— Я не видел, как ты пришла.
— Ты не смотрел, — сказала она. — Ты, наверное, думал о чём-то другом. Хорошо, что я тебя нашла. Людей легко дурить. Смотри.
В их сторону двигались двое патрульных полицейских, мужчина и женщина, в белых летних рубашках, с рациями, дубинками и подозрительным взглядом. Они ещё не дошли до скамейки, а Лира уже была на ногах.
— Скажите, пожалуйста, где находится музей? — спросила она. — Мы с братом должны были встретится там с родителями, но потерялись.
Полицейский посмотрел на Уилла, и Уилл, сдерживая гнев, пожал плечами, как бы говоря «Она права, мы потерялись, глупо, не правда ли». Мужчина улыбнулся.
Женщина спросила: «Какой музей? Ашмолеан?»
— Да, именно этот, — сказала Лира, и притворилась, что внимательно слушает инструкции, которые даёт ей женщина.
Уилл встал, сказал «Спасибо», и они с Лирой пошли прочь. Они не оглядывались, но полицейские уже потеряли к ним интерес.
— Видел? — спросила она. — Если они искали тебя, то я от них отделалась. Потому что они не ищут человека с сестрой. Лучше мне оставаться с тобой, — поучительно продолжила она, когда они завернули за угол. — Одному тебе не безопасно.
Он ничего не ответил. Его сердце колотилось от ярости. Они шли в сторону круглого здания с большим освинцованным куполом, стоящего на площади, окружённой медового цвета каменными зданиями колледжей, церковью и пышнокронными деревьями над высокими стенами садов. Полуденное солнце окрашивало всё в тёплые тона, и воздух был полон ими, сам почти цвета насыщенного золотого вина. Листья не дрожали, и даже шум машин заглушался на этой маленькой площади.
Она, наконец, заметила в каком состоянии Уилл и спросила: «В чём дело?»
— Если ты говоришь с людьми, ты привлекаешь их внимание, — сказал он дрожащим голосом. — Надо быть тихим и неподвижным и они не обратят на тебя внимания. Я занимался этим всю жизнь. Я знаю, как это делать. А твой способ… ты просто показываешь себя. Не надо этого делать. Не надо этим играть. Ты несерьёзна.
— Ты так думаешь? — спросила она, и вспыхнула. — Ты думаешь, я не умею врать? Я лучшая лгунья, которая когда-либо существовала. Но тебе я не вру, и никогда не буду, клянусь. Ты в опасности, и если бы я тогда этого не сделала, тебя бы поймали. Ты не видел, как они на тебя смотрели? А ведь они смотрели. Ты недостаточно внимателен. Если хочешь знать моё мнение, это ты несерьёзен.
— Если я несерьёзен, то чего я шатаюсь, жду тебя, когда бы мог быть уже далеко?
Или прятался бы в том безопасном городе? У меня есть свои дела, но я болтаюсь тут, пытаясь тебе помочь. Не говори мне, что я несерьёзен.
— Тебе было необходимо вернуться сюда, — сказала она яростно. Никто не должен был с ней так разговаривать. Она была аристократкой. Она была Лирой. — Тебе пришлось вернуться, иначе ты никогда бы ничего не узнал про своего отца. Ты сделал это для себя, а не для меня.
Они ругались горячо, но приглушёнными голосами, из-за тишины площади и людей, прогуливающихся вокруг. Однако когда она это сказала, Уилл сразу остановился. Ему пришлось прислониться к стене колледжа рядом с ним. Он побледнел.
— Что ты знаешь о моём отце? — спросил он очень тихо.
Она ответила с той же интонацией: «Я ничего не знаю. Я просто знаю, что ты его ищешь. Это всё о чём я спросила».
— Кого спросила?
— Алетиометр, разумеется.
На то чтобы вспомнить, что она имеет в виду, у него ушло некоторое время. Он выглядел таким злым и недоверчивым, что она сняла рюкзачок и сказала: «хорошо, я покажу тебе».
Она села на бордюр газона в центре площади, нагнулась над алетиометром и начала поворачивать ручки, двигая пальцами так быстро, что за ними практически невозможно было уследить, останавливаясь на несколько секунд, пока тонкая стрелка кружилась по циферблату, вздрагивая тут и там, а потом так же быстро устанавливая стрелки в новое положение. Уилл осторожно посмотрел по сторонам, но рядом никого не было; группа туристов рассматривала увенчанное куполом знание, продавец мороженного катил свою тележку по тротуару, но на них они не смотрели.
Лира моргнула и вздохнула, как бы просыпаясь.
— Твоя мать нездорова, — тихо сказала она. — Но она в безопасности. Та леди присматривает за ней. А ты взял какие-то письма и убежал. И ещё был этот мужчина, я думаю, вор, и ты убил его. И ты ищешь своего отца, и…
— Ладно, заткнись, — сказал Уилл. — Хватит. Ты не имеешь права вот так залезать в мою жизнь. Никогда больше так не делай. Это просто шпионаж.
— Я знаю, когда надо остановиться, — сказала она. — Понимаешь, алетиометр почти как человек. Я вроде как знаю, когда он сердится, или когда есть вещи, которые он не хочет, чтобы я знала. Я как бы чувствую это. Но когда ты вчера появился из ниоткуда, я должна была спросить его кто ты, а то это могло быть небезопасно.
