Ли и Грамман были на шестьсот метров выше их, и недалеко от входа в ущелье. Как только они доберутся, они смогут сдерживать солдат до тех пор, пока не закончатся патроны. Но у них была только одна винтовка.
— Они гонятся за мной, мистер Скорсби, — сказал Грамман, — не за вами. Если отдадите мне винтовку и сдадитесь, вы останетесь в живых. Это дисциплинированные войска. Вы будете военнопленным.
Ли пропустил это мимо ушей и ответил:
— Пошли вперёд. Доберёмся до ущелья и я удержу их у входа, пока вы будете пробираться насквозь. Я вас сюда притащил не для того, чтобы сдать с рук на руки этим ребятам.
Люди внизу двигались быстро, они были обучены и отдохнули. Грамман кивнул.
— Не хватило сил уничтожить четвёртый, — сказал он, и они быстро укрылись в ущелье.
— Только скажите мне, прежде чем уйдёте, — сказал Ли, — потому что я не успокоюсь, пока не узнаю. На какой стороне я сражаюсь, я не могу сказать, да и не особо беспокоюсь. Просто скажите мне: то, что я делаю, это поможет Лире или навредит ей?
— Это поможет ей, — ответил Грамман.
— И ваша клятва. Вы не забудете, о чём поклялись мне?
— Я не забуду.
— Потому что, доктор Грамман, или Джон Парри, или как бы вы себя ни называли в каком бы то ни было мире, вам следует знать: я люблю эту девочку, как родную дочь. Если бы у меня был собственный ребёнок, я бы не мог любить его больше. И если вы нарушите клятву, то, что останется от меня, будет преследовать то, что останется от вас, и вы проведёте остаток вечности, сожалея о том, что явились на свет. Такова моя клятва.
— Я понимаю. И я дал вам своё слово.
— Это всё, что я хотел знать. Идите. И удачи вам.
Шаман протянул свою руку, и Ли пожал её. Затем Грамман повернулся и направился вверх по ущелью, а Ли огляделся в поисках лучшей позиции.
— Только не за большим валуном, Ли, — сказала Хестер. — Ничего не увидишь справа, и они смогут обойти нас. Прячься здесь.
В ушах Ли звучали звуки, которые не имели ничего общего с полыханием леса внизу, или с надрывным рёвом цеппелина, пытающегося подняться в воздух. Эти звуки пришли из его детства, и из Аламо. Сколько раз он со своими друзьями играл в эту героическую битву на развалинах форта, играя по очереди за шведов и французов!
Теперь его детство возвращалось, чтобы отомстить ему. Он вынул кольцо Навахо, принадлежавшее его матери, и положил его рядом на камень. В тех детских играх Хестер часто бывала кугуаром или волчицей, и пару раз гремучей змеёй, но чаще всего птицей-пересмешником Теперь…
— Хватит спать, лучше осмотрись, — сказала она. — Это не игра, Ли.
Люди, карабкавшиеся вверх по склону, рассыпались и двигались уже не так быстро, потому что они видели ситуацию так же ясно, как и он. Им придётся захватить ущелье, и они понимали, что один человек с винтовкой способен задержать их надолго. За ними, к удивлению Ли, цеппелин всё ещё пытался подняться. Возможно, он потерял часть плавучести, а может, у него заканчивалось топливо, но, так или иначе, он ещё не поднялся, и это натолкнуло Ли на идею.
Он улёгся поудобнее, прицелился из своего старого винчестера, пока в прицеле не показалась опора левого двигателя, и выстрелил. Солдаты, карабкавшиеся к нему, подняли головы, и секунду спустя мотор неожиданно взревел, после чего так же неожиданно завыл и затих. Цеппелин стало сносить набок. Ли слышал, как завывает второй двигатель, но теперь аппарат был беспомощен.
Солдаты остановились и укрылись, как только могли. Ли мог пересчитать их, что он и сделал: двадцать пять. У него было тридцать пуль.
Хестер подползла к его левому плечу.
— Я буду присматривать за этой стороной, — сказала она.
Распластавшись на сером камне, с ушами, лежащими вдоль спины, она и сама выглядела, как маленький камень, серо-коричневая и ничем не выделяющаяся, если не считать глаз. Хестер вовсе не была красивой: она была настолько обыкновенной и непритязательной, какой только могла быть зайчиха, но её глаза были изумительного золотисто-орехового цвета, с прожилками нежно-коричневого и мягко-зелёного.
А теперь эти глаза смотрели на последний ландшафт, который им предстояло увидеть: пустынный грубый каменистый склон, а за ним — пылающий лес. Ни единой травинки, ни единого зелёного пятнышка, на котором мог бы отдохнуть глаз.
Её уши шевельнулись.
— Они разговаривают, — сказала она. — Я слышу, но не могу понять.
— Русский, — ответил он. — Они собираются напасть все вместе и бегом. Это для нас хуже всего, так что это они и сделают.
— Целься получше, — сказала она.
— Обязательно. Но, чёрт побери, Хестер, я не люблю убивать.
— Мы или они.
— Нет, всё иначе, — сказал он. — Они или Лира. Я не понимаю как, но мы связаны с этой девочкой, и оттого счастлив.
— Тот солдат слева собирается стрелять, — сказала Хестер, и, пока она говорила, снизу раздался треск, и кусочки камня отлетели от валуна, лежавшего в шаге от неё. Пуля просвистела дальше в ущелье, но она не шевельнула и мускулом.
