ПОГОНЯ
1
Наступило дождливое время. Всё небо было затянуто серыми скучными тучами, и солнце спряталось за ними так далеко, что никто не мог бы сказать, где оно находится. Дождь тяжело шлёпал по крыльям гусей. Гуси летели молча, не переговариваясь друг с другом. Только Акка Кнебекайзе время от времени оглядывалась назад, чтобы посмотреть, не отстал ли, не потерялся ли кто-нибудь в этой серой мокрой мгле.
Нильс совсем приуныл. Он сидел на спине у Мартина промокший до нитки и замёрзший. Даже когда стая опускалась для ночёвки, он не мог обсушиться и отогреться. Повсюду лужи, мокрая, мёрзлая земля. Под деревьями тоже не укрыться от дождя: чуть только ветер шевельнёт ветку, с неё сыплются на голову, за шиворот, на плечи крупные, как горох, холодные капли.
Голодный, дрожащий Нильс забирался под крыло Мартина и с тоской думал о том, как хорошо было бы оказаться в родной деревне Вестменхёг. Он представлял себе, как вечером в домах зажигают лампы. Все сидят у своих очагов, отдыхая после работы, а на столе дымится горячий кофе и пахнет свежим хлебом.
А ему вот приходится, скрючившись в три погибели, прятаться под крылом гуся где-то среди болотных кочек и есть гнилые орешки, подобранные с земли. Но как же ему стать человеком? Как узнать, что от него хочет гном?
Ради этого он согласился бы теперь решить все задачи в учебнике по арифметике и выучить все правила грамматики. И ведь ни с одним человеком на свете он не мог посоветоваться. Если случалось, что стая выбирала для ночёвки место на окраине села или города, Нильс никогда не отваживался даже подойти к дому, где жили люди, не то что заговорить с кем-нибудь. Разве может он теперь показаться людям на глаза!
Нет, он ни за что не позволит, чтобы над ним смеялись и рассматривали его, словно какую-то диковинную букашку. Пусть уж лучше никто из людей никогда его не увидит.
А гуси летели всё вперёд и вперёд и уносили Нильса всё дальше и дальше на север.
2
С тех пор как лис Смирре был с позором изгнан из лисьей стаи, счастье совсем покинуло его.
Отощавший и злой, бродил Смирре по лесам, не находя нигде ни еды, ни пристанища. Дошло до того, что однажды он схватил большую шишку и стал украдкой выгрызать из неё сухие зёрнышки.
— Ах, как интересно! Ах, как интересно! Смотрите все! Смотрите! Лис Смирре ест только траву и шишки! — застрекотал кто-то над его головой. — Зайцы могут спокойно танцевать на лужайке! Птицы могут не прятать больше свои яйца! Смирре никого не тронет! Смирре ест только траву и шишки!
Смирре так и заскрипел зубами от досады. Он, наверно, покраснел бы от злости и стыда, если бы и без того не был весь красно-рыжий — от кончиков ушей до кончика хвоста.
Смирре отшвырнул шишку и поднял голову.
— А, это ты, длиннохвостая сорока! Вовремя же ты мне подвернулась! Я как раз наточил себе зубы о сосновую шишку!
— Зря старался, дорогой куманёк! Мои перья не по твоим зубам! — крикнула сорока и, чтобы подразнить Смирре, спрыгнула на ветку пониже.
Это было очень неосторожно с её стороны. И сорока сразу же в этом убедилась. Не успела она вильнуть хвостом, как Смирре подпрыгнул и сгрёб её передними лапами. Сорока рванулась, забила крыльями, да не тут-то было!
— Потише, потише, ты оторвёшь мне хвост! — кричала сорока.
— Я тебе не то что хвост, я тебе голову оторву! — прошипел Смирре и щёлкнул зубами.
— Да ты же первый об этом пожалеешь! — трещала сорока, извиваясь в лапах Смирре. — Ведь если ты отгрызёшь мне голову, ты не узнаешь про новости, которые я припасла для тебя.