Мне пришлось. И он сказал, — она ещё понизила голос, — он сказал, что ты убийца, и я подумала, хорошо, всё в порядке, такому я могу верить. Но больше, до сегодняшнего дня, я ничего не спрашивала, и если ты не хочешь, чтобы я продолжала спрашивать, я обещаю, что не буду. Это не пип-шоу. Если бы я только шпионила за людьми, он бы перестал работать. Я знаю это так же хорошо, как знаю свой Оксфорд.
— Ты могла бы спросить меня, а не эту штуку. Он сказал, жив мой отец или мёртв?
— Не сказал, потому что я не спрашивала.
К этому моменту оба уже сидели. Уилл устало опустил голову на руки.
— Ну, хорошо, — сказал он, — я думаю, мы должны верить друг другу.
— Да, я верю тебе.
Уилл решительно кивнул. Он так устал, а в этом мире ни малейшей возможности поспать у него не было. Лира обычно не была так внимательна, но что-то в его поведении заставило её подумать: «Он напуган, но он преодолевает свой страх, как учил Йорек Барнисон; как я поступила у рыбного склада около замёрзшего озера».
— И ещё, Уилл, — добавила она. — Я никому тебя не выдам, обещаю.
— Хорошо.
— Однажды я поступила так. Я выдала одного человека. И это было самое худшее, что я сделала в своей жизни. Я думала, что я спасаю ему жизнь, но на самом деле я вела его в самое опасное для него место. Я ненавидела себя за это, за то что была такой глупой. Поэтому я буду очень стараться не быть легкомысленной, не забыться и не выдать тебя.
Он ничего не ответил. Он протёр глаза и с усилием моргнул, пытаясь проснуться.
— Мы не сможем пройти через окно, пока не станет поздно, — сказал он. — Нам всё равно нельзя было проходить днём. Мы не можем допустить, чтобы нас увидели. А теперь нам надо где-то шататься несколько часов…
— Я хочу есть, — сказала Лира.
Тогда он сказал: «Я знаю! Мы можем пойти в кино!»
— Куда?
— Я покажу тебе. Там можно и еды достать.
В центре города, в десяти минутах ходьбы, был кинотеатр. Уилл заплатил за вход и купил хотдоги, попкорн и Кока-колу, они взяли еду с собой и успели как раз к началу фильма.
Лира была в восторге. Она смотрел слайды, но к кино ничто в её мире её не подготовило. Она с жадностью пожирала хотдог и попкорн, пила «кока-колу» и радостно смеялась над персонажами на экране. К счастью публика была шумная, было много детей, и её восторги не вызывали подозрения. Уилл закрыл глаза и провалился в сон.
Он проснулся, услышав стук кресел, когда люди выходили, и зажмурил глаза от света. Его часы показывали четверть девятого. Лира ушла неохотно.
— Это лучшее, что я видела в своей жизни, — сказала она. — Не понимаю, почему в моём мире этого не придумали. Кое-что у нас лучше, чем у вас, но это лучше, чем что-либо, что у нас есть.
Уилл даже не мог вспомнить, о чём был фильм. На улице всё ещё было светло, и улицы были оживлены.
— Хочешь посмотреть ещё фильм?
— Да!
И они пошли в другой кинотеатр, пару сотен метров за углом. Лира забралась с ногами на кресло, сжав колени, а Уилл опять отключился. Когда они вышли на это раз, было уже почти одиннадцать — гораздо лучше.
Лире опять хотелось есть, так что они купили гамбургеров с тележки, и съели их по дороге — что тоже было для неё в новинку.
— Мы всегда едим сидя. Я никогда раньше не видела, чтобы люди шли и ели, — сказала она ему. — Это место так сильно отличается от моего мира. Например, машины. Они мне не нравятся. Но мне нравится кино и гамбургеры. Они мне очень нравятся. И этот Мудрец, профессор Мэлоун, научит свой аппарат использовать слова. Я уверена. Я приду туда завтра и посмотрю как у неё дела. Думаю, что смогу помочь ей. Я, наверное, смогу уговорить Мудрецов дать ей деньги, которые она хочет. Знаешь, как мой отец сделал это? Лорд Азраэль? Он разыграл их…
Пока они шли по Бенбери, она рассказала ему о той ночи, когда она спряталась в шкафу и смотрела, как Лорд Азраэль показывает Мудрецам отрубленную голову Станислава Граммана в вакуумной фляге. И так как Уилл был хорошим слушателем, она продолжила, и рассказала ему остальную часть истории, от момента её побега из квартиры госпожи Коултер, до того страшного момента, когда она поняла, что привела Роджера к смерти в ледяных утёсах Свельбарда. Уилл слушал без замечаний, но внимательно, с сочувствием… Её рассказ о путешествии на воздушном шаре, о панцирных медведях и ведьмах, о мстительной руке Церкви казался частью его собственного прекрасного сна о прекрасном городе у моря, пустом, тихом и безопасном: это просто не могло быть правдой.
Но, в конце концов, они дошли до кольцевой дороги и грабовых деревьев. Сейчас транспорта было мало: где-то одна машина в минуту, не больше. И окно было тут.
Уилл почувствовал, что улыбается. Всё будет в порядке.
— Подожди, пока не будет машин, — сказал он. — Я иду туда.
И секундой позже он уже стоял на траве под пальмами, и ещё через пару секунд Лира последовала за ним.
Они чувствовали себя снова дома. Тёплая ночь, аромат цветов и моря и тишина успокаивающе омывали их.
Лира потянулась и зевнула, а Уилл почувствовал, как с его плеч свалился груз, который он носил весь день, не замечая того, как этот груз почти вдавливал его в