— Что ж, это облегчает задачу, — сказал Ли, и тщательно прицелился.
Он выстрелил. Видно было только маленькое синее пятнышко, но он попал. С воплем солдат отлетел назад и умер.
А затем начался бой. В течение минуты треск винтовок, свист рикошетирующих пуль, удары пуль о разлетающиеся камни заполнили долину, отражаясь от скал и от стен ущелья. Запах кордита, а затем и горячий запах от разбитых в порошок камней смешались с запахом дыма от горящего леса, пока не начало казаться, что весь мир вокруг пылает.
Валун, за которым укрылся ли, вскоре был иссечен царапинами и вмятинами, и каждый раз, когда в него попадали пули, он ощущал этот удар. Однажды он заметил, как ветер от пролетевшей пули расшевелил шерсть на спине у Хестер, но она не шевельнулась. И он не прекратил стрелять.
Первая минута была яростной. А после неё, когда наступило затишье, Ли обнаружил, что ранен: на камне под его щекой была кровь, и его рука, и затвор винтовки были красными.
Хестер проползла вокруг осмотреть.
— Ничего страшного, — сказала она. — Пуля поцарапала скальп.
— Ты считала, сколько упало, Хестер?
— Нет. Слишком хорошо пряталась. Заряжай, пока есть возможность, малыш.
Он откатился за камень и заработал затвором. Было жарко, и кровь, что свободно стекала с его головы, засыхала на механизме. Он аккуратно поплевал на него, и тот стал ходить плавнее.
Затем он вернулся на позицию, и прежде, чем он даже успел осмотреться, в него попала пуля.
Это было похоже на взрыв в левом плече. Несколько секунд он отключился, но затем пришёл в себя, с бесчувственной и бесполезной левой рукой. Боль была ещё впереди, и она ещё не придала ему храбрости, но эта мысль дала ему силы сфокусировать свой разум на стрельбе.
Он положил винтовку на мёртвую и бесполезную руку, которая ещё недавно была полна жизни, и аккуратно прицелился: один выстрел… два… три, и каждая пуля нашла свою цель.
— Как дела? — пробормотал он.
— Отлично стреляешь, — прошептала она в ответ, очень близко от его щеки. — Не останавливайся. За тем чёрным валуном…
Он посмотрел, прицелился, выстрелил. Солдат упал.
— Чёрт, это такие же люди, как я, — сказал он.
— Никакой разницы, — сказала она. — Всё равно продолжай.
— Ты веришь ему? Грамману?
— Да. Прямо спереди, Ли.
Выстрел: ещё один человек упал, и его деймон истаял, как свеча.
Затем было долгое молчание. Ли покопался в карманах и нашёл ещё несколько пуль.
Пока он перезаряжал, он почувствовал что-то, столь редкое, что его сердце чуть не остановилось — он почувствовал, как мордочка Хестер прижалась к его собственному лицу, и он ощутил её слёзы.
— Ли, это всё я виновата, — сказала она.
— Почему?
— Скраелинг. Я сказала тебе забрать кольцо. Если бы не это, мы бы не были в такой ситуации.
— Ты думаешь, я всегда делал только то, что ты мне говорила? Я взял его, потому что ведьма…
Он не закончил, потому что его нашла ещё одна пуля. В этот раз она попала ему в левую ногу, и, прежде чем он успел моргнуть, третья пуля снова чиркнула ему по голове, словно ему к черепу прижали раскалённую докрасна кочергу.
— Недолго осталось, Хестер, — прошептал он, стараясь не шевелиться.
— Ведьма, Ли! Ты сказал, ведьма! Помнишь?
Бедная Хестер, она теперь лежала, а не напряжённо прижималась к земле, как она делала всю его взрослую жизнь. И её прекрасные орехово-золотые глаза тускнели.
— Всё ещё прекрасные, — сказал он. — О, Хестер, точно, ведьма. Он дала мне…
— Именно. Цветок.
— В нагрудном кармане. Достань его, Хестер, я не могу двигаться.
Это было нелегко, но она вытянула маленький алый цветок своими сильными зубами и вложила его ему в руку. С огромным усилием он сжал кулак и сказал, — Серафина Пеккала! Помоги мне, прошу тебя…
Движение внизу: он отпустил цветок, прицелился, выстрелил. Движение прекратилось.
Хестер теряла сознание.
— Хестер, не смей уходить прежде меня, — прошептал Ли.
— Ли, я не могла бы покинуть тебя ни на секунду, — прошептала она в ответ.
— Думаешь, ведьма придёт?
— Обязательно. Надо было позвать её раньше.
— Много чего надо было сделать раньше.
— Может быть…
Ещё один треск, и в этот раз пуля ушла куда-то глубоко внутрь, в поисках сердца.
Он подумал: «Она не найдёт его там. Моё сердце — Хестер.» И он увидел что-то синее внизу по склону, и попытался направить туда ствол.
— Вон тот, — выдохнула Хестер.
Ли обнаружил, что курок очень тугой. Вообще, всё было очень тугим. Ему пришлось нажимать три раза, и лишь на третий получилось. Синяя форма покатилась вниз по склону.
Опять долгая тишина. Боль потихоньку теряла свой страх перед ним. Она была, как стая шакалов, кружащих, вынюхивающих, подходящих ближе, и он знал, что они не оставят его, пока не обглодают его до костей.
— Остался один, — пробормотала Хестер. — Он… отступает к цеппелину.