Чудесный нож — страница 26 из 54

Если она скажет Оксфорд, это будет легко проверить. Но и про другой мир она тоже сказать не может. Эти люди опасны; они сразу захотят узнать больше. Она вспомнила единственное известное ей другое название в этом мире: город Уилла.

— Винчестер, — сказал она.

— Ты дралась, не правда ли, Лира? — спросил инспектор. — Откуда у тебя эти синяки? У тебя синяк на щеке, и на ноге тоже — тебя кто-нибудь бьёт?

— Нет, — сказала Лира.

— Ты ходишь в школу, Лира?

— Да. Иногда, — добавила она.

— Ты не должна была быть сегодня в школе?

Она ничего не ответила. Ей становилось всё более и более неуютно. Она посмотрела на профессора Мелоун, стоящую с напряжённым и совсем невесёлым лицом.

— Я просто пришла сюда к профессору Мелоун, — сказал Лира.

— Ты сейчас живёшь в Оксфорде, Лира? Где ты живёшь?

— Недалеко, — сказала она. — У знакомых.

— Какой у них адрес?

— Точно не помню. Найти могу легко, а вот название улицы запомнить не могу.

— Кто эти люди?

— Просто друзья моего папы, — ответила она.

— А, понимаю. Как ты нашла профессора Мелоун?

— Мой папа — физик, и он её знает.

Стало легче, подумала она. Она начала расслабляться и лгать более свободно.

— И она показала тебе над чем она работает?

— Да. Эта штука с экраном… Да, всё это.

— Ты интересуешься наукой?

— Да. В основном физикой.

— Собираешься стать учёным, когда вырастешь?

Этот вопрос заслуживал озадаченного взгляда, что и получил. Инспектор не смутился. Его бледные глаза метнулись к женщине, а потом обратно к Лире.

— И тебя удивило то, что показала тебе профессор Мелоун?

— Да, немного, но я знала чего ожидать.

— Из-за отца?

— Да. Он занимается тем же.

— Ясно. Ты что-нибудь в этом понимаешь?

— Немножко.

— Значит, твой отец занимается тёмной материей?

— Да.

— И он забрался так же глубоко, как профессор Мелоун?

— Не совсем так же. Он может сделать что-то лучше, но эта штука со словами на экране — у него такой нет.

— Уилл тоже живёт с твоими друзьями?

— Да, он…

И тут она остановилась. До ней сразу дошло, что она сделала ужасную ошибку.

Они тоже это поняли, и сразу же вскочили на ноги, чтобы помешать её убежать, но каким-то образом профессор Мелоун оказалась у них на пути, и сержант споткнулась и упала, загородив дорогу инспектору. Это дало Лире время выскочить из комнаты, захлопнув за собой дверь, и помчаться к лестнице.

Двое мужчин в белых халатах вышли из очередной двери, и она врезалась в них.

Пантелеймон вдруг стал вороном, кричащим и бьющим крыльями, и настолько ошарашил их, что они подались назад и она вырвалась из их рук и слетела по последнему лестничному пролёту в вестибюль как раз в тот момент, когда швейцар положил трубку и загромыхал за стойкой, крича: «Эй ты, стой!»

Но дверка, которую ему надо было открыть, была с другой стороны стойки, и Лира добралась до вращающейся двери до того как он смог выбраться и схватить её.

А сзади неё открывались двери лифта и из них выбегал бледноволосый мужчина, такой быстрый, сильный…

Но дверь не поворачивалась! Пантелеймон закричал на неё: они вертели не в ту сторону!

Она вскрикнула от страха и развернулась, изо всех сил бросившись на тяжёлое стекло, заставляя его двигаться, и оно двинулось как раз вовремя, чтобы миновать захват швейцара, который при этом оказался на пути у бледноволосого, поэтому Лира сумела выскочить наружу до того, как они смогли пробраться.

Через дорогу, не обращая внимания на машины, визг тормозов и шин; в щель между высокими домами, и опять дорога, с двухсторонним движением. Но она мчалась наперерез, увёртываясь от велосипедов, а за ней бежал бледноволосый мужчина и он был страшен.

В сад, через ограду, сквозь кусты — Пантелеймон скользил над ней стрижом, крича ей в какую сторону бежать; спрятаться за угольным контейнером, слыша, как пробегает мимо бледноволосый, и не было слышно, чтобы он задыхался, он был так быстр; и Пантелеймон сказал: «Теперь обратно! Обратно к дороге…»

Она выползла из своего тайника и побежала обратно через газон, через парковые ворота, на открытое пространство Бенбери, и опять рванулась наперерез, и опять шины визжали по дороге; и она забежала на тихую, обрамлённую деревьями улочку Сады Норхема с высокими Викторианскими домами, возле парка.

Она остановилась, чтобы отдышаться. Возле одного из садов была высокая изгородь, с низким бордюром, на который она села, как можно глубже забившись в кусты.

— Она помогла нам! — сказал Пантелеймон. — Профессор Мелоун встала у них на дороге. Она на нашей стороне, а не на их.

— Ой, Пан, — сказала она. — Я не должна была упоминать Уилла. Мне надо было быть осторожнее…

— Не надо было приходить, — сказал он жёстко.

— Я знаю. И это тоже…

Но у неё не было времени ругать себя, потому что Пантелеймон перепорхнул на её плечо, сказал «Осторожно, сзади…», и сразу же превратился в сверчка и юркнул к ней в карман.

