— Так что вот, — сказала она, — если хотите, настройте эту машину как надо, и она будет писать слова. Тогда вы сможете говорить с Тенями так же, как я с алетиометром. Но я не понимаю вот чего: почему люди в моем мире ее ненавидят? Ее — в смысле, Пыль. Или Тени. Невидимое вещество, скрытую массу. Они хотят разрушить ее. Считают, что она — зло. Но мне кажется, что зло делают они сами. Я видела, как они его делают. Так какие же они, Тени? Злые, добрые или еще какие-нибудь?
Доктор Малоун потерла щеки, и они стали еще краснее, чем прежде.
— Все это ужасно неловко, — сказала она. — Ты знаешь, как неловко толковать о добре и зле в научной лаборатории? Имеешь об этом хоть какое-нибудь представление? Между прочим, я стала ученым еще и потому, что не хотела больше думать об этих вещах.
— О них нельзя не думать, — сурово заявила Лира. — Вы не можете изучать Тени, Пыль — называйте как хотите — и не думать про добро, зло и всякие такие вещи. И не забывайте: Тени сказали, что вы должны что-то сделать. Вы не можете отказаться. Когда вашу лабораторию закроют?
— Комиссия по финансированию решит это в конце недели… А что?
— Значит, сегодняшний вечер у вас еще есть, — сказала Лира. — Вы могли бы настроить ваши приборы так, чтобы на экране вместо картинок получались слова. Вам это будет нетрудно. Тогда вы сможете удивить членов комиссии, и они дадут вам денег на продолжение. А еще вы сможете разузнать все про Пыль и рассказать мне. Понимаете, — объяснила она с легким высокомерием, точно герцогиня, жалующаяся на нерадивую горничную, — алетиометр не говорит мне всего, что я хочу знать. Но вы могли бы для меня это выяснить. А то мне, наверное, придется попробовать китайский способ, с палочками. Но вообще-то с картинками легче работать. Во всяком случае, мне так кажется. Могу я это снять? — добавила она, взявшись за прикрепленные к ее голове электроды.
Доктор Малоун дала ей тряпочку, чтобы вытереть гель, и убрала провода.
— Так ты уходишь? — спросила она. — Да уж, благодаря тебе мне теперь будет о чем подумать.
— Вы сделаете так, чтобы на экране получались слова? — сказала Лира, надевая рюкзачок.
— По-моему, важнее сейчас закончить предложение для комиссии, — отозвалась доктор Малоун. — Давай лучше поступим вот как. Приходи завтра сюда опять. Сможешь? Примерно в это же время? Я хочу кое-кому тебя показать.
Лира прищурилась. Уж не ловушку ли ей готовят?
— Ну ладно, — наконец ответила она. — Но не забудьте, есть вещи, про которые мне надо узнать.
— Да, конечно. Только приходи обязательно!
— Хорошо, — сказала Лира. — Раз обещала, значит, приду. Думаю, я смогу вам помочь.
И она ушла. Дежурный внизу мельком глянул на нее и снова вернулся к своей газете.
— Нуньятакские раскопки, — сказал археолог, поворачиваясь на вертящемся стуле. — За последний месяц ты уже второй, кто ими интересуется.
— А кто был первым? — спросил Уилл, мгновенно насторожившись.
— По-моему, он журналист, хотя точно сказать не могу.
— И зачем он вас об этом спрашивал?
— Его интересовал один из членов исчезнувшей экспедиции. Это ведь случилось в разгар «холодной войны». Слыхал про «звездные войны»? Да нет, ты для этого слишком молод. Американцы и русские понастроили по всей Арктике кучу громадных радарных установок… Ну ладно, так чем я могу тебе помочь?
— Понимаете, — сказал Уилл, стараясь не выдавать своего волнения, — я хочу побольше разузнать об этой экспедиции. Мы в школе проводим исследование на тему о доисторических людях. Я прочитал о пропавших путешественниках, и мне стало любопытно.
— Как видишь, не тебе одному. В ту пору их исчезновение вызвало много шуму и толков. Я поднял все тогдашние материалы для журналиста, про которого тебе говорил. Это были не настоящие раскопки, а лишь предварительное изучение местности. Нельзя начинать копать, пока не убедишься, что игра стоит свеч, и эта группа должна была проверить несколько мест и написать отчет. Всего в ней было человек шесть. Иногда такие экспедиции устраиваются совместно с учеными других специальностей — скажем, с геологами или еще кем-нибудь, чтобы поделить расходы. Они ищут свое, а мы свое. В этом случае в группу включили физика. По-моему, он изучал особые атмосферные явления. Ну, знаешь, северное сияние и всякие такие штуки. У него с собой были воздушные шары с радиопередатчиками. А еще в группе был один бывший моряк. Профессиональный путешественник. Они ведь отправлялись в почти неизведанный район, а белые медведи в Арктике всегда опасны. Археологи кое-что умеют, но стрелять нас не учили, и хороший стрелок, который вдобавок может сориентироваться по карте, разбить лагерь и принять решение в трудной ситуации, бывает в таких экспедициях очень полезен. Но все они вдруг куда-то пропали. Они поддерживали радиосвязь с местной научной станцией, но однажды сообщение от них не пришло, и больше никто ничего не слышал. Тогда разыгралась метель, но в этом не было ничего необычного. Спасатели отыскали их последний лагерь, более или менее нетронутый, хотя провизию уже съели медведи, но от людей не осталось и следа. Боюсь, это все, что я могу тебе рассказать.