— Ну, какие ещё там новости? Выкладывай скорее. А то я тебя вместе со всеми твоими новостями проглочу.
— Дело в том, — начала сорока, — что здесь недавно была стая Акки Кнебекайзе…
— Что же ты, пустомеля, до сих пор молчала! — залаял Смирре. — Где стая? Говори!
— Я с величайшей радостью сообщу об этом, если ты отпустишь мой хвост, — вкрадчиво сказала сорока.
— И так скажешь! — буркнул лис и, в подтверждение своих слов, хорошенько тряхнул сороку. — Ну, отвечай! Где стая? В какую сторону полетела?
Сорока увидела, что деваться некуда.
— Они полетели к берегам Роннебю, — сказала она. — Я нарочно подслушала их разговор и поспешила к тебе навстречу, чтобы успеть тебя предупредить. Неужели в благодарность за мою дружбу ты съешь меня?
— Была бы ты жирнее, так я бы не посмотрел на дружбу, — сказал Смирре. — Уж очень ты тоща — один хвост да язык болтливый. Ну ладно, проваливай! Только если ты наврала, берегись! С неба достану. Вот тебе моё лисье слово.
И, тряхнув сороку ещё разок на прощание, лис пустился в путь.
3
К вечеру Смирре догнал диких гусей. С высокого, обрывистого берега он увидел узенькую песчаную отмель и на ней стаю Акки Кнебекайзе. Эту стаю нетрудно было узнать: ярко-белые крылья Мартина выдавали её даже издалека, даже в темноте.
Нельзя было выбрать для ночёвки место лучше этого. С одной стороны оно защищено отвесной скалой. С другой стороны — бурным потоком, по которому стремительно проносились обломки льдин.
«Нет, тебе по этой скале не спуститься, — говорил сам себе лис Смирре, глядя вниз. — Тут и лапу поставить некуда».
И вдруг Смирре навострил уши. В двух шагах от него кто-то осторожно крался по дереву. Не поворачивая головы, Смирре скосил глаза.
Маленькая юркая куница, извиваясь всем телом, скользила по гладкому стволу вниз головой. В зубах она держала задушенного птенца.
Хоть Смирре и был голоден, но добыча в зубах у куницы не вызвала у него зависти. Позавидовал он другому.
«Вот бы мне так лазить, как эта куница! — подумал Смирре. — Тогда старая Акка со своей стаей не спала бы сейчас на песочке… Но всё равно эти гуси от меня не уйдут!»
Смирре немного отошёл от дерева, чтобы куница не подумала, будто он собирается отнять у неё добычу, и приветливым голосом сказал:
— Вот приятная встреча!
Но куница решила, что будет гораздо благоразумнее, если она поднимется повыше. И она в один миг взбежала чуть ли не на самую вершину дерева.
— Куда ты? Постой! Я только хотел пожелать тебе приятного аппетита, — сказал Смирре. — Правда, меня немного удивляет, что ты при твоей ловкости довольствуешься такой мелочью… Впрочем, у каждого свой вкус.
Куница ничего не ответила.
— Всё-таки не могу тебя понять, — не унимался Смирре. — Рядом целая стая диких гусей — хватай любого на выбор! — а она с какой-то несчастной пичугой возится.
Куница уже успела расправиться со своей добычей и спустилась пониже.
— Чего же ты сам время теряешь? Врёшь, наверное, рыжий мошенник!
— Если не веришь, посмотри сама. А я и так сыт, — сказал Смирре.
Куница соскользнула с дерева и, подбежав к обрыву, заглянула вниз.
— А ведь и верно гуси! — сказала она и проворно стала спускаться по обрыву.
Смирре следил за каждым её движением.
«Хоть мне и не достанется ничего, — думал он, — зато я отомщу этим бродягам за все свои обиды».
А куница спускалась всё ниже и ниже. Она повисала то на одной лапе, то на другой, а если уж совсем не за что было уцепиться, змеёй скользила по расщелинам.
Смирре не сводил с неё глаз.