Она вскочила, готовая бежать, и увидела, как к тротуару рядом с ней тихо подкатила большая тёмно-синяя машина. Лира напряглась, готовясь рвануть в любую сторону, но заднее стекло машины опустилось, и оттуда выглянуло лицо, которое она узнала.

— Лиззи, — сказал старик из музея. — Как приятно снова видеть тебя. Тебя куда-нибудь подбросить?

И он открыл дверь и сдвинулся, освобождая место рядом с собой. Пантелеймон ущипнул её сквозь тонкий хлопок, но она сразу же залезла в машину, сжимая рюкзак, и мужчина наклонился через неё и захлопнул дверь.

— Ты, как будто, торопишься, — сказал он. — Куда ты хочешь поехать?

— В Саммертаун, — сказала она, — пожалуйста.

Водитель был в фуражке. И всё в машине было гладким, и мягким, и мощным, а запах одеколона старика заполнял всё пространство. Машина съехала с тротуара и совершенно бесшумно покатила по улице.

— Так чем же ты занималась, Лиззи? — спросил старик. — Узнала что-нибудь новое об этих черепах?

— Да, — сказала она, изгибаясь чтобы посмотреть в заднее стекло. Нигде ни следа бледноволосого. Она ускользнула! А теперь он её не найдёт, теперь она в безопасности, в мощной машине с таким богатым человеком. Она почувствовала победную икоту.

— Я тоже занимался исследованиями, — сказал он. — Один мой знакомый антрополог рассказал мне, что у них в коллекции есть ещё черепа, такие же как на стенде.

Некоторые из них очень старые. Неандертальские, понимаешь.

— Да, я тоже слышала об этом, — сказала Лира, не имея ни малейшего представления о чём он говорит.

— А как поживает твой друг?

— Какой друг? — встревожено спросила Лира. Неужели ему она тоже рассказала о Уиле?

— Друг, у которого ты живёшь.

— А, да. Просто прекрасно, спасибо.

— Чем она занимается? Она археолог?

— О… Она физик. Она изучает тёмную материю. — сказала Лира, всё ещё не очень контролируя ситуацию. В этом мире оказалось тяжелее врать, чем она думала. И была ещё одна вещь, изводившая её. Этот старик кого-то очень напоминал, но кого?

— Тёмная материя? — тем временем говорил он. — Как захватывающе! Я видел что-то по этому поводу сегодня в Таймс. Вселенная заполнена этой загадочной субстанцией, и никто не знает что это? И твоя подруга за этим следит, не так ли?

— Да, она много об этом знает.

— А чем ты занимаешься заниматься дальше, Лиззи? Тоже собираешься заняться физикой?

— Возможно, — ответила Лира. — Смотря по обстоятельствам.

Шофёр легко кашлянул и притормозил.

— Вот мы и в Саммертауне, — сказал старик. — Где тебя высадить?

— О, просто вон там, у магазинчика Оттуда я дойду, — сказала Лира. — Спасибо.

— Поворачивал налево, в Южный проезд, Алан, и потом направо, — сказал старик.

— Хорошо, сэр, — сказал шофёр.

Через минуту машина тихо остановилась у общественной библиотеки. Старик открыл дверь со своей стороны, так что Лире пришлось перебраться через его колени чтобы выйти. Было много места, но почему-то неудобно, а касаться его она не хотела, каким бы милым он не был.

— Не забудь рюкзак, — сказал он, протягивая его ей.

— Спасибо, — сказала она.

— Надеюсь, мы ещё увидимся, Лиззи, — сказал он. — Передавай примет своему другу.

— До свидания, — сказала она и постояла на тротуаре, пока машина не повернула за угол и не исчезла из виду, прежде чем тронуться к грабовым деревьям. У неё были подозрения на счёт бледноволосого и она хотела посоветоваться с алетиометром.


Уилл перечитывал письма своего отца. Он сидел на террасе, вдалеке раздавались крики детей, ныряющих в гавани, а он читал чёткие строчки на тонких листах почтовой бумаги, пытаясь представить себе человека, который написал их, и снова и снова прочитывая упоминание о ребёнке, о себе.

Он загодя услышал бегущую Лиру. Он положил письма в карман и встал, и практически мгновенно подбежала Лира, с дикими глазами, с Пантелеймоном в форме дикой рычащей кошки, слишком обезумевшим, чтобы прятаться. Лира, которая плакала чрезвычайно редко, рыдала от ярости; её грудь вздымалась, зубы скрежетали, и она бросилась к нему, схватив его за руки, и закричала: «Убей его!

Убей его! Я хочу чтобы он умер! Если бы Йорек был здесь! Ой, Уилл, я поступила неправильно, мне так жаль…»

— Что? Что случилось?

— Старик — он, он просто грязный вор. Он украл его, Уилл! Он украл мой алетиометр!

Этот противный старик в дорогом костюме и со слугой за рулём. О, я такого натворила сегодня утром, я…

И она зарыдала так безутешно, что он подумал, что сердца действительно разбиваются, и её сердце уже трещит; она упала на землю, дрожа от рыданий, а Пантелеймон стал волком и горько завыл.

На другой стороне гавани дети бросили свои дела и, заслоняясь от солнца, пытались высмотреть что происходит. Уилл присел рядом с Лирой и потряс её за плечо.

— Хватит! Хватит плакать! — сказал он. — Расскажи всё с самого начала. Какой старик? Что произошло?