Отец ничего не сказал. Он только нахмурился и ещё ниже склонился над сетью.
— А может, его и на свете уже нет, — снова заговорила мать и украдкой вытерла глаза концом своего вязанья.
«Да я жив! Я здесь!» — чуть было не крикнул Нильс и сам отёр рукавом слёзы.
— Ну, уж ты наговоришь! — сердито сказал отец. — Подожди, вернётся наш сыночек! Мы ещё с ним порыбачим!
Но мать только всхлипнула в ответ.
— Уж какое там вернется! Если и жив, всё равно домой не придёт… — говорила она сквозь слезы. — Сколько раз тебе твердила, — не наказывай ты его. Ведь мал он да глуп — что с него спросишь? А ты чуть что — сразу за ремень. Вот он и убежал.
— Ну да, а сама ты его мало бранила, что ли?
— Да я так уж, любя…
— А я что, не любя? Только вот чего я в толк не возьму — неужели он Мартина с собой увёл? Собаку бы ещё, это я понимаю. Собака — друг человека. А тут гусь какой-то! Гусь человеку не товарищ.
— Как это не товарищ? Еще какой товарищ! — крикнул Нильс и скорей захлопнул ладонью рот.
— Кто это там пищит? — сказала мать оглядываясь. — Мыши, что ли? Прямо беда с ними, всё зерно в подполье перепортят. Эй ты, котище! Довольно тебе нежиться, ступай на охоту!
Кот зевнул, потянулся и лениво пошел к двери.
Он повёл носом вправо, повёл влево. Нет! Мышиным духом не пахнет.
А Нильс тем временем ни жив ни мёртв стоял за кадкой с водой. Он боялся шевельнуться, боялся дохнуть.
Что, если кот и вправду примет его за мышь?
И Нильс сразу представил себе, как кот бросается на него, хватает и тащит в зубах к матери.
У него даже пот на лбу выступил от страха и стыда.
Но кот, не обнаружив ничего подозрительного, угрожающе мяукнул в темноту и вернулся на своё место.
Нильс подождал с минутку, потом тихонько выбрался из своего убежища и медленно побрёл по двору.
Около птичника стояло старое корыто, из которого мать всегда кормила кур и гусей. Гусята обступили корыто со всех сторон и жадно подбирали оставшиеся на дне зёрнышки.
— Это зерно ячменное, — объяснял Мартин своим детям. — Такое зерно домашние гуси клюют каждый день.
— Очень вкусное зерно, — сказал Юкси. — Давайте останемся и будем домашними гусями!
Тут к ним подошёл Нильс.
— Что ж, Мартин, мне пора идти, — грустно сказал он. — А ты, если хочешь, оставайся.
— Нет, — сказал Мартин, — я тебя не брошу. С тобой я бы остался, а так — это не дело… Ну, полетели! — скомандовал он гусятам.
Не хочу никуда лететь, — запищал Юкси. — Хочу здесь жить! Надоело мне всё летать да летать.
— Раз отец велит тебе лететь, — значит, надо лететь, — строго сказал Нильс.
— Да, тебе легко рассуждать, — опять запищал Юкси. — Сидишь себе на папиной шее и пальцем не шевельнёшь. Попробовал бы сам полетать! Ах, если бы я сделался таким же маленьким, как ты! Меня бы тогда тоже все на спине носили. Вот было бы хорошо!
— Глупый! — сказал Нильс. — Неужели же ты, Юкси, и вправду хочешь быть маленьким?
— А что же тут такого? — ответил Юкси. — О маленьких все заботятся, маленьких ничего не заставляют делать… — Гусёнок упрямо топнул лапой и запищал изо всех сил: — Хочу быть маленьким! Хочу быть маленьким! Хочу быть таким, как Нильс!
— Вот наказание с этим Юкси! — сказал Мартин. — Недаром говорят — в семье не без урода. Проучить бы его, оставить бы навсегда маленьким!..
— Ну и что ж, я бы не заплакал, — хорохорился Юкси.
«Ах, ты вот какой! — подумал Нильс. — Тогда тебя и жалеть нечего!»
И Нильс медленно и громко заговорил:
— Стань передо мной,
Как мышь перед горой,
Как снежинка перед тучей,
Как ступенька перед кручей,
Как звезда перед луной.
Бурум-шурум,
Шалты-балты.
Кто ты? Кто я?
Был — я, стал — ты.
И что же! Едва Нильс проговорил последнее слово, Юкси будто сжался в комочек. Он стал не больше воробья. Таким он был, когда только-только вылупился из яйца!
Юкси с удивлением озирался кругом. Он не понимал, что это с ним случилось.