Вот куница уже у самой реки. Сейчас она доберётся до отмели…
Затаив дыхание Смирре ждал предсмертного гусиного крика.
И вдруг он увидел, что куница шлёпнулась в воду. Потом шумно захлопали крылья, и вся стая стремительно поднялась в воздух.
Смирре успел пересчитать гусей. Их было по-прежнему четырнадцать.
— Ушли! Опять ушли! — прохрипел Смирре. — Эта дура куница только спугнула их… Ну, уж с ней-то я расправлюсь! — И он защёлкал зубами.
Но когда куница снова показалась на берегу, Смирре и смотреть на неё не захотел — такой у неё был жалкий вид.
Вода потоками стекала с её длинной шерсти. Отяжелевший, намокший хвост волочился по земле. Она часто дышала, то и дело потирая голову передними лапами.
— Медведь ты косолапый, а не куница! — презрительно сказал Смирре. — Всё дело испортила.
— Да разве я виновата? — жалобно заговорила куница. — Я уже совсем рядом была, я уж и гуся себе присмотрела — самого большого, жирного, белого… А он как стукнет меня камнем по голове! Я так в воду и бултыхнулась… Подумать только — гусь, а камнями дерётся. Вот бы ни за что не поверила, если бы кто другой сказал.
— Да ты и себе не верь, — сказал Смирре. — Не гусь это. Это всё он, мальчишка проклятый!
— Какой такой мальчишка? Не выдумывай! Там одни только гуси…
Но Смирре уже не слушал её.
Он мчался вдогонку за стаей.
4
Медленно и устало сонные гуси летели над рекой. Высоко в небе светил месяц, и гуси хорошо видели, как река чёрной, блестящей лентой извивалась среди скал. Скалы сжимали её с двух сторон, преграждали ей путь завалами и наконец совсем загнали под землю. Но река и под землёй пробила себе дорогу и, вырвавшись наружу, кипящим водопадом обрушилась на дно ущелья, поднимая столбы водяной пыли и пены.
Здесь, у подножия водопада, на скользких камнях среди бушующего водоворота, гуси решили провести остаток ночи.
Нельзя сказать, что это было очень удобное место для мирного отдыха — того и гляди, унесёт бурным потоком! Зато от диких зверей убежище надёжное.
Это очень хорошо понял и Смирре, когда увидел стаю. Никогда ещё гуси не были так близко от него. И никогда до них не было так трудно добраться, как теперь.
Дрожа от голода и злости, Смирре смотрел на гусей, спавших среди бушующего потока.
На его счастье, из воды вынырнула выдра с рыбой в зубах.
«Вот кто мне поможет!» — подумал Смирре.
Медленно, чтобы не спугнуть выдру, он подошёл к ней поближе и сказал:
— Приятного аппетита!
Выдра покосилась на него и попятилась назад.
— Да ты не бойся, не бойся, ешь на здоровье! — ласково сказал Смирре. — Только, по правде сказать, я никогда бы не поверил, что ты можешь есть такую дрянь.
Выдра поспешно проглотила рыбу, облизнулась и сказала:
— По-моему, и ты был бы не прочь отведать этой рыбки.
— Нет, я предпочитаю гусятину, — небрежно ответил Смирре.
— Гусятина — это, конечно, неплохо. Но где же её взять?
— Да ты просто не видишь, что делается у тебя под самым носом, — сказал Смирре.
— А что делается? — спросила выдра.
— Поверни свою морду вон к тому большому камню, тогда увидишь. Впрочем, тебе всё равно до них не доплыть.
Выдра быстро повернулась всем телом и тут только увидела гусей. Не говоря ни слова, она нырнула в воду и поплыла прямо к камням, на которых спали гуси.
«Как это Смирре посмел сказать, что мне не доплыть до гусей!» — думала выдра, и это прибавляло ей силы.
А Смирре сидел на берегу и с завистью смотрел, как ловко она правит хвостом, как быстро перебирает лапами.