— Понятно, — произнес Уилл. — Спасибо. А этот… э-э… журналист, — добавил он, остановившись на пороге, — вы сказали, что его интересовал один человек. Кто именно?
— Тот самый бывший моряк. По фамилии Парри.
— А как он выглядел? В смысле, журналист?
— Да зачем тебе это?
— Затем… — Уилл не смог придумать правдоподобное объяснение. Он пожалел, что задал свой вопрос. — В общем-то низачем. Я просто так спросил.
— Насколько я помню, он был крупным блондином. С очень светлыми волосами.
— Ага, спасибо, — сказал Уилл и повернулся к двери.
Археолог молча проводил его взглядом, слегка нахмурившись. Уилл увидел, как он потянулся к телефону, и быстро покинул здание.
На улице он заметил, что дрожит. Так называемый журналист был одним из тех, кто приходил к нему домой, — высокий человек с такими светлыми волосами, что казалось, будто у него нет ни бровей, ни ресниц. Именно он появился на пороге гостиной после того, как Уилл, сбив с ног его товарища, сбежал вниз по лестнице и перепрыгнул через лежащее на полу тело.
Но журналистом он, конечно, не был.
Неподалеку оказался музей. Держа блокнот на виду, Уилл вошел внутрь и уселся в галерее, увешанной картинами. Он сильно дрожал; его мутило от вновь нахлынувшего сознания того, что он убил человека, что он убийца. До сих пор он крепился, но теперь его силы почти иссякли. Как ни крути, а он отнял у человека жизнь.
Он просидел неподвижно с полчаса, и это были, наверное, худшие полчаса за весь его недолгий век. Люди входили и выходили, разглядывали картины, переговаривались тихими голосами, не замечая его; музейный смотритель, сложив руки за спиной, постоял на пороге зала минуту-другую и медленно двинулся прочь, а Уилл боролся с грызущим его изнутри ужасом и не мог даже шевельнуть пальцем.
Постепенно он успокоился. Он ведь всего лишь защищал мать! Они ее пугали; зная, в каком она состоянии, они все равно не давали ей покоя. Он имел право защищать свой дом. Отец остался бы доволен его поведением. Он сделал это потому, что иначе было нельзя. Он должен был остановить их, не дать им украсть зеленый кожаный несессер. Он сделал это ради того, чтобы потом найти отца; разве у него не было на это права? Уилл снова вспомнил о своих детских играх, в которых он представлял себе, как они с отцом спасают друг друга от надвигающейся лавины или от кровожадных пиратов. Что ж, теперь игра превратилась в реальность.
«Я найду тебя, — мысленно пообещал он. — Ты только помоги мне, и я найду тебя, и мы вместе станем ухаживать за мамой, и все будет хорошо…»
Как бы там ни было, а ему удалось найти отличное убежище — такое, где его никто никогда не найдет. И несессер с хранящимися в нем бумагами (которые он до сих пор не успел прочесть) тоже в безопасности, лежит под матрацем в Читтагацце.
Наконец он заметил, что люди вокруг устремились к выходу. Они покидали музей; смотритель объявил, что через десять минут он закроется. Уилл собрался с духом и встал. Он нашел дорогу на Хай-стрит, где была юридическая контора, и подумал, не зайти ли туда, несмотря на свой недавний отказ. Ведь по телефону адвокат говорил вполне дружелюбно…
Он уже почти решился перейти улицу и открыть дверь в контору, но вдруг остановился.
Из машины напротив вылезал высокий человек с белесыми бровями.
Уилл тут же свернул в сторону и притворился, будто от нечего делать разглядывает витрину соседнего ювелирного магазинчика. Наблюдая за отражением в стекле, он увидел, как блондин осмотрелся, поправил узел галстука и вошел в юридическую контору. Как только он очутился там, Уилл с громко бьющимся сердцем зашагал прочь. Опасность подстерегала его повсюду. Он двинулся к университетской библиотеке, куда вскоре должна была прийти Лира.
Глава пятаяПИСЬМА С АЛЯСКИ
— Уилл, — сказала Лира.
Она произнесла его имя тихо, но он все равно вздрогнул. Девочка сидела рядом с ним на скамейке, а он даже не заметил, как она появилась.
— Где ты была?
— Я нашла своего ученого! Ее зовут доктор Малоун. И у нее есть приборы, через которые можно видеть Пыль, и она сделает так, чтобы с Пылью можно было поговорить…
— Я не заметил, как ты пришла.
— Ты не смотрел, — сказала она. — Наверно, задумался о чем-то другом. Хорошо, что я тебя отыскала. Слушай, людей легко обманывать. Вот, гляди…
К ним направлялся полицейский патруль — мужчина и женщина, в летних белых рубашках с коротким рукавом; дети увидели у них на поясе рации и дубинки, увидели их подозрительные глаза. Не успели взрослые дойти до скамейки, как Лира уже вскочила и заговорила с ними.
— Простите, вы не объясните нам, как найти музей? — сказала она. — Там нас с братом должны ждать родители, но мы заблудились.
Полицейский взглянул на Уилла, и тот нехотя пожал плечами, словно говоря: что поделаешь, она права. Как это ни глупо, мы действительно потерялись. Мужчина улыбнулся. Женщина сказала: