего не узнает… И сам Неудачник не узнает…»
Весь день он ходил из угла в угол по своей комнате, и каждый раз, когда поднимал голову, он видел вóрона, который неподвижно сидел против его окна.
— Ах, какой я несчастный, какой несчастный! — громко воскликнул Удачник. — Мухе и той живётся лучше, чем мне! Вот если бы стать мухой! Или кузнечиком… Кем угодно, — только бы избавиться от беды.
— Кар-р-р! Кар-р-р! — закричал вдруг вóрон и, тяжело взмахивая крыльями, полетел прочь.
Прошёл ещё один день, а несчастный Удачник не мог ни на что решиться.
«Нет, лучше всего сказать правду, — думал он. — Но ведь этот Неудачник не поверит мне. Он непременно решит, что я только из жалости хвалю его сочинение. А что на самом деле — оно никуда не годится, и я сжёг его. И что историю про ветер я просто выдумал… А если он даже поверит, — так будет ещё хуже. Ведь его труд, который мог бы его прославить, погиб навсегда. Так, может быть лучше ему думать, что его сочинение только того и стоило, чтобы его сожгли? Но как же я скажу это?.. Ах, что же мне делать? Что делать?» — думал в отчаянии Удачник.
И мысли его бежали по тому же самому кругу. Обмануть — нельзя. Сказать правду — невозможно. Не поверит ему товарищ — плохо. Поверит — ещё того хуже.
Он метался по комнате, как зверь в клетке, то садился, то вскакивал, то снова садился и неподвижными глазами глядел в окно.
Под вечер он услышал скрипучее карканье.
— Опять этот вóрон! — с тоской сказал Удачник. — Ну что ему от меня надо! Какую ещё беду он мне накаркает!
А вóрон взлетел на самый подоконник, и со спины его — прямо на стол — соскочил маленький, точно игрушечный, человечек.
Удачник так удивился, что на минуту забыл о всех своих неудачах.
— Эй! Кто ты такой? Может, ты гном? Но ведь гномы бывают только в сказках!
— Если бы только в сказках! — сказал Нильс вздыхая. — Я ведь был совсем настоящим человеком, — вот таким, как ты, только мальчиком. А настоящий гном взял и заколдовал меня. С тех пор я так и живу — не человек, не зверь, — непонятно что.
— Да где же ты живёшь? — спросил Удачник.
— А я с птицами живу. Меня гусиная стая к себе взяла.
— Какой ты счастливый, — воскликнул Удачник. — Ах, если бы я мог стать таким, как ты! Если бы и меня унесли отсюда перелётные птицы!
Тут вóрон, который до сих пор молчал, подтолкнул Нильса крылом и радостно каркнул:
— Говор-р-ри! Говор-р-ри! Скор-р-рей говор-р-ри!
«Вот оно что! Вот зачем Фумле-Друмле принёс меня сюда! — подумал Нильс. — Неужели я сейчас снова стану человеком!..»
Он открыл рот и, замирая от волнения, начал:
— Стань передо мной,
Как мышь перед горой…
И вдруг замолчал. Как будто забыл все колдовские слова.
— Говор-р-ри! Говор-р-ри дальше! — закаркал Фумле-Друмле.
Но Нильс только отмахнулся от него.
А Удачник, который ни о чём не подозревал, наклонился над Нильсом и сказал:
— Ну говори же, говори дальше! Я никогда не слышал таких стишков!
— И хорошо, что не слышал, — сказал Нильс.
— Дур-р-рак! Дур-р-рак! — закаркал Фумле-Друмле.
— Помолчи! — прикрикнул на вóрона Нильс.
Потом снова повернулся к Удачнику и спросил:
— А ты почему хочешь стать таким, как я?
— Потому, что я самый несчастный человек на свете! — воскликнул Удачник. — Ты только послушай, что со мной случилось.
И он рассказал Нильсу, ничего не утаивая, о своей беде.
— Да, тут рад будешь на край света улететь, — согласился Нильс. — Но ведь Неудачнику-то от этого не станет легче!.. Послушай, я, кажется, смогу помочь твоей беде.
Он подбежал к вóрону и стал что-то шептать ему на ухо.
— Дур-р-рак! Дур-р-рак! — каркал в ответ ему вóрон.
А Нильс всё уговаривал и уговаривал вóрона. Потом забрался к нему на спину, и они улетели — вóрон и маленький человечек.
— Что это? — пробормотал Удачник, тряхнув головой. — Наверное, я спал и мне приснился сон?
Пока он раздумывал над этим, кто-то бросил в его окно несколько листков пропавшей рукописи.
И перед Удачником мелькнули чёрные вороньи крылья.
Весь вечер, до поздней ночи, собирали Нильс и Фумле-Друмле развеянные ветром листы и листок за листком приносили Удачнику. Они подбирали их на крышах и чердаках, на ветках деревьев и на дорожках сада, среди мусорной свалки и на колокольне собора. Куда только не заглядывали вóрон и мальчик!
Одну страничку Нильс вытащил из собачьей будки. А Фумле-Друмле вырвал исписанный листок прямо из рук торговца, когда тот свёртывал из него кулёк для орехов.
А счастливый Удачник расправлял, разглаживал каждую страницу и складывал их по порядку.
— Вот и все на месте! — сказал он наконец. — Спасибо тебе, маленький человечек! И тебе спасибо, вóрон! Я думал, что ты мне беду накаркаешь, а ты мне вот какое счастье принёс!
Он схватил рукопись и, несмотря на поздний час, побежал к Неудачнику. Пусть и счастливый Неудачник порадуется своей удаче!
Фумле-Друмле и Нильс остались одни на крыше.
— Ну что ж, надо восвояси возвращаться, — сказал вóрон Нильсу. — Прозевал своё счастье, на себя и пеняй.
— Да ты не сердись, Фумле-Друмле, — сказал Нильс. — Очень уж мне стало жалко и Удачника и Неудачника.
Глава семнадцатаяДОМА.
И вот, наконец, Нильс увидел родную деревню.
— Гляди, гляди, — крикнул он Мартину, — вон улица наша! Вон наш дом! Попросим Акку спуститься.
Но Акку не надо было просить. Она ведь была умная гусыня и сама понимала, как хочется Нильсу увидеть родной дом.
Она высмотрела за деревней заглохший пруд и приказала стае спускаться.
Нильсу не терпелось сейчас же побежать домой. Но он боялся встретиться с кем-нибудь на улице и решил подождать до вечера.
Когда совсем уже стемнело, он отправился в деревню. Мартин со своим семейством тоже пошёл за ним. Он хотел показать жене и детям птичник, в котором провёл свою молодость.
— Мы только взглянем разок и вернёмся, — сказал Нильс старой гусыне.
К счастью, они никого не встретили, пока шли через деревню.
Вот и знакомый двор. Они осторожно прошмыгнули через калитку.
Во дворе было тихо. Все куры и гуси давно уже спали. Только из дома доносились неясные голоса. Дверь в дом была приоткрыта, и оттуда узкой полосой пробивался свет.
Нильс заглянул в щёлку.
В комнате всё по-прежнему: у окна — стол, около печки — сундук и даже сачок на своём старом месте, между окном и шкафом.
Мать и отец сидели за столом около лампы. Мать что-то вязала, а отец штопал рыбачью сеть. Под столом, свернувшись калачиком, лежал кот и тихонько мурлыкал.
— Где-то сейчас наш сыночек? — говорила мать, тяжело вздыхая. — Верно, голодает да холодает, скитаясь по дорогам… А может, больной лежит. Долго ли ребёнку заболеть!..