Правда, на этот раз даже выдре пришлось трудно. То и дело её отбрасывало назад, швыряло в сторону, крутило на месте. Но вот она уже у цели. Вот она уже вползает на большой камень.
— Ну, хватай же, хватай скорей! — шептал Смирре и от нетерпения переступал с лапы на лапу.
Он не очень надеялся на то, что выдра поделится с ним, но ещё больше, чем голод, его мучило желание мести.
Вдруг выдра пронзительно взвизгнула, перекувырнулась и шлёпнулась прямо в воду.
Стремительный поток сразу подхватил её, закружил, завертел и, словно котёнка, понёс вперёд.
А гуси в ту же минуту поднялись высоко в воздух и полетели прочь.
— Нет, сегодня вы у меня спать не будете, — прошипел Смирре и бросился за стаей.
Он бежал не щадя ног, натыкаясь на камни, проваливаясь в ямы. Он не видел ничего, кроме четырнадцати гусей, летевших над его головой.
С разбегу он наскочил на что-то мягкое, скользкое, мокрое.
Смирре не удержался и упал.
— Эй, эй! Полегче, приятель! — проговорил кто-то под ним.
— Тьфу, да это опять ты, мокрая выдра! — огрызнулся Смирре. — Тебе бы только в болоте сидеть, головастиков ловить… А ещё выдра называется!
— Да, тебе-то легко говорить, а я вот чуть без лапы не осталась, — заскулила выдра. — И ведь совсем уж рядом с ними была… Уже за крыло одного гуся схватила… Да вдруг точно острая колючка вонзилась мне в лапу… Вот посмотри сам, как изуродовало! — И она подняла свою раненую лапу.
И верно, перепонка между пальцами была вся изрезана и висела кровавыми клочьями.
— Опять его проделки! — сказал Смирре и, перешагнув через мокрую выдру, побежал дальше.
5
Ночь уже подходила к концу, когда измученные гуси увидели вдалеке одинокую скалу. Она высоко торчала среди других скал, как поднятый палец великана. Собрав последние силы, гуси полетели к скале.
А Смирре, тоже собрав последние силы, побежал за ними.
Но по земле путь длинней, чем по воздуху. Когда Смирре подбежал к подножию скалы, гуси уже спали на её вершине.
Опытным взглядом бывалого охотника Смирре оглядел скалу.
«Не стоит и пробовать, только ноги переломаешь! — подумал он. — Зато поразвлечь их можно».
Он сел на задние лапы, задрал кверху морду и начал выть, скулить, скрипеть зубами, щёлкать языком… А эхо трижды повторяло за ним каждый звук, так что воздух кругом дрожал и гудел.
Смирре недаром старался. Гуси проснулись, зашевелились, тревожно загоготали. Но резкий голос Акки Кнебекайзе остановил их:
— Опасности нет! Спите спокойно.
И когда гуси утихли, а Смирре замолчал на минуту, чтобы перевести дух, Акка подошла к самому краю утёса и сказала:
— Это ты тут шатаешься, Смирре?
— Да, это я, — ответил Смирре. — Не хотите ли вы нанять меня в сторожа? Тогда вас ни одна куница, ни одна выдра не потревожит. А то, боюсь, вы не очень-то выспались сегодня.
— Так это ты подослал к нам куницу и выдру? — спросила Акка.
— Не стану отпираться — я, — сказал Смирре. — Я хотел отблагодарить вас за развлечение, которое вы мне доставили в лесу на берегу озера. Только ведь каждый развлекается, как умеет: вы по-гусиному, а я по-лисьему. Впрочем, я готов помириться с вами. Если ты, Акка, бросишь мне мальчишку, которого вы с собой таскаете, я оставлю вас в покое. Вот тебе моё честное лисье слово.
— Нет, — сказала Акка, — мальчишку ты никогда не получишь. Вот тебе моё честное гусиное слово.
— Ну что ж! Тогда пеняйте на себя, — сказал Смирре. — Пока меня носят ноги, вам не будет житья. Это так же верно, как то, что меня зовут Смирре!