А Мартин с Мартой загоготали, захлопали крыльями, забегали по двору.
«Наверное, они испугались за Юкси, — подумал Нильс. — А почему они сами тоже стали как будто меньше?»
— Мартин! Слушай, Мартин! — позвал Нильс своего друга.
Но Мартин шарахнулся в сторону, а за ним — Марта и все гусята.
В это время хлопнула дверь, и из дому с фонарем в руках выбежала мать.
— Кто это там гусей выпустил? Эй, мальчик, ты что тут делаешь? — закричала она и подбежала к Нильсу.
Вдруг фонарь выпал у неё из рук.
Нильс, сыночек мой! — воскликнула она. — Отец, отец, иди скорее! Наш Нильс вернулся.
На следующий день Нильс проснулся ещё до рассвета. Он сел на кровати и огляделся. Где он? Вместо высокого неба — над ним низкий потолок. Вместо кустов — гладкие стены. Да ведь он дома! У себя дома!
Нильс чуть не закричал от радости.
И вдруг он вспомнил:
«А как же Акка Кнебекайзе? Неужели она улетит со своей стаей, и я никогда, никогда её больше не увижу?»
Нильс вскочил и выбежал во двор.
«Верно, и Мартин хочет попрощаться со стаей Акки Кнебекайзе», — подумал он и приоткрыл дверь птичника.
Мартин спал рядом с Мартой, окружённый гусятами.
— Мартин! Мартин! — позвал Нильс. — Проснись!
Мартин открыл глаза, вытянул шею и зашипел.
— Мартин! Да что ты? Ведь это я, Нильс!
Мартин недоверчиво покосился на него, но шипеть перестал.
— Мартин! Пойдём попрощаемся с Аккой! — сказал Нильс.
— Га-га-га! — ответил Мартин.
Но что он хотел сказать, — Нильс не понял.
— Ну, не хочешь — не надо!
Нильс махнул рукой и один пошёл к пруду.
Он ещё не привык к тому, что у него такие большие руки и ноги. Поэтому он старательно обошёл первый же камень, который попался ему на дороге.
— Да что это я! — спохватился Нильс и даже рассмеялся.
Он нарочно вернулся назад, перешагнул через камень, да ещё поддал его носком башмака.
На краю деревни Нильс увидел, как из дому с вёдрами в руках вышла какая-то женщина. Нильс прижался к забору. И опять рассмеялся. Ну, чего ему прятаться? Ведь теперь он мальчик как мальчик.
И он смело пошёл дальше.
Утро выдалось тихое, ясное. То и дело в небе раздавались весёлые птичьи голоса. И каждый раз Нильс задирал голову — не его ли это стая летит?
Наконец он подошёл к пруду.
В кустах испуганно зашевелились дикие гуси.
— Не бойтесь, это я, Нильс! — крикнул мальчик.
Услышав чужой голос, гуси совсем переполошились и с шумом поднялись в воздух.
— Акка! Акка! Подожди! Не улетай! — кричал Нильс.
Гуси взметнулись ещё выше, а потом построились ровным треугольником и закружились над головой Нильса.
«Значит, узнали меня! — обрадовался Нильс и замахал им рукой. — Прощаются со мной!»
А старая гусыня отделилась от стаи и полетела прямо к Нильсу. Это была Акка Кнебекайзе. Она села на землю у самых его ног и стала ему что-то ласково говорить:
— Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га!
Нильс нагнулся к ней и тихонько погладил её по жёстким перьям. Вот она теперь какая маленькая рядом с ним!
— Прощай, Акка! Спасибо тебе! — сказал Нильс.
И в ответ ему старая Акка раскрыла крылья, как будто хотела на прощанье обнять Нильса.
Дикие гуси закричали над ними, и Нильсу показалось, что они торопят Акку, зовут её скорее вернуться в стаю.
Акка ещё раз ласково похлопала Нильса крылом по плечу…
И вот она опять в небе, опять впереди стаи.
— На юг! На юг! — звенят в воздухе птичьи голоса.
Нильс долго смотрел вслед улетевшей стае. Потом вздохнул и медленно побрёл домой.
Так кончилось удивительное путешествие Нильса с дикими гусями.
Снова Нильс стал ходить в школу.
Теперь в дневнике у него поселились одни пятёрки, а двойкам туда было не пробраться.
Гусята тоже учились, чему им полагается, — как клевать зерно из деревянного корыта, как чистить перья, как здороваться с хозяйкой. Скоро они переросли Мартина с Мартой. И только Юкси остался на всю жизнь маленьким, словно он только что вылупился из яйца.